Так что на самом деле выбрали читатели? Книгу о всеобщем несчастье, книгу об индивидуальном счастье и самый харизматичный роман года.
Полгода, прошедшие с оглашения короткого списка, все, кому это важно и интересно, строили предположения по поводу финальной тройки. Ситуация в этом году уникальная. Два лидера были очевидны изначально — Прилепин и Алексиевич. А вот третий — непредсказуем. Вообще шорт-лист в этом году получился, что называется, на любой «вкус и цвет»: тут и антиутопии, и брутальный реализм, и роман-миф — «компактная Одиссея» Александра Григоренко, есть абсолютный мейнстрим, есть чистый эксперимент, скажем, «производственная поэма» Ксении Букши… Сошлись книги очень разные по интонации и стилистике — и неискушенный читать порадуется, и эстет найдет, чем утешиться. Финалисты, пользуясь спортивной терминологией, идут ровно — затылок в затылок, или корешок к корешку. Поэтому не приходится удивляться, что в интернет-раскладе сошлись оба фаворита «БК»-2014.
Горчайшее «Время секонд хэнд» — книга о стране самоубийц, вольных и невольных. О невольниках времени, когда людям пришлось осознать, что отныне за себя, свою жизнь, жизнь детей и стариков придется отвечать только им самим. Раньше они были беззащитны перед системой, которая взамен давала ощущение защищенности, стабильности. В 90-е, те самые, названные Алексиевич «временем секонд хэнд», они поняли, что беззащитны перед жизнью. И никому не нужны. Кроме самих себя, разумеется. И это оказалось тяжким, самоубийственным бременем. Об этом вопят, бормочут и шепчут живые голоса безвестных собеседников автора. Монологи от первого лица — форма сильная, безотказная, всегда бьющая прицельно — по памяти и по совести; каждому из нас есть что вспомнить и о себе, и о других. Только катарсиса не наступает. Непонятно, какой высший смысл можно извлечь из этого каталога страданий. И еще. Времени «секонд хэнд» не существует. Живем набело.
Стилистически изощренный «Пароход в Аргентину» — единственный в финальном списке роман о счастливом человеке. Ему тоже выпало родиться в ХХ столетии, только вопреки веку-волкодаву герой состоялся. И прожил жизнь, полную смысла, красок, творческого восторга, красоты и радости. Появление в читательской тройке «Парохода в Аргентину» стало сюрпризом для всех, даже для автора: «Это удивительно для меня самого! Значит, что-то есть в этой книге, при всей ее сложности и, уж простите за нескромность, необычности, что привлекает многих читателей. Может быть, читатель соскучился по оригинальной, серьезной, не провокационной, не политизированной и не бытописательской литературе. Я не знаю. Я просто очень рад и удивлен».
По какой литературе на самом деле соскучилась публика? Провокация по-прежнему в цене, поэтому охотно читают «Теллурию» — роман не самый оригинальный. Владимир Сорокин привычно подначивает, умело щекочет нервы, мастерски массирует эго. Можно почувствовать себя очень проницательным, политически подкованным, выискивая параллели и угадывая прототипы. На то и рассчитано.
Незаурядный роман Евгения Чижова тоже на первый взгляд о политике. Только тут все тоньше, условнее, выстроено на сложных метафорах и нюансах. Главный герой повествования — поэзия, точнее, власть поэзии и даже поэзия власти. «Перевод с подстрочника», — комментирует автор, — задумывался как роман о противостоянии человека и пророка, человеческого и сверхчеловеческого, о погружении в иное мирочувствование, в котором фигура пророка не профанирована, как на Западе, а сохранилась во всей полноте, и где поэтическое слово имеет шанс не раствориться в общем шуме, а, став пророческим, воплотиться в реальности. Я понимаю, конечно, что темы эти близки сравнительно немногим, поэтому большинство читателей увидело в книге лишь еще одно любезное ему обличение авторитарной власти. Ну что ж, пусть так, это там тоже есть, хотя и не слишком интересовало автора, для которого писание есть прежде всего исследование неизвестного, неочевидного, а не эксплуатация общественно востребованных тем. Функция литературы как исследования настолько принципиальна для меня, что, поскольку все существующие страны давно описаны, мне пришлось выдумать новую, отсутствующую на карте».
Владимир Шаров никогда с публикой не заигрывает, чтобы оценить градус его иронии и самоиронии, нужно глубокое, даже самоотверженное погружение в пространство романа. «Возвращение в Египет», по словам самого автора, — это «про жизнь, которой жили мои родители и люди, им близкие. Про то, как они ее понимали. Я пытался написать тот уровень надежд, упований и одновременно — иронии, рефлексии, который тогда был. И каким сквозь все это был виден мир. Одних убили или навсегда поломали, другим повезло: так или иначе они через всю эту мясорубку прошли — их и пишу. Это люди, среди которых я вырос. Они мне родные, и их понимание мира тоже родное. Среди прочего я вынес, что нельзя проливать человеческую кровь. Ирония, снисхождение, понимание, что ты никому не судья, помогает здесь лучше многого другого. У этих людей были довольно твердые представления, что можно, а что нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах».
Дальний Восток, тайга, мужики, выживающие, балансируя на грани закона. История начинается с мелкого частного инцидента, почти анекдота, который вырастает в большую трагедию, — все это «Воля вольная». Виктор Ремизов — автор единственного в финальном списке остросоциального романа «про сегодня». Власть здесь самая конкретная — местная милиция, которая может свободно и безнаказанно распоряжаться людскими судьбами. «У моих мужиков, которые в той острой ситуации искали возможность взаимодействия с властью, не было выбора, потому что нынешняя власть (и не только в России!) по природе своей крайне цинична. Она сама оказалась подлой и людей принуждала к подлости, а к этому мои простые, но честные герои не были готовы. Финал мне нравится, он неоднозначный, он как будто приглашает вернуться назад, к началу романа, и подумать, как же все получилось, так ли оно все неизбежно и когда же все началось…»
Второй роман Александра Григоренко — и снова в финале «БК». За что, почему? Григоренко отличный рассказчик, умеет мыслить эпически. И ни на кого не похож. «Ильгет», — говорит он, — о том, наверное, как устроена судьба. О поиске закономерностей в жизни, поиске алгоритма в хаосе, в который мы погружены. Тайга — это материал. Хотя была и миссионерская цель: мне хочется каким-то образом населить то пространство, где сам живу».
И про «Обитель». В воображаемой номинации «Самая прочитанная книга года» все лавры у романа Захара Прилепина — 77 тысяч экземпляров. Значит, публика точно хочет такое читать. Это действительно Большая Книга уходящего года.
Клариса ПУЛЬСОН, «Новая»
