Фото из Twitter Mediapart

В парижском Théâtre de la Ville прошел массовый сеанс борьбы с коррупцией. По призыву журналистов сайта Mediapart разобраться с «чумой государств и бичом народов» пришли несколько тысяч человек. Многие, к сожалению, не попали в зал. Организаторам в следующий раз придется арендовать стадион.

А в этот раз выступали: легендарный генеральный прокурор Палермо Роберто Скарпинато, французские журналисты, социологи, антрополог, экономист, философ, адвокат, бывший трейдер, бывший сыщик, бывший судья. В первом ряду весь вечер тихо сидела мадам министр юстиции Кристин Тобира, которая явилась по своей воле, и никого не трогала.

«Организованное меньшинство держит в руках пассивное общество», — начал Эдви Пленель, президент Mediapart. Он сказал, что этот вечер был задуман для того, чтобы «нас (общество) мобилизовать, нас разбудить» перед лицом мафиозной опасности, которая «захватывает легальное пространство в политике и экономике». По словам Пленеля выходило, что французское общество, готовое митинговать по любому поводу без выходных и праздников, находится в спячке. (Если французы спят — что тогда делаем мы? Изредка подаем робкие признаки жизни?)

Пленель продолжил про «приватизацию и мафиезацию нашей жизни» (речь о Франции). Идея организовать такой вечер, сказал Пленель, появилась после того, как сразу три известных журналиста написали книги о коррупции1. Но не было бы повода, собрались бы просто так – ведь молчать больше нельзя. «Потому что Франция сложила оружие перед организованной финансовой преступностью». И «по сравнению с 80-ми», к которым относится первое громкое дело2, касающееся крупной фигуры (Ширака), произошел «большой коррупционный скачок». А значит, пообещал Пленель, эта встреча не будет последней.

После вступления Пленеля собрали первый круглый стол, который стал вести журналист Фабрис Арфи, автор книги о коррупции. Арфи говорил, что, в общем, власть готова бороться с коррупцией, вот только почему-то крупные дела тянутся годами. И тормозятся с самого начала.

Жан-Поль Филипп, бывший сотрудник антикоррупционной бригады парижской полиции, рассказал, как 10.02.1995 двенадцать часов проторчал перед дверью Дидье Шуллера, большой шишки в области политики и экономики. «Руководство играло со мной в пинг-понг, — вспоминает сыщик. – Одни давали разрешение на проникновение в жилище, другие запрещали». Тем временем Шуллер улетел на Багамы.

С тех пор порядки мало изменились.

Журналист Арфи задает вопрос Эрику Альту, бывшему судье:

— Можете ли вы сказать, что Франция является страной с независимой судебной системой?

— Это будет тяжело…, — робко замечает Альт. – Еще нет. Еще нет.

И вспоминает о желании президента Ширака «придать правосудию больше независимости». А потом о желании Саркози (тоже не сбывшемся) создать Большую Независимую Национальную Прокуратуру: «Но эта идея была тут же забыта, и из всей реформы осуществили только один пункт – упразднили должность судьи-следователя». Зал смеется. Министр юстиции Тобира смеется.

— Франция – редкая страна, где решение о том, нужно ли открывать дело о налоговом мошенничестве принимает исполнительная власть. Точнее, министр бюджета. Это называется «задвижка Берси»3.

Шанталь Кютажар, которая возглавляет группу по исследованию коррупции в Университете Страсбурга, говорит, что особенно забавно было наблюдать, как заело эту задвижку в деле о налоговом мошенничестве министра бюджета Каюзака (2013). Кютажар обращается к министру юстиции Тобира, и словно бы жалеет ее: «Конечно, есть борьба между вашим министерством юстиции и Берси. Но, к несчастью, Берси побеждает… И поэтому «задвижка Берси» остается».

Сицилийский прокурор

На сцену вызывают Роберто Скарпинато, «последнего из анти-мафиозных прокуроров», человека, который двадцать лет «живет под постоянной полицейской защитой». Выходит высокий длинноволосый седой красавец в идеальном сером костюме.

— Добрый вечер, — говорит Скарпинато. — В течение примерно двадцати лет я занимаюсь расследованиями, касающимися коррупции, мафии и политических убийств… За эти годы я потерял нескольких дорогих друзей и компаньонов по работе. Последними были судьи Джованни Фальконе и Паоло Борселлино, которых взорвали в мае и в июле 1992-го. В каком-то смысле я себя характеризую как случайно уцелевшего. Работа у меня много забрала, но много и дала. Она отняла у меня /…/ возможность смотреть на жизнь и на человечество простым взглядом. Но она позволила мне понять функционирование властной машины и секрет ее вырождения… В начале карьеры, когда я был молодым судьей, я думал, что существует демаркационная линия между криминальным миром и миром порядочных людей. Но год за годом я осознавал, что два мира связаны тысячами секретных дорог… Идя по следам крови, по следам капитала и мафии, я натыкался на людей, восседавших на вершине мира, и не вызывавших никаких подозрений у общества… Я судил сенатора Джулио Андрeотти, который 7 раз был председателем совета министров и 22 раза министром, и который был признан виновным в пособничестве мафии. В апреле этого года я арестовал в Ливане Марчелло дель’Утри, создателя партии Forza Italia, правую руку Сильвио Берлускони. Я занимался расследованием, которое привело к осуждению президента региона Сицилия Сальваторе Куффаро. Я добился ареста одного из шефов итальянских спецслужб Бруно Контрада и одного из шефов полиции по фамилии Дантоне. Я занимался расследованием дела архиепископа католической церкви. Церковники использовали Банк Ватикана, чтобы отмывать деньги мафии. Я мог бы продолжать этот список, в котором сотни людей, находящихся на вершине власти – в Италии, и за границей. Но это заняло бы примерно час.

Эти уголовные дела демонстрируют, как при помощи обмана и сохранения «секретов» маленькие властные группы спекулируют на невежестве народа.

Если секреты власти – инструменты коррупции и яд демократии, то главные антитела от этой отравы – полностью независимый суд и свободная демократическая пресса. В этом смысле Италия – страна экстремальных противоположностей. С одной стороны наша коррупция одна из самых страшных в Европе, и мы – родина мафии. С другой стороны, наш суд и наша полиция – самые сильные в Европе в делах противодействия коррупции и мафии. В своей работе мы также можем рассчитывать на часть прессы, которая остается независимой.

Одна из сильных сторон Италии, по сравнению с другими европейскими странами, состоит в том, что у нас есть Конституция (1948 г.), которая гарантирует автономию суда и прокуратуры…

Их активность вызывает жестокую реакцию правящего класса… Наступление политического класса на тех осуществляется по трем фронтам.

Первый фронт – пропаганда в медиа. Многие политики, среди которых и бывший премьер Сильвио Берлускони, обвиняют судей, расследующих дела мафии, в том, что судьи политизированы и злоупотребляют властью.

Вот краткий список выражений, которые использовали в медиа итальянские политики по отношению к суду: убийцы, террористы, преступники, сектанты, садисты, истязатели, извращенцы, продажные, чудовищные грешники, лгуны, узурпаторы процесса, камни на дороге демократии; мелкие людишки, которым нужна психиатрическая помощь…

Второй фронт– проталкивание законодательных реформ, с целью поставить прокуратуру под контроль правительства… До сих пор такие попытки проваливались — благодаря сопротивлению некоторых политиков, и мобилизации тысяч и тысяч граждан, воодушевленных свободной прессой…

И третий фронт — модификация уголовного кодекса. Начиная с 1990 года, власти одобрили серию законов, которые позволили многим политикам избежать тюремного заключения.

Коррупционеры, осужденные на срок до 4 лет, могут вместо тюрьмы попасть под опеку социального педагога. В последние годы образовалась целая группа важных депутатов, которые утром трудятся в парламенте на благо Отечества, а после обеда едут к социальным педагогам, которые должны преподавать им уроки законности.

Несмотря на все это, национальная битва с коррупцией продолжается. Сотни политиков и чиновников арестовываются каждый год… Благодаря закону о конфискации имущества коррупционеров и мафии, государство вернуло в коллективную собственность десятки миллиардов евро. Лично мне с 2006 по 2010 год удалось конфисковать имущества на 3,5 млрд евро. Это произошло, в том числе, и благодаря сотрудничеству с Банком Италии, который создал специальное бюро, расследующее отмывание грязных денег.

Счетная палата оценивает ежегодные потери страны от коррупции в 60 миллиардов…

Как вы, наверное, уже поняли, у нас идет борьба между легальной и нелегальной страной. Италия одна из самых интересных лабораторий в мире, где идет борьба с беззаконием власти в разных его формах. Это тотальная битва, в которой гибнут сотни людей (судей, полицейских, политиков, информаторов, журналистов), и на кону будущее нации…

Но было бы ошибкой считать, что это только итальянская история. В итальянской лаборатории /…/ виден глобальный процесс… Я надеюсь, что наш опыт борьбы против коррупции и олигархического вырождения власти будет подхвачена в других странах…

Когда прокурор Скарпинато заговорил о том, что другие страны должны перенимать итальянский опыт, я вспомнил, как президент России на днях посещал в Милане своего друга Сильвио.

Вспомнил, и вздохнул с облегчением. Итальянский опыт не будет утрачен.

Новая порода хищников

В процессе олигархического вырождения власти участвуют «новые хозяева мира». Эти «хищники» «находятся на вершине международного финансового капитализма» и используют политиков для приватизации общественных институтов.

«Тот же политический класс, который занимался разрушением и захватом общественных институтов, сегодня проповедует ультралиберальную «религию», согласно которой все общественное неэффективно, а все частное рентабельно и полезно для граждан, — говорит Скарпинато. — Итальянский опыт показывает, что во многих случаях приватизация общественных институтов приводит только к обогащению группы капиталистов и политиков…

— Потрясающая речь Роберто Скарпинато, — говорит ведущий следующего «дискуссионного блока», журналист Антуан Пейон, поднимаясь на сцену. – Будем надеяться, что дух Роберто повлияет и на нашего министра юстиции (Роберто как раз садится во второй ряд, за спину Кристин Тобира).

— Нет во Франции фигур первого плана, оказавшихся в тюрьме, — вздыхает Пейон. – И это очень беспокоит.

Ведущий переходит к «новой породе хищников»: «…Наш коллега, бывший корреспондент «Монд» в Лондоне Марк Рош написал книгу, которая называется «Банкстеры». И ведь Рош – человек либеральных экономических взглядов».

Экономист Франсуа Моран рассказывает про олигополию, которую создали 28 системных банков: захватили рынок и манипулируют всеми. «Как мы пришли к этой немыслимой ситуации? – спрашивает Моран. И вспоминает три этапа короткого пути: «1. Либерализация валютного рынка в 70-е годы 2) либерализация кредитного рынка и рынка долгов в 80-е 3) либерализация рынка капиталов в середине 90-х. Результат – глобализация монетарных и финансовых рынков. Банки достигли размеров новых рынков и стали системными. И теперь эти системные банки становятся виновниками системных кризисов». Моран призывает государства «выйти из-под монетарной зависимости» от системных банков.

Но кто это будет делать? — спрашивает социолог Моник Пинсон-Шарло, которая «вот уже тридцать лет» вместе с мужем изучает олигархию. Пинсон-Шарло, которой «пришлось поучаствовать в десятках светских ужинов в особняках, расположенных в лучших кварталах Парижа», съела с высшим классом пуд соли.

— Эти люди, — говорит она, — старые деньги, представители потомственных буржуазных и знатных семей, оккупировали высшие должности во всех областях… «Междусобойчик» культивируется с самого раннего возраста: и даже дружба и юношеская любовь происходят в кругу подобных…

— Вот кто-то спрашивал, — продолжает Пинсон-Шарло. — Как можно быть сначала министром юстиции (Я НЕ О ВАС ГОВОРЮ! – кричит она в сторону Тобира), а потом стать министром сельского хозяйства?! А я объясню. Можно, и очень просто. Потому, что если ты внутри властной системы, ты становишься поливалентным.

— Интересы класса стали интересами общества. Нет закона и права, есть ИХ закон и право! – заканчивает Пинсон-Шарло. — Даже среди депутатов нынешнего, так называемого «социалистического парламента», наемные работники составляют меньше 2%.

— Либеральная мистификация состоит в том, что «частные пороки создают общественную добродетель», — подключается философ Синтия Флёри. – Оруэлл говорил о том, что существуют три стадии развития коррупции: когда люди не хотят называть вещи своими именами; когда они больше не могут этого делать; и последняя – когда они называют вещи своими именами, а это никого не интересует.

Многие из собравшихся в Théâtre de la Ville интеллектуалов считают, что Франция уже перешла к третьей стадии.

Что тут можно сказать? Приезжайте к нам в Россию, друзья.

Мы вам покажем, чего тут у нас добился друг Сильвио.

P.S.В финале организаторы призвали публику не впадать в отчаяние. А зайти на сайт Mediapart и подписать воззвание «МЫ, ГРАЖДАНЕ, ПРОТИВ КОРРУПЦИИ». Граждане предлагают меры: независимость прокуратуры, криминализация коррупции… массовый набор судей, полицейских, таможенников и налогов агентов, отмена «задвижки Берси»…, превентивная конфискация незаконно приобретенного имущества…, банковский закон, устанавливающий настоящее разделение между деньгами вкладчиков и спекулятивными фондами.

Зачитав послание, журналисты просят у министра Тобира принять меры.

Тобира пока что молча улыбается.

1 Fabrice Arfi, «Предприимчивость» (издательство Calmann-Lévy), Benoît Collombat, «Секретная история патроната» (La Découverte), Antoine Peillon, "Коррупция" (Seuil).

2 Впрочем, так и не ставшее причиной для разбирательства в 2000-м.

3 Берси — здание, где сидят чиновники министерства экономики и министерства бюджета.