В воскресенье экс-председателя российского отделения TI Елену Панфилову выбрали вице-президентом международной организации. Это успех: до сих пор россияне руководящих должностей в TI не занимали. А главное, это отнюдь не пустая формальность — вице-президент и президент, по сути, вдвоем координируют работу организации в течение года.

О том, как прошли выборы, чем теперь предстоит заняться и что ждет российскую Transparency International , Елена ПАНФИЛОВА рассказала «Новой газете».

— Расскажите, пожалуйста, о процедуре выборов. Кто выбирает президента и вице-президента, на какой срок?

— Голосуют 98 аккредитованных отделений и еще 32 индивидуальных члена — люди, которые не входят ни в одно из отделений, а только в саму организацию. Как правило, это заслуженные личности. В этом году на собрание приехали 125 человек — они и проголосовали.

Президента и вице-президента Transparency International выбирают раз в три года. Это действительно важное событие, потому что президент и вице-президент — это не свадебные генералы. Они реально руководят организацией все время в промежутке между собраниями, которые проходят раз в год. У нас горизонтальная организация: нет штаб-квартиры или центрального офиса, который шлет всем указания. Есть только секретариат в Берлине — им тоже руководят президент и вице-президент.

— А важно, откуда именно вы руководите? Вам не придется теперь переезжать?

— Нет, этого я не должна. Моя задача — наладить работу. А в Берлине у нас есть исполнительный директор, там очень хорошие сотрудники. Опять же — у нас горизонтальная структура, поэтому нет какого-то единого центра, и я могу заниматься всем этим из России.

— На чем теперь вы сконцентрируетесь? На международной работе или на первом месте все равно российское отделение?

— Свою новую должность я на самом деле ощущаю как очень важное задание, поэтому буду заниматься международной работой в первую очередь. А российское отделение теперь возглавляет Антом Поминов — я передала ему полномочия еще в июле. И раз этого никто особо не заметил, значит, мы все сделали правильно: не сбавили обороты. Наоборот — с тех пор мы открыли новое представительство в Барнауле.

У нас давно создана отличная команда, которая способна сама без особого указания сверху справляться со всем, что мы делаем.

Но это все не значит, конечно, что теперь я заброшу российские проблемы. Буду делить свое время пополам.

— Вы говорите про международное направление — какие там основные проблемы?

— У нас сейчас на повестке три главных темы. Организации уже 21 год, поэтому первая задача ­— закрепление результатов той работы, которая была сделана. Мы, например, добились, чтобы многие государства, где правовая обстановка не очень, приняли антикоррупционное законодательство. Но часто это бывает так: они законы-то приняли, но что-то не очень их исполняют. То ли не умеют, то ли не хотят. Вот с этим надо бороться.

Второе — это наша глобальная кампания «Нет безнаказанности». Даже там, где законодательство безупречно работает, коррупционеры иногда уходят от ответственности с ловкостью фокусников. Но если им удается уйти от каких-то государственных санкций, мы должны об этом писать, говорить. Чтобы коррупционеры понимали, что мы о них знаем и следим за ними.

А третье направление связано с молодежью. Понимаете, сейчас у людей все чаще опускаются руки. С одной стороны, они активны в своих требованиях — чтобы чиновники не брали взяток, чтобы не рассовывали по карманам публичные деньги. С другой — люди просто не знают, что для этого делать. Поэтому мы большое внимание уделяем разным образовательным программам.

— Скажите, в новой должности вам легче будет решать те проблемы, с которым сталкивается российское отделение Transparency International ?

— Пока не знаю, как это все скажется на моей профессиональной и гражданской активности здесь. Но проблем у российской организации много, и их надо решать. Прежде всего — над нами, как и над другими НКО, дамокловым мечом висит закон об «иностранных агентах». Но здесь как раз международный опыт помогает.

Одна из резолюций, которую мы приняли на этом годовом собрании, касается проблемы сжимающегося пространства для свободы деятельности. Резолюцию предложил мой коллега из Шри-Ланки, мы начали ее обсуждать. И знаете, у меня возникло мощное ощущение дежавю. По всему залу стали вставать представители разных стран — от Уганды до Венгрии, от Бангладеш до Колумбии — и рассказывать, какие законы действуют у них. И такое впечатление, что все они говорили про Россию.

Везде принимаются законы, направленные на то, чтобы ограничить деятельность НКО. Как будто есть тайная комната, где правительства встречаются и передают друг другу проекты законов.

— А какие еще сложности у российской TI — кроме закона об «иностранных агентах»?

— Масса проблем, и правовых, и операционных: на нас постоянно шикают, нам не отвечают на наши запросы, не предоставляют информацию. Но мы все равно работаем.

— Как реально могут помочь иностранные коллеги и принятые резолюции? Ведь российский закон об «иностранных агентах» как действовал, так и действует?

— Резолюция — это рамочная вещь. Но она подразумевает, например, следующее: если мы знаем, что правительство какой-то страны готовит закон, ограничивающий НКО, мы должны попытаться это остановить. Мы должны начинать кампанию в защиту. В России мы должны делать так, чтобы дурные законы пересматривались и отменялись. В конце концов, у нас есть главный суверен — люди. И если мы не можем убедить в чем-то правительство, надо убеждать людей.

Они должны понять, что гражданский антикоррупционный контроль не может быть во вред стране. Он во вред только людишкам, которые воруют деньги или уничтожают природу. Вообще-то антикоррупционная деятельность — это на самом деле очень патриотичная деятельность.