В дискуссии о том, следует ли публиковать карикатуры на пророка Мухаммеда, у меня давняя и стойкая позиция: не следует. Я почти ни в чем не согласен с Сергеем Лукьяненко, но готов согласиться в одном и, кажется, бесспорном: публиковать карикатуры на пророка — плохо, убивать за это — значительно хуже, призывать к новым публикациям карикатур в ответ на убийство — неправильно.
Когда православные устроили погром выставки «Осторожно, религия!», я признавал право православных на такой погром. Если позволено рубить иконы или вешать сосиски на крест в рамках концептуализма, любой имеет право разгромить такую выставку в рамках деструкционизма:
это, в конце концов, тоже художественный акт и остается таковым, пока погром касается неодушевленных предметов.
Применительно к одушевленным любой концептуализм становится преступлением.
Но есть во всем этом один нюанс: когда Pussy Riot устроили акцию в храме — мне это не нравилось, но то, что эта акция выявила, нравится мне куда меньше. Получается, что без концептуальной акции Pussy Riot современное российское церковное начальство не открыло бы своего истинного лица, не показало всему миру всю меру собственного обскурантизма, сращенности с властью, беспощадности, в конце концов… Кощунство остается кощунством, кто бы спорил, и сам бы я в жизни не сделал ничего подобного. Но с другой-то стороны —
если бы не Pussy, разве стало бы столь явным и наглядным то, что многие подспудно чувствовали? У нас ведь очень неблагополучно обстоит дело с пресловутыми духовными скрепами, но когда эти скрепы явились во весь рост, отчетливо запахло серой.
Толоконникова и Алехина пожертвовали собой, отдали не жизни, слава Богу, хотя многие желали бы их показательной казни, чего уж таить, но по два года жизни, тоже немало. Отдали за то, чтобы многое стало понятно. И значит, их провокация — сама по себе далеко не ангельская, согласен, — достигла серьезной цели. И уж конечно, перехлест Толоконниковой, Алехиной и иже с ними вполне невинен по сравнению с тем, что они разбудили.
Карикатуристы из французского журнала тоже разбудили лихо. Они вызвали наружу дьявола, чтобы дьявол этот стал виден, а значит, борьба с ним сделалась проще. Этот дьявол проснулся не только во Франции, не только в толерантной Европе, — в России тоже раздаются громкие наглые голоса: убивать кощунников! Терпение русского народа должно лопнуть! Один моральный урод — других слов не найду, увы, — дописался до того, что позвал исламских радикалов в Россию для расправы с нелояльными СМИ, пообещал спрятать этих активистов в случае чего. У самих лоялистов, видимо, пороху не хватает.
Для того чтобы все это сделалось видным и громким, явным и наглым, полезло наружу и засветилось, кощунники (они же провокаторы, они же радикалы) как раз и рискуют. Так рисковали когда-то лимоновцы — те, настоящие лимоновцы, воспитанники настоящего Лимонова, — когда врывались в министерские приемные и приковывались к батареям. Стоило это делать? Это же нарушение общественного порядка! И детские судьбы ломались! Но когда государство в ответ на эти детские акции, на торты в морду (тоже излюбленное орудие лимоновцев) бросалось с настоящей звериной серьезностью и жестокостью — это было показательно, это расставляло акценты, это, в конце концов, сдвигало ситуацию с мертвой точки, обозначало истинную природу путинского застоя. Зверскую суть сытых и мирных нулевых. То есть было, было какое-то отважное благородство в том, чтобы дразнить зверя — чем бы этот зверь ни прикрывался.
Я и сейчас скажу: плохо рисовать карикатуры на пророка Мухаммеда, на Иисуса Христа, и даже Владимира Путина надо высмеивать без прямого перехода на личности, потому что, в конце концов, не внешней красоты мы от него требуем. И не надо перепечатывать эти карикатуры. И Ходорковский, по-моему, напрасно к этому призвал.
Но те, кто эти карикатуры рисовал и за это погиб, — они войдут в историю Европы как герои. Не признать этого нельзя, даже если моя душа консерватора и маменькиного сынка в ужасе отшатывается от иных обложек «Шарли Эбдо».
Вообще в стихах у меня всегда лучше получалось. Эти стихи, насколько помню, 2003 года:
Разбуди лихо, пока оно тихо, Пока оно слабо, пока оно мало, Пока не проснулось, пока не потянулось, Пока не надулось, пока не расцвело. Покуда не в славе, покуда не в праве, — Не встало на поток, не раззявило роток: Протирает зенки, ходит вдоль стенки, Хочет укусить, да боится попросить. Не давай лиху дремать в колыбели, Подбирать слова, накачивать права. Разбуди лихо, пока оно еле, Пока оно только, пока оно едва, Пока оно дремлет, чмокая губою, Под напев матери, под крылом отца. Пока лишь юроды, вроде нас с тобою, Слышат, как оно по-тя-ги-ва-ет-ца. Чеши ему пятку, вливай в него водку, Стучи во все бубны, ори во весь рот, А когда разбудишь — сигай ему в глотку, Чтобы все увидели, как оно жрет. Может, поперхнется, может, задохнется, Задними скребя да передними гребя… А как само проснется, уже не обойдется: Всех умолотит, и первого тебя. Помнишь канцонету про умную Грету, Плакавшую в детстве — мол, смерть впереди?
Разбуди лихо, пока его нету, Выдави из чрева и тут же буди! Словес нет, чудес нет, помощи небес нет. Лучшая среда для нашего труда. Когда сожрет много, оно само треснет, Но это когда, но это когда…
