СюжетыКультура

Жить всерьез

Заявка на учебник по медиакультуре

Этот материал вышел в номере № 6 от 23 января 2015
Читать
Заявка на учебник по медиакультуре

Вышло множество книг воспоминаний моих коллег и товарищей по «Комсомолке» 70–90-х годов. Но сегодня мне важнее всего недавняя книга Александра Пумпянского «Красное и желтое. Пресса от истмата до компромата» (М.: Зебра Е, 2013).

Блистательный стилист, Пумпянский заворожил меня еще в студенчестве очерком-исследованием американского джаза в журнале «Новый мир». И помыслить не могла уже в «КП», что с этим рыцарственным, изящно ироничным человеком, тогдашним ответственным секретарем газеты, я когда-нибудь буду на «ты».

Чем хороша старость (ну или, скажем мягче, поздняя зрелость), так это тем, что она съедает разницу в возрасте в десять, одиннадцать, а то и все двадцать лет.

…Но старость — это Рим, который Взамен турусов и колес Не читки требует с актера, А полной гибели всерьез. Борис Пастернак

Пумпянский вообще относится к тому редкому в творческих кругах типу людей, которые живут всерьез. Даже в нашу опостылевшую мне постмодернистскую эру. Играют все — политтехнологи, «мастера культуры», патриоты и космополиты, «ополченцы» и «сепары», демократы и либералы. Играют онлайн и офлайн, перепутывая режимы игры, и в этой Игре только кровь — настоящая.

Роднит меня с Пумпянским, в общем-то, дерзкая позиция, что журналистика — это Искусство. Нет, не пиара, а — искусство Слова. Имею в виду не просто новости, а художественную публицистику.

«Журналистика — это игра в слова на жизненном поле, — формулирует Пумпянский. — Кажется, главное — насколько журналисту удается завлечь и увлечь читателя… На самом деле это куда более многозначная игра. От того, какие слова будут найдены и как расставлены, зависит, что читатель поймет про эту жизнь, а может быть, в конечном счете станет и сама эта жизнь иной…»

В книге, во-первых, дан беспощадный, но профессиональный и увлекательный анализ того, как это устроено (то есть агитпроп, властные механизмы, власть вообще, государственная пропаганда).

А во-вторых, как этому противостоять. На живых примерах собратьев по цеху. Не часто встретишь такое искреннее, без малейшей примеси зависти, ревности преклонение перед талантами коллег. И главным из них — талантом самостояния, какие бы ни были времена на дворе.

Об Александре Бовине в главе «Вольнодумец при власти»:

«Юрист, парткарьерист, спичрайтер и тайный советник вождей, политический обозреватель, дипломат, вновь политический обозреватель.

Растиньяк из Ростова, мушкетер-бузотер, московский Гаргантюа — гроза и слава домжуров и домлитов, неутомимый покоритель Шампани и Пельмени, философ-жизнелюб…

Тонкий толстяк, еретик при дворе, нонконформист-царедворец, мыслитель в царстве мертвечины, обаятельный доктринер-экспериментатор, в том числе на собственной шкуре…

…Фронда была его стилем. Что, однако, более важно, она была его сутью. Выглядеть иначе — полдела, внешний прием, фирменная марка. Бовин подчеркнуто инако мыслил — говорил и писал».

О Виталии Ганюшкине в главе «Последняя АБРАКАДАБРА»:

«Молодой Ганюшкин был героем слова, укротителем слова, безоглядным экспериментатором и творцом слова. Чего он только не делал со словами: выписывал их славянской вязью, выстраивал клинописью или революционной лозунговой лесенкой, изобретал новые — эдакие ганюшки — и все это на страницах политической газеты под сенью агитпропа… И удивительное дело, он никак не желал остепениться. Наоборот. Чем старше он становился, тем неукротимее — прямо-таки хулиган слова, преступник всех и всяческих границ».

О Крониде Любарском в главе «Через звезды к терниям»:

«…Репрессии лишили талантливого ученого звездного неба, и астрофизик переквалифицировался в социального исследователя…

…Кронид стал соредактором «Нового времени». Его политическими статьями — острыми, холодно-страстными, логически неотразимыми — обычно открывался номер нашего еженедельника, и их читали все — друзья и враги…

А в «третьей корзине» журнала появлялось совсем иное его письмо — персональная рубрика, которую Кронид придумал для удовольствия, на радость себе и читателям. «Путешествие с бутылкой» — рассказ о том, что и как пьют люди добрые в разных концах планеты…

Это был другой Кронид — остроумный рассказчик, гурман, коллекционирующий страны, обычаи, вкусы и запахи. Другой — и тот же. Суровый правозащитник с не сгибающимся позвоночником был веселым жизнелюбом, ценившим красоту и свободу. Может, суровым правозащитником он стал еще и потому, что был веселым жизнелюбом…».

Пумпянский из тех последовательных публицистов, кто не устает год за годом, десятилетие за десятилетием, как учитель у доски, терпеливо разъяснять мятущемуся обществу то, что является для него неотменимым жизненным, политическим, выстраданным кредо.

«За десятилетия антикоммунистической революции и посткоммунистического развития общество успело безумно очароваться демократией и отчаянно разочароваться в ней, но так и не доросло до понимания того, что демократия — предмет самой первой необходимости. В этом и состоит демократический дефолт, главное поражение реформаторов… А на этом фоне политический класс, политики от власти и при власти откровенно третируют демократию как слово, которое ничего не стоит и ни к чему не обязывает. Достаточно отдавать ей дежурную дань, раз уж так принято в приличном обществе. В самом лучшем случае демократия — форма, которую следует надевать, выходя в свет. Но не содержание. Содержание они будут определять сами.

Там, на растленном Западе, могут дойти до любых извращений вплоть до независимой прессы, а нам-то зачем «четвертая власть», тем более в отсутствие второй и третьей, да и первой тоже?

…«Суверенная демократия» — демократия, которой свет не видывал. По существу — вздор вроде арийской физики…В переводе на нормальный язык означает: не лезьте со своим монастырским уставом в наш бордель!

…Мы, безусловно, за западную плюралистическую демократию, но с сохранением добрых вековых традиций татаро-монгольского ига и всего лучшего, что было в сталинской диктатуре…

Это похоже на тихую шизофрению. Но еще больше на старый советский синдром. Миробоязнь. Отторжение от нормы. Искусственная ненависть к иностранному. Казалось бы, его похоронили еще при Горбачеве–Ельцине, этот синдром, ан нет, он вновь возрождается вместе с птицей Феликсом. При всей своей вздорности эта сверхценная идея очень практична. Власть оптом отпускает себе грехи. Не только прошлые, но и будущие. Какую бы ошибку или преступление она ни совершила, она ни при чем. Это происки врага — внутреннего или внешнего… Суверен — это самодержец-сюзерен. Так что лучше называть наше ноу-хау своим именем: «сюзеренная демократия». То есть «самодержавная демократия».

Книга Пумпянского является, по сути, своеобразным путеводителем по новейшей истории России, пособием по тому, как устроена нынешняя и совсем еще недавняя власть, на которую все более пугающе похожа теперешняя. А печальная новизна ситуации в том, что большинство населения добровольно свалилось в объятия еще невиданной массированной информационной войны, государственной пропаганды. Можно ли и как этому противостоять?

Еще летом в эфире «Эха Москвы» известный российский педагог Евгений Ямбург утверждал: как противоядие необходим в школах курс медиакультуры. Научение ребят сопоставлять разные источники информации, сохранять при этом критичность разума, иметь собственную позицию и слышать других, другого.

Словом, снимать лапшу с ушей.

Нет, это не идеализм, а единственно возможный педагогический реализм. Пока мы в силу особенностей нашей «демократии» оказались вне поля принятия решений, как прекратить кровопролитие, постараемся хотя бы уменьшить накал агрессии и ненависти в душах молодежи, детей.

Работы моих коллег, подобные честной и ответственной книге Александра Пумпянского, могут стать основой для такого учебника по медиакультуре.

К руководству издательства «Просвещение» сейчас пришли свежие силы, потому прошу считать эти заметки заявкой на такой учебник.

…В условиях бредовой, безумной кровавой войны одна надежда теперь на школу, на культуру. На длительный созидательный процесс. Я верю, что и с украинской стороны уже появились адекватные издания, акции и усилия.

Эти стихи я посвятила моей подруге, киевскому кинорежиссеру Ольге Самолевской:

Мастерицам

Сломалась радость звонкая, Волшебная иголочка, И нечем мир разорванный заштопать, пронизать. Сестрица чернобровая, спасибо за шитье твое, Житье-бытье узорное мы будем продолжать. Не радостью, так горечью — Была б работа спорая, Успеть бы стать узорами, Доснять и дописать. Ну а что нет иголочки — Не будем горевать.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow