Человек с возрастом удаляется от Земли. Ребенок — рядом с ней. Он легко падает и встает. Зрелый — наступает на нее уверенно, не задумываясь, что он гость, а не хозяин. Старик ходит осторожно, не только потому, что он близорук и хрупок. Земля далеко внизу. Он готовится оторваться от нее.
Мой друг — астрофизик и космолог, исследователь волновой структуры Солнечной системы и автор концепции волновой Вселенной — оторвался от Земли, будучи еще молодым кандидатом наук, рассчитывая в Дубне траектории искусственных спутников и нерукотворных небесных тел.
На Земле ему было тесно.
Он жил в мире бесконечности, опровергающем придуманные конечными людьми пределы, в не отмеренном никем времени и в пространстве непостижимого.
Альберт Михайлович Чечельницкий всегда уходил за грань познанного, как тот чудак на старинной гравюре, который, головой (уникальной, без сомнения) пробив сферу полагаемого, увидел полный мир.
Чечельницкий видел полный мир свободно. Настолько свободно, что его расчеты и предсказания, которые со временем оправдываются, заставляют тех, кто к этому готов, усомниться в традиционно принятых (подразумевается — незыблемых) представлениях об устройстве Вселенной. А кто не готов — тот и не ввязывается в научный спор с ним, и потому что контраргументов немного, и чтобы не потревожить научный олимп идеями, которые могут поставить под сомнение то, что считается предпочтительной истиной.
Альберт Михайлович, при недлинной своей жизни, не уставал повторять, что никого не опровергает, но лишь идет своей дорогой, и на этой дороге он встречает удивляющие вещи.
Более чем тридцатилетний опыт общения с ним и его лестное подозрение, что я сметлив (тоже, впрочем, никого не опровергающее), позволяет мне попытаться рассказать о мире Чечельницкого, несмотря на тщетные мои попытки представить непредставимое.
Абстрактному восприятию того, о чем раз в месяц, приезжая из Дубны, рассказывал Алик, все-таки помогали зрительные образы — Солнце, звезды, Млечный Путь, который можно наблюдать, глядя в ночное ясное небо, лежа под вишней и подложив руку под голову.
— Неужто эта красота нигде не кончается?
— Нигде, — неожиданно вмешивается Чечельницкий.
— И время беспредельно?
— Разумеется.
— А скорость имеет предел?
— Он нам неведом. Известны скорости, многократно превышающие скорость света.
— Но жизнь конечна?
— Твоя — да. И моя. (Что он уже, к сожалению, доказал.)
— И все эти видимые звезды и невидимые нами галактики устроены разумно?
— При чем здесь разум? Они устроены по своему образу и подобию. И укладываются в концепцию волновой Вселенной. Все объекты микромира: атом, ядра, элементарные частицы — это динамические системы, которые можно описать волновыми уравнениями. Солнечная система тоже волновая. Дальше наша Галактика, другие галактики, Мегагалактика…
— А что в центре мира, как его ни называй? Что-то сверхплотное, тяжелое, темное, невидимое — пугающее? То, что некоторые твои коллеги угрожающе назвали черной дырой? Может, потому мы такие, какие есть? Ведь она не излучает свет.
— Черные дыры, — говорит Алик, словно извиняясь, — из стремления к экзотике превратились в довольно процветающую область существования, а дыр, похоже, все нет.
— И чем сердце успокоить?
— Тело в центре галактики невероятно огромно — свыше ста миллионов масс Солнца. Оно обычной звездной плотности и радиусом в два с половиной раза больше, чем расстояние от Земли до Солнца. Это светлый объект, дружище! Именно. Оно, это таинственное светило, определяет жизнь и судьбу звезд, Солнца, планеты Земля и Человека.
— Оно подобно нам?
— Мы подобны ему.
— Почему в поисках Бога, или обращаясь к Нему, мы смотрим в небо над головой? Правда, каждый в свою сторону (Земля — шар). Человек, придумал религию, потому что ужаснулся перед Космосом или в надежде на его помощь? И что значит «по образу и подобию»?
— Вопрос содержит ответ: «по подобию образа», — говорит Алик и растворяется в темноте.
— Мы одиноки во Вселенной? — кричу я ему вдогонку и сразу понимаю некорректность вопроса. Он-то одинок. Но хочется верить, что, может быть, где-нибудь в галактике М-67 есть его собрат, который в таком же синем кримпленовом пиджаке со значком, обозначающим принадлежность к высшему астрономическому сообществу, и голубой рубахе с расстегнутым воротом вычисляет возможность нашего существования. И когда-нибудь они встретятся — одинаковой плотности, подобные и совершенно разные.
Придуманный диалог — результат упрощения того, о чем в своих трудах, хорошо известных в астрофизических кругах, писал Альберт Михайлович. И волновое устройство Вселенной, и сверхсветовые скорости, и плотность и размер центрального тела Галактики (мысль, которую разделяет знаменитый британский ученый Стивен Хокинг), и идея изоморфизма микро- и мегамира, и доминантные элитные орбиты, и эскизная разработка феномена близкодействия как причины тяготения. Это и многое, о чем я не упомянул, что в состоянии удивить, повергнуть в шок, восхитить оригинальностью мысли и серьезностью расчетов, — содержится в книгах Чечельницкого, напечатанных редактором Э. Абадеевым в дубнинском издательстве «Терра — Книжный клуб». Крохотным, что поделаешь, тиражом.
Альберт Михайлович возник в моей жизни благодаря материалу об Анатолии Витальевиче Дьякове — астрономе и метеорологе из алтайского поселка Темиртау, единственном специалисте, предсказавшем страшные засухи 1971–1972 годов и бесчисленное количество климатических возмущений на суше и на море. Последователь Вернадского, Чижевского, Клоссовского, он полагал активность космоса, в особенности Солнца (точнее, экваториальных солнечных пятен с их повышенным выбросом энергии), определяющей изменения погоды на земле. Изменение ионизации и как следствие ее — сближение атмосферных потоков, вызывает аномальные явления в природе: бури, тайфуны, засухи или непомерные холода.
Очерк «Одинокий борец с земным тяготением» вызвал однозначную реакцию в Госгидромете, прогнозы которого краткосрочные, не говоря о долговременных, породили милый анекдот: советские метеорологи ошибаются только в дате. Огромная государственная машина со многими тысячами сотрудников выдавала часто сомнительные результаты, а тут какой-то экстравагантный любитель в гетрах и бабочке среди деревенского алтайского пейзажа дает прогнозы, с высокой точностью оправдывающиеся не только через три дня, но и через три месяца. Без ЭВМ и спутников.
Экстравагантный — согласен, а вот любитель — не точно. Дьяков закончил астрономическое отделение Одесского университета и был принят академиком Игорем Таммом на свой курс в МГУ, диплома которого не получил, поскольку перед защитой был сослан в Сибирь за вольные высказывания. Там и продолжил самообразование.
При чем здесь Чечельницкий? Он увидел в Дьякове великого одиночку, который, не вступая в бесконечные дискуссии, делал свое дело. Его прогнозами пользовались корабли слежения за космическими пусками, многие крупные хозяйства Сибири, селекционные станции, иностранные государства, которым он посылал за свой счет телеграммы с прогнозами.
Для Алика, как и для Дьякова, продуцирование оригинальных мыслей, хоть бы они и не пробивали себе дорогу немедленно, было важнейшим условием жизни.
Чечельницкий посетил ученый совет в Госгидромете и выступил там в защиту Дьякова и его идей, а потом пришел ко мне в упомянутом синем кримпленовом пиджаке, и мы проговорили до глубокой ночи. В это время он был увлечен идеей расчета предсказания природных катастроф. Он приносил мне бумаги с прогнозами (правда, только по широтам, на долготы не хватало машинного времени, которым его одаривали коллеги в Дубне). Многие предсказания оправдывались: землетрясения, цунами, невероятные штормы. Накануне встречи советского и американского президентов на Мальте он сказал мне, что в этих широтах ожидается климатическая аномалия. Так, помним, и случилось.
Эти упражнения были для него скорее игрой, развлечением, которым он баловал себя и друзей. По-настоящему его занимала концепция волновой Вселенной, над которой он работал долгие годы.
Однажды осенью более пятнадцати лет назад он появился на пороге мастерской со словами:
— Старик, колоссальная история! Спрячь это на много лет, только не потеряй.
На листе бумаги были расчеты и результаты полета в дальний космос американских аппаратов «Вояджер». Я спрятал. Через годы он попросил меня найти эти бумаги. Теперь, чтобы ничего не напутать своим непросвещенным умом, процитирую серьезного научного обозревателя из подмосковного космического города Королева, кандидата технических наук Николая Дорожкина:
«Шедевры науки «Вояджер-1» и «Вояджер-2» были запущены в 1977 году. «Вояджер-1» давно вышел на орбиту Плутона и удаляется от центрального региона Солнечной системы. С конца 2003 года, как пишут авторитетные научные журналы Nature и Science и пресс-служба NASA, приборы аппарата воспринимают нечто странное. Авторы публикаций называют такие явления, как анизотропия, резкое изменение скорости и других параметров плазмы. Появляется этот феномен, названный Termination Shock, при прохождении «особых зон», находящихся на расстоянии 90,5 астрономической единицы (АЕ) — расстояний от Земли до Солнца (декабрь 2006 г.), и 94,5 (АЕ). «Вояджер-2» тем временем вторгся в пределы, преодоленные первым аппаратом, и на основе посылаемых им данных Харуки Вашими из Калифорнийского института геофизики планет, используя компьютерное моделирование, получил интересные результаты, как пишет Astrophisical Journal от 1 декабря 2007 года». «Модель Вашими предсказывает местоположение границы примерно в 90 раз дальше от Солнца, чем Земля, — пишет директор Института геофизики и планетарной физики Генри Занк. — Это поистине замечательное достижение, учитывая огромные сложности физики, временные и пространственные рамки изменчивости солнечного ветра».
Достижение, в самом деле, замечательное.
Но еще замечательнее, что и сам феномен, и его расстояние от Солнца были предсказаны еще в 1992 году. Автор — известный астрофизик и космолог, член COSPAR Альберт Чечельницкий. Для определения сущности феномена он предложил более точные профессиональные термины: «плазменный барьер», «стоячая ударная волна», «транссфера»… Более того, расположение феномена относительно Солнца им предсказано очень точно: «стоячая ударная волна, внутри которой находится гелиосфера, — пишет Чечельницкий в своей книге «Вояджер-1»: Время Предвидения и Время Именин» (Дубна, 2005), — будет обнаружена на гелиоцентрическом расстоянии a = 90,447 (AЕ)». Другую стоячую волну на расстоянии а = 90,5 (АЕ) он предсказал тоже невероятно точно.
Концепция волновой астродинамики, проверенная автором с множеством наблюденных и экспериментальных данных, позволяет ему утверждать:
«Есть уверенность в том, что и другие космические аппараты, летящие к звездам, встретят транссферу на том же самом месте — на а = 90,5».
Какое место в наше время должен занимать человек, на дюжину лет опередивший современную астрофизику, выдвинувший за жизнь десятки интересных, спорных (как же иначе), но не бессмысленных идей, в то время, когда и одной принятой и раскрученной достаточно для славы и успеха? Думаю, весьма приличное место, соответствующее его дару. Мало предвидеть рассвет, надо об этом прокукарекать. И вот его друзья собирают деньги на билет в Вашингтон на серьезную астрофизическую конференцию, куда Альберт Михайлович приглашен с докладом. Чечельницкий докладывает. Аудитория чрезвычайно заинтересована. Зовут в разные научные центры выступать по поводу будущих открытий «Вояджера» и концепции волновой Вселенной, но виза кончается, и он возвращается в офис нашей американской подруги, режиссера-документалиста Шерри Джонс, ночует там на канцелярском столе, добирается до аэропорта пешком, поскольку денег на автобусный билет у него не было, и улетает домой, оставив после себя шлейф восхищения и недоумения.
В Москве о его успехе узнал узкий круг друзей и специалистов. Однако Альберт Михайлович словно и не замечал отсутствия коллективного интереса к своим работам. Он был занят постоянно и продуктивно: думал и писал книги, в которых кроме формул с цифрами были и буквы со словами.
«Физика и космология не религия, требующая безусловного преклонения перед рукотворным и привычным «Символом Веры». Все творения человеческого разума должны быть открыты для критического и конструктивного анализа».
Работы Чечельницкого хотелось бы перечислить, чтобы подтвердить вам работоспособность и широту оригинального ума. Но их слишком много — от монографии «Экстремальность, устойчивость, резонансность в астродинамике и космонавтике» 1982 года до прошлогоднего томика «Феномен близкодействия — причина тяготения».
К тому же я в состоянии их назвать и частично понять. Но пересказать так, чтобы вы поняли, я не в состоянии. Разве взять что-нибудь не очень астрофизическое, а такое, скажем, где знания об устройстве мира помогают ему заглянуть не в бездну пространства, а в бездну времени — в далекое прошлое. И увидеть там знаки, ранее никем не связанные между собой в заманчивую и совершенно фантастическую идею, которую Чечельницкий предлагает мыслящему человеку не только для упражнения ума.
В свое время автор концепции волновой Вселенной, работая со Львом Николаевичем Гумилевым, объяснял ему, что источник «пассионарных толчков», заставляющих массы людей развязывать войны, устраивать революции, совершать великие переселения, находится не только (да и не столько) на Земле. Космогенные шоки, которые, на наше счастье, случаются не часто, меняют картину мира. Это надо учитывать. Он и учитывает, демонстрируя свои приводящие в изумление версии древней истории. Точнее, географии. Конкретно: Атлантида («Вызов Платона: Atlantida Incognita») и колыбель человеческой цивилизации («ПраИстория начинается у пределов мира») находились не на современном Ближнем Востоке, а на Дальнем!
Чечельницкий привлекает огромное количество данных, связанных с историей и астрономией, применяет методы палеолингвистики, чтобы удивить сообщением, что Атлантиду следует искать в районе Аляски и что Геркулесовы столбы — это, по-видимому, нынешний Берингов пролив. Правда, описанная Платоном долина была ориентирована в направлении север–юг, а долина Юкона, которую предлагает Чечельницкий в качестве кандидата, тянется с востока на запад.
Но до космогенного шока, погубившего Атлантиду, полюс находился в Гудзоновом заливе, — уверяет Чечельницкий, — и ориентация по сторонам света теперь изменилась. Тогда ось вращения планеты практически совпадала с осью эклиптики… На Земле не было чередований времен года. Аляска находилась в зоне вечной весны. Природная катастрофа, по его гипотезе, произошла в 9500 году до нашей эры, что почти точно совпадает с датой события по Платону.
В книге о ПраИстории (от которой оторваться нет никакой возможности) автор переносит, или, точнее, находит, аргументы, чтобы на Дальний Восток перенести события, которые мы традиционно, и не всегда без натяжек, прописываем на Ближнем.
«В книге есть вещи, за которые меня будут морально убивать. Однако есть объективный закон — анализ информации сам ведет исследователя. И независимо от авторских пристрастий получается, что Сибирь и особенно Дальний Восток есть континент Прародины. Там зарождалась человеческая цивилизация».
Начав искать Дильмун — райскую обитель бессмертия, — он пришел к выводу, что это вовсе не Бахрейн, как принято думать, а Камчатка. Другие выводы поражают не меньше…
Эта книга и другие его работы — вызов. (Как и сам Чечельницкий!) И призыв — ищите, копайте. Но ведь и аргументов добыто и осмыслено им немало.
Нет, интересная жизнь еще не закончилась. Друг и брат парадоксов витает над нами, пока рождаются и живы одинокие борцы с земным тяготением, одинокие исследователи земного тяготения, и сохраняется интерес к ним со стороны одинокой читающей публики.
Хочется верить Чечельницкому. И надо. Ничего, что идей на одну жизнь много. Это неординарная жизнь. Мне обаятельна попытка Альберта Михайловича пробить головой сферу полагаемого и взглянуть, что там за ней. А вдруг там что-то есть?
— Есть, старичок! — слышится мне его уверенный голос.
Имеющие уши и близкодействующие мозги тебя слышат, Алик.
