«Нам нужна война. Без войны мы никому не нужны…» — говорит в пустоту Валентина, председатель женсовета богом забытого гарнизона. Юсуп Разыков снимал свой «Стыд» два года назад, а показывает сейчас, когда война — вот она.

— Мою картину посмотрели уже 7 тысяч зрителей, — говорит Разыков. Считать «поштучно» он стал, когда понял: в широкий прокат фильм не пойдет. Возит по фестивалям — российским и европейским, где собирает урожай наград, а еще показывает в рамках гуманитарных акций — в зонах например.

— В прокат не пошел не из-за политики даже, а просто на этом фильме ведь не заработаешь, — словно извиняется режиссер. В Мурманск, на международный кинофестиваль «Северный характер», он привез картину как домой, потому что 21 ноябрьский день — ровно столько занял съемочный процесс — она снималась на Кольском полуострове, в поселке Лиинахамари, где всегда снег и всегда тоска.

Лиинахамари теперь известен многим: именно там расположены знаменитые садки «Русского моря», ради которых правительство вычеркнуло из черного списка мальков лосося. Садки и в фильм, кстати, вошли: крепкий бизнес, бодрый хозяин — рыбной фермы и здешней жизни, все знающий и мимоходом соблазняющий героиню, так и не дождавшуюся мужа с моря.

Раньше, в середине века, в Лиинахамари было 12,5 тысячи жителей. Теперь 400 с лишним человек. Раньше борт к борту стояли субмарины — теперь две-три рыбацкие лодчонки. Правда, сохранилась немецкая, 40-х годов, береговая инфраструктура, бывшее гестапо — без окон, без дверей; здание борделя — теперь там штаб дивизиона морских пограничников, да еще доты береговых батарей ПВО, которые местный мистик с телеэкрана объявил «площадкой для приземления летающих тарелок».

— Это было последнее место, куда мы добрались в поисках натуры, —признается Разыков. — Объездили всю область — всё не то. А здесь — только глянули — и начали работать.

В 21 день киношники уложились, потому что декораций строить им не пришлось. Лиинахамари — сплошная декорация. Заколоченные дома да жуткие малосемейки. В таких, по сценарию Екатерины Мавроматис, проживает все береговое — женское то бишь — население поселка. Мужья «населения» — в море.

«Курск» в фильме ни разу не назван. Разыков уверяет: хотел сознательно отойти от истории реальной субмарины. Потому что было их много больше, чем известные всем трагедии «Курска» или «Комсомольца». Сколько? Военная тайна.

И все же «Курск» прочитывается в каждом слове, каждом плане, в пустынных кварталах и обшарпанных подъездах, в холодных квартирах, где зябко кутаются во вдовьи платки. Один в один — Видяево до трагедии, до того, как поселок, похоронивший подводников, вылизали дочиста, и даже аквапарк на въезде построили. Но это потом…

Героини Разыкова — вдовы, которые еще не знают о смерти мужей.

— Они уже четыре дня на грунте лежат, — бросает «лососевый король» Лене. Она всего месяц как замужем и никак не может стать своей в гарнизоне. Она чужая, и ей стыдно.

Юсуп Разыков рассказывает: ни одного характера не пришлось придумывать, все — живые, все встречены в гарнизоне на съемках. И Валентина, железная председательша женсовета, которая и по щекам надавать может если что, и, главное, твердо знает: «Похоронят как положено, памятники поставят как героям».

«Мы детям нужны, мы родине нужны», — втолковывает она, командир в юбке, теткам, которые голосят: «Жизнь кончилась…» Оборвалась на дне Баренцева моря не только судьба мужчин — судьба вообще. Кончился гарнизон, некуда бежать. Никто не вспомнит. А потом бесстрастно рассуждает: нет войн — и гарнизон ни к чему. Поэтому надо, обязательно надо еще повоевать — и тогда-то вспомнила бы родина о них. Тогда-то стали бы нужны.

Юсуп уверяет: хотел рассказать, что на самом деле история государства и история человека не пересекаются. Люди живут словно сами по себе. Нет, это, конечно, государство забросило их в богом забытый поселок, но с тех пор вряд ли вспоминало о том, что они существуют. Вспомнит только тогда, когда пошлет на гибель. И потому точка пересечения личной истории и истории государства есть только одна — смерть. Похоронят как героев. Как странно смотреть это кино, снятое в спокойном 2012-м, сейчас…

Вся власть в гарнизоне — Валентина, да Петр Климыч, комендант, который бросает все, запирает ворота и уходит в ночь, куда глаза глядят. Нельзя быть комендантом мертвого поселка. «Большая» же власть в картине нема. Как, впрочем, было и в случае с «Курском». Ни одной реплики нет у человека при больших звездах, что появляется объявить вдовам, что они — вдовы. Только хлещет — уже после — водку из горла. Стыдно.

— Стыд — наиболее интеллектуальное чувство человека, — размышляет Юсуп Разыков. — Это массовое ощущение людей, оказавшихся в ситуации, когда не испытывать стыда невозможно.

Лена, не прижившаяся в гарнизоне, не верящая в памятники, — единственная находит смысл жизни после смерти. Спасает чужую пропащую судьбу, вытаскивая из этой чертовой дыры, увозя на Большую землю единственную женщину, которая искренне любила ее мужа. И которая совсем не верит в смерть.

Лена знает: надо менять мир — и тогда изменимся и мы сами. Надо жить. Надо стыдиться и прощать. Труднее всего — самих себя. Но тогда, может, и воевать не придется…