Алексей Вадимович Бартошевич, ведущий театровед страны, профессор ГИТИСа, столп Института искусствознания, чувствует театр как существо живое. Что дано не всякому исследователю предмета! Особенно столь почтенного, как история постановок Шекспира.
Отношения профессора Бартошевича с театром, как кажется, похожи на отношения профессора Дамблдора с его Фениксом. Птица — грозная, певчая, волшебная, сияющая каленым золотом крыльев. Сама решает — когда ей истлеть пеплом, когда возродиться…
Но — она и ручная, птица-то. С повадками. С причудами. И всю жизнь с тобой.
600-страничный том «Для кого написан Гамлет?» (М.: ГИТИС, 2014) имеет подзаголовок «Шекспир в театре. XIX, XX, XXI». Здесь и самодеятельный «Гамлет», сыгранный на корабле Восточно-Индийской компании «Дракон» у берегов Сьерра-Леоне 5 сентября 1607 года («Я позволяю это, — записал капитан в бортовом журнале, — ради того, чтобы мои люди не бездельничали, не занимались азартными играми и не дрыхли»), и имперская пышность викторианского театра.
Здесь Гамлет после Первой мировой — и Гамлет накануне Второй мировой. Гамлет Лоуренса Оливье и Высоцкого — и Гамлет Някрошюса и Остермайера.
Здесь — «Сон в летнюю ночь» Питера Брука, долгая и мучительная история создания Королевского шекспировского театра в Стратфорде с галереей портретов его отцов-основателей, блестящее и страшное эссе о том, почему так пышно и легко пенились шекспировские комедии на сценах СССР 1938—1941 годов; Шекспир Фоменко и Гинкаса, «Король Лир» Женовача — стоический «русский Шекспир» излета 1990-х, open air 1884 года в парке имения леди Кемпбелл, приятельницы Уайльда: Орландо и Розалинда в Арденнском лесу, песни уходящих вдаль актеров тают в зеленых сумерках, в роли туши убитого оленя — туша убитого оленя…
Здесь блеск и яд лондонской критики — и гомерическая полузабытая история о том, почему в СССР 1964 года почти не праздновали 400-летие Шекспира. А потому, что Никита Сергеевич на очередной встрече с интеллигенцией вскричал: «Как ни придешь во МХАТ, там все шотландскую королеву на эшафот ведут! Зачем вам эта Мария Стюарт? Снимите вы ее, уберите с афиши! Старик Шекспир на нас не обидится!» И далее, свидетельствует Бартошевич: «Понятно, что никто из руководящих товарищей не посмел сказать первому секретарю, что «Марию Стюарт» написал никакой не Шекспир, а вовсе даже Шиллер. …И — это самое смешное — начальство принялось выкидывать из репертуарных планов театров пьесы Вильяма нашего Шекспира».
История, ясно, не о Никите Сергеевиче, а о нас. И — снята ли она с репертуара?
…Здесь же — насквозь пропитанное британским духом (а именно — духом газетных колонок Г.К. Честертона, лучшего колумниста всех времен и народов) эссе для Open Space-2008 о строгом кастинге капельдинеров в Александринском театре эпохи Валерия Фокина и о скромном, но несомненном значении этих «респектабельных господ с лейб-гвардейской выправкой» и их монументальных преображенских усов для духовного возрастания публики наших дней. И максимально горькие заметки 2009 года о зрителях 1960—1970-х, зрителях Эфроса и Товстоногова, ныне отлученных от театра просто невозможностью платить за билеты.
Статьи от 1970-х до весны 2014 года сплавлены сквозной мыслью: «Трагедию о принце Датском можно сравнить с зеркалом, в котором каждое поколение узнает свои черты».По Бартошевичу — есть эпохи, равнодушные к «Гамлету». Не заслужившие (спрямляю мысль автора) своего принца. Наше время из таких: эпоха гротеска и трагифарса боится воздуха трагедии.
Сквозь книгу проплывают Макбеты, Лиры, Оливии и Виолы, Просперо и Калибаны разных времен и народов. Она сама кажется сценическим шествием, в котором идут Элен Терри в платье «оттенка цветущего миндаля», 550 статистов викторианского театра в бархате и шелке, эльфы из «Сна в летнюю ночь» 1910-х, одетые в мерцающее золото (критики уподобили их «множеству паровых радиаторов»), прихиппованные толпы Лондона 1970-х… На сцене книги расцветают сады, взрываются египетские галеры, скачут кролики, по цирковой проволоке летят Ариэли!
Всякий век вывихнут. В плотной театроведческой прозе Бартошевича — тьма свидетельство тому. Но как хороши, грозны и праздничны мизансцены любого века…
