На ежегодное шествие памяти адвоката Станислава Маркелова и журналиста Анастасии Бабуровой, несколько лет назад собиравшее по несколько тысяч человек, в этот раз пришли человек триста. Возможно, помешал еще и будний день: три прошлые годовщины выпадали на выходные.
— На акции имеет смысл выходить даже небольшим количеством людей, — уверенно говорил амнистированный по Болотному делу Николай Кавказский, член Левого социалистического действия. — Когда несколько диссидентов выступили против ввода войск в Чехословакию, это имело огромное общественное значение.
Плакаты повторяли ставший всемирно известным французский лозунг Je suis Charlie: активисты несли таблички «Я — Настя Бабурова», «Я — Тимур Качарава», «Я — Ваня Хуторской» — в этот день вспоминают всех убитых антифашистов.
— Он принадлежал к скинхед-движению, боролся против фашизма и был убит за свои убеждения, — объяснил аккуратный юноша Никита с плакатом «Я — Илья Джапаридзе» в руках. Это для него и его товарищей уже третий марш 19 января. — Мы тоже скинхеды, — пояснил юноша, обводя рукой друзей.
— За всех не говори! — подал голос один из парней.
— У нас идеологически расхождения. Но мы все пролетарии, — пояснил Никита. Пролетарии оказались студентами философского факультета — в ближайших планах открыть там кружок либертарных коммунистов.
Участников шествия было немного, поэтому и митинговой ярости не чувствовалось. Первые ряды активистов подбадривал в мегафон заводящий, предлагая то идейные, то траурные лозунги: «Мир цветной, а не коричневый!», «Стас и Настя должны были жить!» Несколько метров вглубь колонны — и скандирования уже не слышны, а плакаты кончились, и в руках людей только цветы. Таких на марше было пропорционально куда больше, чем активистов. Они шли и вспоминали убитых.
Фредерика из «Амнести Интернешнл» вспомнила, как Маркелов на тот, последний его Новый год, прислал ей поздравление: желал новых побед. Ее подруга Варвара тоже тогда работала в правозащитной организации: «Мы со Стасом были коллегами, а это всегда очень тяжело, когда вас становится на одного меньше».
«Такие дни должны существовать: здесь мы чувствуем дух единства, чувствуем солидарность», — объясняла антифашист Ирина.
В начале Гоголевского бульвара путь маршу преградил десяток мужчин с георгиевскими ленточками на рукавах. «Сегодня Крещение Господне, а тут содомиты гуляют!» — возмущались они, имея в виду ЛГБТ-активистов, традиционно приходящих на акцию вместе с другими левыми движениями. Партийные флаги на траурной акции запрещены, но в руках активистов сегодня были плакаты с надписями «ЛГБТ — унтерменши в России?» и «Радужные против фашизма». «Фашизм не пройдет!» — скандировало шествие. «Содомия не пройдет!» — отвечали им «православные», заодно всячески грозя не допустить Майдана.
Впрочем, марш просто двинулся на малочисленных противников: шагающие первыми слегка надавили плечами и колонна прошла вперед. Полиция тоже оттесняла православных от антифашистов, некоторых задерживали. Из арки на другой стороне улицы кто-то выстрелил в сторону шествия фейерверком, но он взорвался красными искрами, не долетев до людей. В ответ полиция бросилась в подворотню, а марш продолжился и без происшествий достиг финальной точки — места убийства на Пречистенке.
«Уважаемые граждане, — в обычной своей манере зарядили в мегафон правоохранители, — после возложения цветов не задерживайтесь, проходите к метро, дайте возможность другим подойти!» Полицейский стоял прямо напротив места убийства и направлял мегафон едва ли не в затылки пришедшим помянуть убитых. «Нельзя ли помягче, траурная же акция», — укорила его пожилая женщина, подойдя к ограждению. «Ай донт андерстенд ю, мэм, гудбай», — с чудовищным акцентом сказал ей полицейский по-английски и демонстративно отошел в сторону. Женщина онемела от такого хамства — хотя вообще-то она переводчик, так что могла бы повторить свою просьбу и на английском. Для Галины трагедия, случившаяся на этом месте 6 лет назад — личная: «Я живу недалеко, почти каждый день здесь прохожу. А ведь Настя Бабурова — я читала потом — сорок пять минут лежала здесь на морозе, пока не вызвали «скорую». Если бы раньше, ее можно было бы спасти. Я все время спрашиваю себя — как же так, почему же я именно в тот день тут не оказалась?..»
