Почти двадцать лет назад на чемпионате мира в Стокгольме я не нашел ничего лучшего, как обратиться к Тихонову с просьбой рассказать о памятных для него местах столицы Швеции. О вылетевшей в четвертьфинале нашей команде говорить не хотелось, да и редакционное задание предполагало беседу вокруг чемпионата с кем-нибудь из знаковых фигур. Виктор Васильевич вопросу слегка удивился, но «гидом» оказался вполне компетентным, в свою очередь удивив меня тем, что любимое место оказалось там, где ловят форель у Королевского дворца. Но такие разговоры — чтобы не о хоккее — случались редко.
Он же армейский и динамовский одновременно — сочетание, не часто встречающееся, и оттого еще более монументальное. Послевоенный воспитанник армейского футбола и хоккея (сначала был хоккей с мячом, а уже потом с шайбой) после трех чемпионских званий в знаменитой «команде летчиков» ВВС МВО десять лет играл за столичное «Динамо», а как тренер оформился в «Динамо» рижском — динамовский перекос в карьере сильно раздражал армейских ревнителей, да и на характер отпечаток наверняка наложил.
Снимков, на которых Тихонов улыбается, — немного, можно по пальцам перечесть. Профессия сама по себе не очень улыбчивая, к безмятежности не располагающая, но по строгости выправки он любому мог дать фору, и здесь оказавшись максималистом, причем совершенно естественным — просто он так себя ощущал. Произвести впечатление — это не про Тихонова, он предпочитал дело делать, держать максимальный уровень, и ради этого не щадил никого, в том числе и себя. Отсюда все его величие и все его противоречия, подлинные и мнимые ошибки, лишь подчеркивающие весомость и неоднозначность личности Виктора Васильевича Тихонова — человека, трижды приводившего сборную СССР к олимпийскому золоту, восемь раз — к выигрышам чемпионатов мира, а команду ЦСКА — к 13 (!) подряд победам в чемпионате страны.
Конечно, нравится это кому или нет — конец 70-х и 80-е годы прошлого века в хоккее, и не только в отечественном, были эпохой Тихонова. На него, выведшего из турнирных подвалов заштатное рижское «Динамо», сделали ставку дряхлеющие советские вожди, уже упускавшие страну, но цеплявшиеся в том числе за хоккей — как за игру, любимую народом и олицетворяющую победительную державность. Хоккей должен был поддерживать идеологию, в конце 70-х это была уже непосильная нагрузка, но 47-летний Виктор Тихонов вызов принял, принявшись заново сколачивать «красную машину». От великих предшественников его отличали отсутствие харизмы и жесткость подходов: гармонию поверял алгеброй, резал по живому, расставаясь с именитыми ветеранами, не давал поднять голову никому из конкурентов, выжимая все соки из провинции, — других команд, кроме ЦСКА и сборной страны, для него не существовало. Они должны были быть лучшими всегда и во всем, цена оказалась чрезмерно высокой, но Тихонов знал, во имя чего он это делает. Советская система титанические усилия оценила, но тут важно понять, что оценила и страна, готовая многое простить за счастье быть лучшей на планете. Хотя бы в хоккее.
Конечно, он тоже проигрывал, и громко — тот же Лейк-Плэсид-1980 с американским «чудом на льду» вошел в число знаковых событий столетия. Но были и эпические Кубок вызова-1979, и Кубок Канады-1981 (тот самый, без оставленного в Москве и погибшего Валерия Харламова), и вообще по соотношению побед и поражений почти полтора десятка лет равных Виктору Тихонову в мире не было, это факт. Как факт и то, что в ЦСКА были собраны практически все сильнейшие хоккеисты страны, а сборная, в том числе и поэтому, показывала хоккей будущего, особенно в эталонном исполнении пятерки Игоря Ларионова.
Эта пятерка с феноменальным уровнем понимания хоккея, интенсивностью движения и мысли, стала высшим достижением Тихонова-тренера, самым совершенным его творением, главной его гордостью, а потом, на рубеже 90-х — и болью. Размежевание произошло не из-за личностных противоречий (хотя и они назрели), а из-за того, что страна угодила в зону тектонического разлома. То, что туда проваливался и хоккей, было лишь частной издержкой — обретаемая свобода требовала жертв. Никто не был виноват, каждый был прав по-своему, но вырывающиеся за флажки подопечные могли уехать, что они и делали, а для Тихонова даже «уехать» означало — сбежать.
Тихонов еще возьмет последнее олимпийское золото в Альбервилле-1992 (оно пока последним для нашего хоккея и остается) — без лучших своих воспитанников, с командой, выступавшей уже под флагом СНГ. Через пару лет мэтр попадет в ситуацию, которая оставит ему право просто быть в профессии без прежних привилегий: начнется разлад в ЦСКА, не забывшая обид общественность вынесет беспощадный вердикт — «ну и кто теперь великий Тихонов?», а он будет просто работать наперекор всему. Да, совсем не так, как раньше, да, не со звездами, а с пацанами, да, теперь с другими целями и другим соотношением побед и поражений — но в этой вроде бы недостойной великого тренера работе виделись мне и некое искупление, и истовость, и абсолютная преданность делу, достойные уважения.
Он еще пройдет через унижение Остравой-2004, когда ненадолго возглавит сборную России и провалится на чемпионате мира, но именно оттуда, с самого низа, начнется новый подъем отечественного хоккея. Осуществлять его будут другие люди, но каждый, как бы он ни относился к Тихонову, что-то от него возьмет. А он, занимая почетные должности и радея за ЦСКА, продолжит жить игрой по-прежнему, словно ничего в его жизни не изменилось.
Похоронит сына после прошлогодней трагической его гибели. Порадуется за внука, ставшего лучшим форвардом победного для России чемпионата мира-2014 в Минске. Увидит ЦСКА на первой строчке турнирной таблицы.
И уйдет бесснежным предзимьем, оставляя наследие, которое не укладывается в рамки давно ушедшей эпохи. И которое еще предстоит осмыслить.
