СюжетыОбщество

С чем останется перрон?

Городок Сухиничи вот уже пятнадцать лет живет плюшевой игрушкой — и даже стал потихоньку подниматься с колен. Но тут в нищенский бизнес вмешалась война

Этот материал вышел в номере № 135 от 1 декабря 2014
Читать
Городок Сухиничи вот уже пятнадцать лет живет плюшевой игрушкой — и даже стал потихоньку подниматься с колен. Но тут в нищенский бизнес вмешалась война
Изображение

— Маша, я тебя люблю. Маша. Я. Тебя. Люблю. Че ты фигню какую-то несешь? Люблю!

Нетрезвый мужчина в спортивном костюме наклонился над куколкой, которая стоит на платформе. В розовом сарафане и розовом платке, полметра в высоту, кукла Маша — героиня известного мультика.

— Ты брать-то будешь? За шестьсот пятьдесят отдаю.

Резиновая девочка должна повторять фразы и перебирать ножками, когда слышит человеческую речь, но на морозе механизмы барахлят.

На станции Сухиничи (Калужская область, 255 километров от Москвы) уже пятнадцать лет продают игрушки. Через Сухиничи проходят все поезда, которые следуют на Киев, Львов, Одессу, Брянск или Кишинев. Здесь поездам меняют электровоз, так что стоят составы подолгу. 23 минуты — это самая короткая стоянка.

Взрослые мужики на платформе обнимаются с плюшевыми медведями, крокодилы громоздятся на головах пожилых женщин, лошадки-качалки запрыгнули на хребты юношей и теперь понукают ими.

— Маша, а хозяйку с собой отдашь? Да или нет? — не унимается мужичок.

«Хозяйка» — тезка резиновой куколки, цыганка. Она черноброва и своенравна. Вольности пассажиров ей явно не по душе. Но понимает, что по-другому не заработать: «Вышел пьяненький — будем хватать», — говорит Маша. Вся ее семья тоже работает на перроне.

Жизнь в Сухиничах зависит от плюшевых зверей. И от поездов еще.

Поезд уходит, до следующего три часа. На это время игрушки отпускают своих людей отдохнуть — люди далеко не уходят, идут греться в вокзал.

— Всё, мальчики, разбежались! … отсюда! — кричит на весь перрон грузная тетка-охранница, которая во время стоянки поездов торгует игрушками так же, как и все те, кого она сейчас гонит.

Пацаны по дороге прикапываются к бабе Рае, которая торгует «алкашкой».

— Баб-Рай, а пиво холодное?

— Между ног у тебя холодное! — огрызается бабулька.

Мы вваливаемся в тепло зала ожидания, на металлических стульях уже расселись торговцы, рядом сажают зверей. На бауле раздают карты и без задора играют в «дурака». Так время летит быстрее. Рядом примостилась продавщица вареников: «Завязала я с этим делом, — щелкает себя по горлу. — Перешла на мороженое!»

— Раньше в день можно было делать по семь штук, теперь — кризис, война, — развалившись на стуле, рассуждает Вадим. — А сейчас если на бар на какой хватит съездить погулять — это хорошо. Хотя мне уже пофиг, через неделю в армию забирают.

На перрон после армии Вадим возвращаться не хочет.

— Сюда, в эту дыру?

— Работы нет для молодежи ни фига, за десятку на завод идти, что ли? — соглашается 25-летний Серега.

В городе есть заводы — сушильный, комбикормовый, молокозавод, швейная фабрика. Но «на швейке надо полгода учиться со ставкой 4 тысячи в месяц, на молочном все места укомплектованы»…

Серега уже видел лучшую жизнь — чоповцем в Москве: «включил экранчик, закинул ножки и сидишь в тепле». Парни окончили колледж сервиса и транспорта в Сухиничах, но по профессии работать тоже не пойдут.

— Что вообще пацаны у вас в городе делают?

— Вадим, скажи, чем сейчас молодежь занимается, твои одноклассники? — спрашивает Игорь своего напарника, и тут же сам отвечает: — Кого в армию не забрали и не посадили еще. Нет таких! — и ржет. — В нулевые задумывались еще — тяжелая синтетика там, е-мое, сейчас главное — чтобы вдарило, шторило, спайс всякий.

Изображение

Сухиничи всегда были городом купцов. В XIX веке через него возили продукты к пристаням Волги и Западной Двины. «Торговали — от батона до гондона», — залихватски шутит Игорь. Теперь вместо купцов в городе торговцы: суть явления осталась — смысл поменялся.

Раньше на платформе Сухиничи-главные продавали, как на любой сквозной станции, «чебуреки, пиво, колбасу домашнюю». И сейчас все это осталось. Но в начале нулевых почему-то именно сюда, в Сухиничи, белорусы из города Жлобин Гомельской области стали привозить эти плюшевые игрушки. В самом Жлобине искусственный трикотажный мех производят с 1978 года. И там тоже до 2010 года торговали плюшевым товаром на железной дороге. Но в 2010 году зампредседателя райисполкома провожал свою дочь-студентку на поезд. Дорогу ему преградили бароны игрушечного бизнеса, на его «подвинься» — их «пошел на …». После этого вокзал от игрушек зачистили. А в Россию возить не перестали — и разрослись вокруг станции торговые точки.

В 2006 году в Сухиничи даже присылали ОМОН, чтобы прекратить всю эту торговлю. Платформу оцепили. Но плюшевые воротилы прорвали оцепление. С тех пор их оставили в покое.

Изображение

Игрушка здесь не праздник, а средство существования. Нелепые звери с огромными глазами (особенно страшненьких тут иначе как «порнографией» не называют) добавляют своих ядовито-ярких красок в городскую безнадегу.

Конкуренции нет вообще. На разных точках ассортимент практически одинаковый, не меняется годами. Продавцы набирают себе игрушек в оптовых павильонах, сколько сумеют накинуть к цене — столько и зарабатывают. «Если лошара — ты ему пару сотен скинешь, он возьмет сразу», — делится секретами Вадим.

— Бизнес-модель элементарная до безобразия, всех и подкупает, — констатирует Игорь.

Он в этом бизнесе с детства, ему 10 лет не было — он уже после уроков бегал на перрон в белорусском Жлобине.

А мать его работала на той самой плюшевой фабрике. После инцидента с зампредседателя райисполкома Игорь переехал со своими игрушками в Сухиничи на ПМЖ. Он быстро сориентировался в братском государстве. Следит за ЖЖ Варламова, за ростом цен на мясо в Украине, цитирует последние новости. Игорь здесь «холостякует», как говорит сам. Денег с игрушки хватает, даже подключил Smart-TV, чтобы смотреть Громадське телебачення.

Он помнит еще советских зверей, говорит, в Сухиничах по тем же выкройкам сейчас два человека шьют «не менее страшных медведей». Выкройка, как и выручка, уменьшается с каждым годом: «Смотрю, до каких пор человеческая жадность доведет, — сначала ушки урезали, теперь лапки короче на несколько сантиметров». Мех, правда, теперь везут и из московского «Садовода».

К примеру, Серега, с которым мы познакомились на вокзале, тоже раньше набивал зверят сам, но «от поролона и синтепона пыль в рот садится, моешься — в ванне вся эта хреновня остается». Куда проще «брать продукцию на реализацию».

Игрушкой-кормилицей здесь не гордятся. Поэтому и чужакам про нее не особо рассказывают. Каждый раз, когда Сухиничи бывали упомянуты в центральных СМИ, город «имели по полной минимум месяц». Вот года два назад в городок приехали энтэвэшники, обещали «прославить город». В итоге сделали местных героями сюжета о повальной безработице в России.

— Вам всем хочется, чтобы игрушку в Сухиничах закрыли, что ли? — злобно бросает мне продавщица на одной из точек, Людмила. — Как только о нас где-нибудь вспомнят — тут начинается, людей гоняют. А людям здесь жрать нечего!

Людмила — стройная и красивая. Черная стрижка-каре, подведены глаза, вяжет что-то длинное и зеленое. Успевает и наехать на меня, и отсчитать петли.

— Вам бы в Москву наши зарплаты, вы бы все поняли! А то живут у нас только Москва и Крым — а Калугу забыли присоединить к России! Бабка получит пенсию и получит тут же по башке, потому что алкашам нужно на что-то похмелиться. Так он продал игрушку — и купил выпить. Напишешь про Сухиничи — и Сухиничи тут перережут друг друга!

Изображение

В городе уже год сквозная тема — Украина, потому что основными покупателями были украинцы, ехавшие на смены в Россию. Теперь сокращают поезда, скрепляют составы. В прошлом году за день через город проходило минимум пятнадцать поездов, сейчас — в два раза меньше.

— А те хохлы, что едут, говорят: ой, игрушки у вас на русском разговаривают, а нам надо на украинском! Они решили от всего советского избавиться — нет у них теперь с нами общего прошлого, — довязывая ряд, говорит Людмила. — У меня хохлушка работает, ее мать стращает: это ж русские все лезут к нам, ваш Путин. Вот и боится она домой возвращаться! Там люди зомбированные, говорят: «Русские издеваются, в Донбассе русские стреляют».

На полке рядом с собакой в русской рубахе с гармошкой стоит усатый пес в вышиванке.

— Он тоже по-русски поет?

— Да не, он-то — «Пидманула-пидвела!».

…Рабочий день на перроне заканчивается с поездами, идущими за полночь. Цыганенок Ян курит у одинокого столика на входе в закрывшийся буфет.

— Идем греться в вокзал?

Остальные торговцы разбежались, ждать три часа до следующего поезда не захотели: на него не раскуплены билеты, пассажиры — те, что есть, — небось будут спать. В общем, торчать на вокзале нерентабельно и нецелесообразно. А еще холодно. Но Ян выйдет на перрон с плюшевыми жилетками пытать удачу.

Из своих пятнадцати лет в школу он ходил всего три года. Больше не хочет. Уроки экономики ему преподают на перроне. Его детство — череда заспанных лиц пассажиров, и еще — инспектор по делам несовершеннолетних.

Ян знает про свое будущее: поедет в Москву и будет там торговать китайскими телефонами. Он обеспечивает себя — одежду и всякую дребедень может купить, с пацанами покутить.

Он знает, какой игрушкой легче растопить сердце дамы: белый медведь держит в лапах красное сердце. С 14 лет по цыганской традиции надо искать себе невесту. Он планирует искать ее в «Одноклассниках».

В пяти километрах от платформы проходит трасса М3 «Украина». На обочине тот же зверинец, но подороже. Четыре павильончика с романтичными и банальными названиями — «Сказка», «Удача»…

В ночи павильоны мерцают волшебными огнями. При свете дня остаются только выцветшие пальмы из пластиковых бутылок. Сверху павильон «Сказка» венчает флаг России. К перилам «Удачи» прикручена кошка-невеста в сарафанчике. Игрушки внутри пообтрепались — видно, ждут хозяев годами.

Изображение

В одном из павильонов на сколоченной кровати сидит шестидесятилетняя Татьяна, сегодня «ее сутки». Закутанная в розовый вязаный платок, она болтает ногами в обувке «прощай, молодость». Она еще не старая, но вздыхает, как старики. В тетради с перечнем покупателей три дня уместились на половинке станицы.

— Украинцев нет — они воют. А они больше всех покупали.

Татьяна работала на ферме всю жизнь, сейчас стала там не нужна, потому что, говорит, американский скот завезли, который не доят, а растят на мясо.

— Пенсия — семь тысяч, машина дров — шесть пятьсот. На зиму нужно две. Воду из колодца тягаем… — полкилометра. Обидно до задницы: тюки таскали на себе, комбикорм — и все, толку никакого…

Муж Татьяны работает сторожем — охраняет строившийся годы автомобильный завод, который так и не запустили. Дети их давно разъехались, навещают только летом.

«Нам бы годочек продержаться», — тихо, проглатывая кончики слов, говорит она.

За пару часов, что я провела в магазинчиках у трассы, туда зашла только одна случайная покупательница. Хотя безродный пес Филимончик по привычке с лаем кидается к каждой проезжающей машине.

Фото автора

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow