Тишина здесь продлилась только до 11 утра. Утром в воскресенье мы выехали в соседний с Дебальцевом поселок Мироновский. Было не слышно и не видно ни танков, ни «Градов». Только трескотня из стрелкового где-то вдалеке. На блокпостах кивают: обстановка спокойная, можно ехать. Но уже на въезде слышим — сначала вдалеке — артиллерийскую канонаду. Через минуту пушки начинают греметь и у поселка.

Разрушенный не меньше Дебальцева, Мироновский оказался в еще худшем положении. Поселок выживает без света и воды, сюда почти не доезжают волонтеры, мэрия закрыта, на дверях странное объявление: «функции ЗАГСа теперь исполняет морг». Мимо проходит дед и говорит, что морг теперь тоже не работает.

— А где ваш мэр? — спрашиваю.

— Мэр где? — говорит дед. — Да убежал он! Чего ему здесь ждать-то?

— В Дебальцеве мэр до сих пор на службе.

— Значит, у нас хуже, чем в Дебальцеве! Перемирие, японамать, — сказал дед и сплюнул на асфальт. — Хлеба, бляха-муха, купить негде!

Дед потряс в руках болоньевой пенсионерской сумкой, где ничего не было.

Людей на улицах, и правда, здесь даже меньше, чем в Дебальцеве.

Неподалеку от закрытого магазина мы встретили Якова Николаевича. Пожилой мужчина медленно брел по улице. Мы окликнули его сзади, и старик повернулся с тяжеленным взглядом. «Стреляют», — сказал.

На улице за старым молельным домом — тело молодого мужчины в шерстяных носках. Прикрыто одеялом. В десяти шагах — пробитая снарядом стена подсобного здания, кругом осколки. Издалека к нам бежит и машет рукой какой-то мужик.

— Как бы его убрать, — кричит оттуда. — Пятый день уже лежит. Какие-то *** уже сапоги с него сняли!

— Почему не закопаете сами?

— Да, а как? — не понимает мужик. — Надо ж как-то официально! Но ни власти тут, никого…

Мужик снова смотрит на ноги мертвеца: «Суки такие, нечеловеки!»

«Ездют по городу и стреляют!»

В большом бомбоубежище местного ПТУ прячутся 30 семей. У крыльца нас встречают с криком: «Уходите, опять все наврете!».

— Будем разговаривать только с российскими журналистами, — сказал мужчина в фуфайке. — Больше мы никому не верим. Есть такие?

— Есть, — говорю.

— Мы смотрим только Lifenews, только там говорят правду!

— Напишите правду! — сказал мужик. — У нас ничего нет! Ни хлеба, ни света, ни бензина, ничего! Нас расстреливает украинская армия!

— Сколько у вас там детей внизу?

— Много! Да что с того? Лучше помогите нам, а то только вопросы эти ваши!

— Приезжают, спрашивают, а толку нет! Мы уже столько интервью давали, и все равно все врут! — сказала женщина в трико со впалыми щеками.

— Подожди Тамара Ивановна! Видно же, эти помочь хотят.

— Вот пусть сначала помогают, а потом проходят и смотрят тута! — сказала Тамара Ивановна.

Женщина, как выяснилось, преподаватель английского языка. А мужчина — Володя — старший по убежищу. Володя предлагает нам сделку: за сто гривен он пропустит нас вниз.

— Ну это как бы не взятка, ничего такого, — оговаривается сразу Володя. — Это нам как бы на бензин для генератора, ты пойми.

— Тогда проходите, — говорит Тамара Ивановна.

В подвале шумно. Между кроватями носятся дети, мальчик лет пяти рисует карандашами на столе. Кажется, животных. Горит свет, тепло.

— Но вы говорили: нет света.

— Это вот благодаря генератору, — сказал Володя. — Еле-еле выживаем. Все на топливо уходит, на еду.

— Почему не эвакуировались?

— Мы со своей земли никуда не уйдем! — заявила с кровати женщина. — Пусть они сами уходят.

— Кого имеете в виду?

— Украинскую армию! Кто по нам стреляет? Кто вот это все с нами делает? Это не ополченцы стреляют. А вот эти Нацгвардия долбанная! — говорила Тамара Ивановна. — Ездют по городу и стреляют. Аптеку разрушили, дом у горисполкома…

— Стреляют по городу, который сами же и удерживают?

— Так и делают! Совсем уже того, вы понимаете!

В подвале поднимается гам. Все поддерживают сказанное учительницей английского языка.

— А все потому, что мы, русские, хотели в Новороссию, вот и убивают!

— Один мужчина даже видел в Красном Партизане солдат с американским флагом и американским оружием! — говорила Тамара Ивановна. — Стреляли по мирному населению!

«Идешь так по улице и ахаешь»

Еще одно убежище находим в подвале соседнего с ПТУ дома. Влажно, пыхтит буржуйка и от этого немного пахнет гарью. Света нет, горит только лучинка. Нас встречают совсем по-другому.

— С России вы? — говорит старшая по подвалу Лена, женщина в синем пуховике. — Тогда вот напишите своим: не нужна нам ни Новороссия, ни Россия, никакое ДНР и ЛНР. У нас тута Украина, и мы украинцы, не нужна нам российская армия и ваши солдаты, которые тут присутствуют!

— Мы жили нормально! Пенсию получали вовремя, хоть и копейки! А теперь из-за вас сидим почти месяц в подвале!

— В соседнем подвале говорят по-другому.

— В ПТУ? Так ну правильно, им туда гуманитарку привозят без конца!

— И еду, и бензин привозят, — сказал Лена. — А они еще такое мелют.

— Нам бы привозили стока, — согласилась женщина с матраса.

Выходим на улицу, где слышна уже непрекращающаяся канонада. Люди начинают скапливаться у входов в подвалы. Один из мужчин лет 50-ти говорит, что днем ходить по городу опасно.

— Дальше подвала мы тут никто и не ходим.

— Никто и не ходит, — говорит другой мужчина, примерно его ровесник. — Трупы убирать некому, это полное безобразие. Идешь так по улице и ахаешь.

— А ты не ходи, — сказал первый.

Пушечные выстрелы начинают раздаваться в окрестностях города. Местные говорят, что вот-вот будет ответный огонь. «Уезжайте! Не оставайтесь. Мы уж тут сами». На выезде из города видим стрельбу артиллерийской батареи с небольшой возвышенности в сторону Логвинова. Через полминуты батарею накрывает что-то, над холмом поднимаются столбы дыма.

пос. Мироновский