СюжетыПолитика

Присяжные удаляются на совещание

Разворачивается политическая борьба вокруг права граждан участвовать в отправлении правосудия

Этот материал вышел в номере № 19 от 25 февраля 2015
Читать
«Верховный суд предложил сократить число присяжных и вернуть в суды «кивал» (народных заседателей)» — такие сообщения попали в топ новостей 19 февраля. Вероятно, даже не журналисты, передававшие новости, а редакции, присваивавшие им заголовки, серьезно исказили здесь суть того, что происходит на самом деле
Изображение

Откуда «звон»?

19 февраля в Российском государственном университете правосудия прошел круглый стол на тему «Перспективы реформирования суда присяжных». Этот вуз, действительно, подведомствен Верховному суду РФ, и на встрече выступил ряд его судей, включая одного из заместителей председателя, а также судьи из регионов. Но кроме судейских говорили и члены СПЧ, и ученые из других вузов, а предложения высказывались самые разные. Верховный суд пока еще ничего не предлагал, тем более как субъект законодательной инициативы, и борьба еще только начинается.

Ее отправной точкой стало поручение президента Путина, направленное им в конце прошлого года Верховному суду РФ и СПЧ (поскольку изначально инициатива исходила от него): «подготовить предложения о расширении применения института присяжных заседателей». Это стало в значительной мере неожиданностью: прежде президент на встречах с СПЧ на вопросы о суде присяжных неизменно отвечал в том духе, что «на Кавказе такой суд невозможен». С чего бы он изменил свое отношение?

Прежде всего мы должны понимать, что вопрос о присяжных (или «народных») судебных заседателях — это вопрос политический (в настоящем значении слова, не в контексте «иностранных агентов»).

Судебная власть гораздо больше и «главнее», чем мы это представляем себе сегодня по правоприменительной практике.

Так, власть лишать людей свободы (например, в случае административного ареста или при заключении под стражу) юридически принадлежит только суду, а не полиции и следователям, которым она де-факто «делегирована» соглашательством судей. Что может заставить «ментов» (в собирательном смысле) поделиться такой властью?

Прежде чем ответить на этот вопрос, надо вспомнить, что суд — совсем особый орган государственной власти. Суд (по крайней мере, теоретически) защищает и человека от незаконного преследования государством, в суде гражданин может выиграть у государства и его органов. В той мере, в какой это, на самом деле, так, суд является одновременно и опорным институтом гражданского общества.

Политическая реформа суда, в центре которой теперь встал вопрос об участии граждан в отправлении правосудия, на стадии ее обсуждения будет означать, что силовики (и примыкающая к ним значительная часть судей) будут тянуть в свою сторону, а какие ни на есть институты гражданского общества — в свою. В конечном итоге все это все равно разрешится в Думе, контролируемой Кремлем, но пока наше дело «тянуть», пытаясь извлечь максимум возможного с точки зрения гражданского общества и для защиты прав человека.

И есть во что упереться: пункт 5 статьи 32 Конституции гарантирует гражданам право на участие в отправлении правосудия, которое сегодня, после значительного сокращения подсудности присяжных, не реализуется практически никак.

Возможности и пределы реформы

Успех в «перетягивании каната» и фиксация его в той или иной законодательно закрепленной точке компромисса между интересами «властной вертикали» и гражданского общества будут зависеть от многих факторов как субъективного, так и вполне объективного характера. Главные среди последних — это бюджетные деньги, которых мало, и сложившееся в обществе отношение к суду, которое — хуже некуда.

Сейчас попытки расширить участие граждан в отправлении правосудия упрутся в первую очередь в вопрос о том, хотят ли этого сами граждане. Примеры и цифры приводились на круглом столе: по тысячам рассылаемых повесток на отбор в суды приходят единицы, формирование коллегий присяжных срывается раз за разом.

Возможно, и сам институт суда присяжных был прописан в законодательстве не лучшим образом, но вместо того чтобы поддерживать его и реформировать там, где необходимо, за предыдущие лет десять было сделано все, чтобы девальвировать его в глазах общества и тем самым превратить в ничто. Проигрывая в судах присяжных в разы больше дел, чем у профессиональных судей, прокуратура и следствие думали не о том, как улучшить свою работу или институт присяжных, а лишь о том, как от него избавиться. Это происходило при молчаливой поддержке судейской верхушки. Оправдательные вердикты присяжных раз за разом отменялись по формальным, а часто и притянутым за уши основаниям, по телевизору присяжных постоянно называли не иначе как «люмпенами», не способными разобраться в сложных (а на самом деле намеренно или по неумению усложняемых следователями) юридических вопросах. Отдельно надо сказать и о манипулировании присяжными путем так называемого «оперативного сопровождения» со стороны правоохранительных органов, чему скопилось уже множество примеров.

Поэтому вопрос о том, пойдут ли граждане в присяжные (или «народные» — см. далее) заседатели, зависит от того, как к этому институту будет относиться власть. Социологии, которая могла бы ответить на этот вопрос, не существует, сейчас мы пытаемся ее заказать, но опять за копейки, поскольку государство до последнего времени эта тема интересовала исключительно абстрактно.

В действительности,

по моему опыту общения с бывшими присяжными (в рамках общественной программы «Клуб присяжных»), еще несколько лет назад среди них было много врачей, учителей, бизнесменов, «айтишников», которые приходили в суды из чувства долга и из социального любопытства («интересно посмотреть, как это работает»). Но постоянное их шельмование сделало свое дело,

и сегодня мы имеем, наверное, то, что имеем. Активного стремления граждан участвовать в делах государства и суда вообще трудно ожидать в условиях экономического кризиса и социальной апатии, и сейчас не самое лучшее время для этого разговора.

Но времена меняются. А вот второй фактор — ограниченность бюджета — будет всегда, и это более серьезный аргумент для тех, кто будет «тянуть канат» в сторону минимального участия граждан в отправлении правосудия.

Именно этим — сокращением расходов и упрощением процедуры — обосновываются предложения уменьшить число присяжных в обычных коллегиях до 7 (или до 5, как предлагали некоторые судьи) человек. В терминах «торговли» я бы сказал, что над таким предложением стоит подумать, но и поторговаться относительно, например, возвращения в компетенцию суда присяжных тех дел, которые были из нее недавно изъяты под предлогом введения в областных и равных им судах апелляционной инстанции (которая, в свою очередь, во многом остается фикцией).

На круглом столе в Университете правосудия даже не представители СПЧ, а сами судьи заговорили о возможности организации суда присяжных на районном уровне по делам о тяжких и менее тяжких (юридический термин) преступлениях. Для гражданского общества предложение выглядит заманчиво, но может оказаться ловушкой: ведь в большинстве районных судов для этого нет условий, а проведение комплекса подготовительных мероприятий может растянуться на десятилетия.

«На стыке» двух встречных инициатив — с одной стороны, по расширению участия граждан в отправлении правосудия, а с другой, по упрощению и удешевлению таких институтов — родилась и идея возвращения в суды «народных заседателей».

Возвращение «народных заседателей»

Если без ложной скромности, которая тут будет только мешать, впервые идея возвращения в суды двух «народных заседателей» была высказана несколько лет назад мной в рамках той же программы «Клуб присяжных». Сначала она встретила настороженное отношение как со стороны правозащитников, так и судей. Но если судьи всегда настороженно относятся к любой инициативе, то правозащитники и ученые были обеспокоены именно возвращением практики «кивал».

Затем эксперты-правоведы составили несколько концепций — «законоутопий»: мы ведь не очень надеялись, что они могут обрести очертания законопроектов, хотя сейчас это может случиться. «Утопии» тестировались нами на встречах с судьями в различных регионах: так, в Омске обсуждался проект Сергея Пашина о возможности участия «народных заседателей» при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу; в Рязани — проект профессора Елены Лукьяновой о рассмотрении с участием заседателей споров, возникающих в процессе выборов; в Нижнем Новгороде на суд гражданских активистов был вынесен проект Виктора Похмелкина об участии двух «народных заседателей» при привлечении к административной ответственности в виде краткосрочного ареста, — и это был единственный случай, когда судьи к нам не пришли, видимо, решив, что тут «политика».

Постепенно отношение к «народным заседателям» менялось и среди судей, и правозащитников — так что в конце концов эти предложения были представлены президенту от лица СПЧ. Возвращаясь к аналогии с «перетягиванием каната», у нас, представителей гражданского общества, тут позиция скорее просто реалистичная: надо «брать, что дают» (при этом СПЧ настаивает, что суд присяжных по уголовным делам в обычном «формате» тоже должен быть сохранен).

А судьи, тепло вспоминая прежнюю практику работы с народными заседателями, видимо, рассчитывают, что по большинству дел они все-таки останутся хозяевами в совещательных комнатах.

А в том случае, когда в душе они будут солидарны с заседателями (например, по делам о выборах), им будет удобно прикрыться их голосами перед начальством.

«Эпицентры» спора

Политика (еще раз: в обычном смысле, а не в смысле мифических «иностранных агентов») — это искусство возможного. Каким окажется окончательный результат, пока говорить трудно, тем более что силы «сторон» этого спора далеко не равны. Но легко угадать, вокруг каких вопросов главным образом будет вестись (возможно, и недолго, но по логике) эта политическая борьба.

Главные «сражения» предстоят даже не вокруг вопроса о том, сколько в будущих моделях окажется заседателей, а по двум другим ключевым вопросам. Первый — это как они будут туда попадать. И второй: будут ли заседатели принимать решения и голосовать вместе с судьей или отдельно.

Понятно, что «президентскую вертикаль» больше всего устроило бы выдвижение заседателей по линии «Единой России», но СПЧ от такого варианта устранился бы.

Метод случайной выборки, который сейчас используется для набора присяжных (там, впрочем, тоже можно, хотя и трудно, поджухать), имеет и плюсы (обеспечивает независимость заседателей), и минусы. При рассмотрении специфических дел (а все они специфичны) имеет смысл качественный отбор по профессиональным навыкам, как это, по идее, делается при наборе арбитражных заседателей. Случайная выборка его обеспечить не может. Здесь нужен, вероятно, более сложный и гибкий механизм, сочетающий случайные и не случайные механизмы отбора — возможно, для разных судебных процессов он должен быть разным.

Что касается процесса голосования, то судьи на круглом столе уже выступили с предложением изменить закон так, чтобы присяжные и судья выносили решение вместе. Это предложение они мотивируют необходимостью объяснять присяжным смысл сложных вопросов в совещательной комнате. С точки зрения гражданского общества такой механизм порочен: опытный судья «задавит» заседателей, лишив их независимости, ради которой, собственно, и городится весь огород этого сложного института (что касается «сложных» вопросов — так надо их проще формулировать). Впрочем, и здесь придется искать компромисс: например, обсуждать решения можно и вместе с судьей, но тогда голосование заседателей должно быть строго тайным.

Все здесь — сложные и, по определению, в чем-то несовершенные конструкции, и по каждой из них надо искать соглашения. Готова ли власть к компромиссу?

Что если опять «плетью обуха не перешибешь», и этим обухом прямо по голове?

Тогда, наверное, во всяком случае, «вертикаль» еще раз продемонстрирует свое лицемерие.

Окно возможностей

За неожиданной инициативой президента, несомненно, стоит проблема падения авторитета судебной власти, отсутствия доверия к суду со стороны общества. Она уже далеко не нова, но в новых условиях ухудшения качества жизни и возможных протестов недоверие к суду может оказаться критическим для власти в целом. Но за инициативой Путина (условно, так как за ней стоит целая группа, в первую очередь близких к нему силовиков) угадывается, возможно, и

лукавая двухходовка — в духе сложившихся взаимоотношений власти и общества: привлечь граждан к вынесению приговоров, чтобы продолжать творить произвол, но уже «именем народа».

Ловушек тут много, а искушенные властью и интригами чиновники (в том числе «от правосудия») имеют гораздо больше и опыта, и ресурсов для того, чтобы водить правозащитников за нос. В конце концов, последнее слово за ними, а не за нами.

Но это не значит (сейчас я говорю с позиций гражданского общества, а не власти), что надо хоронить возникшие предложения. Нынешняя политическая схватка за ту меру, в какой мы (граждане) будем допущены к судебной власти, не лишена смысла и значения. В конце концов, важные социальные институты бывают и «спящими», но приходит время, когда они «просыпаются». Нельзя отказываться от усилий и попыток, когда открывается «окно возможностей».

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow