В киновариации на тему «Месяца в деревне» камера сосредоточена на вещественно-одухотворенном мире русской усадьбы, который для нового поколения примерно то же, что «марсианские хроники». Отроки на природе, куклы из соломы, молотьба, стога сена, коробка для домашнего шитья, пяльцы, кружева на сиреневом платье барыни, жемчужные капли на серьгах, мокрая листва. Театральные мизансцены… чаепитие при свечах… травинки… русские борзые. И музыка не утихает. Ну так и кино снято в жанре старинного сентиментального романса.

«Ракитин — это я», — писал Тургенев. Ракитин сыгран Файнсом в нежной пастельной гамме. Актер для этой роли специально учил русский язык, отказывался от многих предложений, дабы погрузиться в мир русской усадьбы. Мы поговорили с Файнсом о его герое, о русской классике, о нынешней России, отгораживающейся от всего мира.

— Мне кажется, Ракитин — часть меня. Что мне нравится в этой роли, да и в фильме, — это возможность показать скрытую внутреннюю жизнь. Мой герой не из тех, кто говорит о своих чувствах. Но его молчание красноречиво. В кино, по моему мнению, подобные характеры — самые интересные. Актер может погрузиться в чужую жизнь и в силу дарования передать разнообразные краски сложного внутреннего мира. Вера Глаголева очень помогала мне. Мы строили роль не столько на словах, сколько на языке взглядов, жестов. «Ракитин — наблюдатель», — как говорила Наталья Петровна.

— Кажется, что и зритель следит за жизнью усадьбы глазами постороннего.

— Это важная нить, за которую мы с Верой держались. Подобно самому Тургеневу, Ракитин созерцает, присматривается: от его взгляда не ускользают не только внешние, но и внутренние движения.

— Вы играли помещика со склонностью к сочинительству?

— Наш Ракитин скорее джентльмен, ну да, возможно, он что-то пишет… Кто из образованных людей того времени не писал стихов? Джентльменство (имею в виду изначальный смысл слова, прежде всего внутреннее благородство) и писательство — вещи совместные.

Ракитин не просто смотрит, но все подмечает. Он человек досуга, приятного времяпрепровождения, которое включает не только музыку чувств, но книги и науки. Мое видение Ракитина смоделировано представлением о Тургеневе. Из древнего дворянского рода, прекрасно образован, свободно читал античных классиков. Мог позволить себе путешествовать, покупать орхидеи. Но, как и Ракитин, жил в семействе Виардо «на краю чужого гнезда».

— Вы сыграли в кино Онегина, экранизировали «Кориолана», работали в Шекспировском королевском театре. В чем разница между русской классикой и европейской?

— Боже, это вопрос для академика. Я не эксперт! И не специалист по классической русской литературе. Но она вошла в мою жизнь. «Онегина» мне посоветовал библиотекарь в драматической школе: «Ты должен прочитать это!» Мне кажется, он понял: что-то в характере Онегина найдет во мне отзвук. Я был так молод, романтичен в свои 20 лет! Меня притягивали меланхолия и скептицизм Онегина, и даже его циничная способность к манипулированию чувствами. Мне хотелось играть Онегина, и именно в те времена, пока я был молод. Но я не представлял, как это сделать. Я уже снялся в нескольких фильмах. Кое-что понял в механизмах и пружинах кинематографа. И тогда мы с сестрой начали развивать проект. Так возник фильм «Онегин». Работа совпала по времени с репетициями «Иванова» в Британском театре. Такие совпадения не бывают случайными. Я думал на сцене, как Иванов, потом ехал в Петербург на съемки и проживал жизнь Онегина. Я «переезжал» из второй половины ХIХ века в первую. Но все же у меня узкий кругозор в этой области. Я мало начитан. Читал отдельные произведения Достоевского, Толстого, Лермонтова, Чехова. Мне не хватает глубины знаний, к тому же слишком романтический взгляд и романтические предпочтения. Но, признаюсь, мое путешествие с Тургеневым было восхитительным. Я старался не только «играть» Ракитина, но смотреть на многие вещи с точки зрения Тургенева. Мне во многом близок Ракитин. Он глубокий, порядочный, честный. Не только образован, но и информирован. Это важно, особенно в нынешние, весьма напряженные времена. Не будем забывать, что Тургенев — европеизированный русский, размышлявший об общности исторического развития.

— При этом «Месяц в деревне» — самая «чеховская» пьеса Тургенева.

— Я бы сказал, что это предтеча, почва для драматургии Чехова. Думаю, Чехов мог бы вдохновиться «Месяцем в деревне». Здесь его любимые приметы: внутренняя жизнь как «двигатель» действия, усадьба в деревне, противоречивый женский образ, вокруг которого по сложным траекториям движутся мужчины, полифония тем. Эту оркестровку интересно сравнивать с «Чайкой», «Вишневым садом».

— Я прежде всего имею в виду атмосферу действия.

— Атмосфера проистекает из места действия: загородная жизнь диктует ритм, отношения. Для меня это ключ. Одна из сильных сторон фильма Веры Глаголевой — пространство, наполненное светом, где мелодия листьев, деревьев рифмуется с кружевом чайного стола.

— Может быть, вы размышляли еще о каком-то образе из русской классики?

— Конкретно нет. Но хотелось бы использовать работу над чеховскими и тургеневскими произведениями в качестве трамплина для некоторых современных характеров. Эта внутренняя напряженность очень соответствует нынешнему ощущению мира.

— Если размышлять о безвозвратно потерянном, что бы вы назвали?

— Чтобы ответить, нужно предпринять настоящие исследования. Не чувствую в себе права размышлять: что же ценного русские потеряли? Я — человек со стороны. Который любит сюда приезжать. Поэтому спрашиваю себя как англичанин-визитер, интересующийся определенным периодом истории: «Как советские времена повлияли на самосознание русских?» Вы не можете оставаться инопланетянином, наслаждаясь красотами, и не задаваться этим сущностным вопросом. Тем более если вы влюблены в культуру ХIХ века. Пьеса, которая многое объяснила, — «Берег Утопии» Тома Стоппарда. Он пристрастно исследует жизнь российской интеллигенции, участвующей в бурях социалистического движения. Тургенев — персонаж этой пьесы. Они так мечтали о свободе, не могли даже вообразить, чем обернется для России воплощение их мечты. Исайя Берлин — не цитирую точно — писал: если бы писатели чеховско-толстовской эры увидели воочию претворение на практике своих социалистических идей, они бы сошли с ума. Достоевский, столь востребованный в Европе, поправьте меня, если я не прав, — прорусский славянофильский автор. У него ощущение русской идентичности неразрывно связано с православием. У Тургенева в текстах все иначе. Мы чувствуем в этом европейском человеке растущее год от года ощущение усталости.

— Почему же сегодняшняя Россия столь легко отдаляется от мира?

— Думаю, нынешний режим заинтересован в создании националистического самоощущения. В программных выступлениях Путина это ярко и темпераментно нагнетается. Эта идея программируется телевидением, кино. Я читал, что для вашего Фонда кино самое ценное — поддерживать российскую идентичность. Это необходимо, но все зависит от меры. И потом, эта установка должна идти от художника, а не сверху. И не связываться напрямую с финансированием. Когда я приезжаю в Россию, встречаюсь с разными людьми. Многие обеспокоены этой идеей правительства манипулировать самоидентификацией с сильным национальным уклоном…

— Но большая часть поддерживает правительство в его начинаниях.

— Это у вас неглупо придумано. Как я понял, у вас практически нет независимых телевизионных каналов. Телевидение по-прежнему — один из самых сильных коммуникаторов и трансляторов идей. Телевизор — дирижер общественных настроений. Телевидение как инструмент воздействия используется не только в Корее или Китае. Даже в либеральных государствах существует власть корпораций. В Америке мощнейшей артиллерией телевидения и рекламы поддерживаются интересы корпораций, в России — политические идеи.

Это глобальная, трудноразрешимая проблема. И одна из причин, по которым наиболее ценными становятся «открытые для иного мнения» СМИ, подобные вашей газете. Европа теряет былую силу. Должна появляться новая динамика, но сейчас мы, как в ловушке. Все повторяется. Россия делает что-то сильное, доминирующее: Путин демонстрирует свои мышцы — Запад содрогается, возникает старое напряжение в отношениях. И нет никаких остерегающих голосов, ни на Западе, ни в России. Я думаю, что между Россией и Западом возможны как минимум своеобразные, но плодотворные творческие отношения. К сожалению, ваш лидер слишком укоренен в своей антипатии к Западу. И Запад реагирует, напряжение нарастает и накапливается. Политикам стоит поискать идеи у Тургенева, сказавшего: «Правда — воздух, без которого дышать нельзя».