Станция «Аннино», восемь утра. Первое, что я слышу, когда открываются двери вагона метро: «Вам туда!» Женщина в кислотно-зеленой жилетке стоит на «фейс-контроле» и указывает пальцем на эскалатор. Вместе с выходцем из Средней Азии я поднимаюсь наверх, где нас уже поджидает другая сотрудница метро: «В УФМС направо и вверх по лестнице».
Территория вокруг метрополитена напоминает восточный базар. Одни зазывалы перегораживают мне дорогу и предлагают занять «последнее место» в такси («Довезу за 400. Ладно, красавица, давай за 350!»), другие — отводят в сторону и заговорщически вкладывают в ладонь пестрые листовки: «Медкомиссия без очереди в день обращения», «Поездка на границу». «ВИЧ сертификат для патента в ФМС: быстро, легально, рядом с метро».
Зеленые автобусы-гармошки, которые, согласно сайту правительства Москвы, специально «организованы для удобства иностранных граждан», отходят от метро каждые полчаса. Поездка в один конец стоит 150 рублей. Билет можно купить прямо здесь — в окошке у заднего сиденья «Газели» с логотипом Мосгортранса. Мало кто знает, что рейсовый транспорт отправляется в тот же пункт назначения всего за 55 рублей.
Около автобуса тесно толпятся сонные гастарбайтеры — около ста человек. Когда дверь открывается, люди оживляются и начинают толкаться. «Это еще ничего, вчера было хуже: когда люди входили в автобус, я боялась, что они его перевернут», — шепчет мне на ухо женщина справа. «Сбегай за сосиской, а то помрешь с голоду», — заботливо наставляет женщина слева. Мы пытаемся зайти в автобус, который уже набит до отказа. «Кучнее», — равнодушно бросает сотрудница Мосгортранса с сигариллой в руке. «Куда еще?! Мы как кильки в банке», — раздается возмущенный голос в толпе.
Шило на мыло
Сегодня дорога в Многофункциональный миграционный центр, который находится на территории бывшей воинской части (поселок Сахарово, 70 км от МКАД), занимает полтора часа. Но еще в прошлом году трудовой вопрос можно было решить в пределах Москвы: территориальные ФМС выдавали гастарбайтерам патент на работу по найму у физических лиц (к примеру, в качестве няни или водителя), Отдел внешней трудовой миграции в Бибиреве — разрешение на работу у юридического лица, по квотам. Одна из причин, по которой мигрантов отправили в Новую Москву, — жалобы москвичей на «некомфортную обстановку» вокруг пункта приема документов. Люди грозились устроить «второе Бирюлево», если миграционный центр не будет ликвидирован.
Согласно данным ФМС, в 2014 году 800 тысяч мигрантов из стран СНГ работали в Москве по патентам, 200 тысяч — по разрешениям на работу. На деле, естественно, выходило иначе: мигранты оформляли патент на работу у физического лица (условия его приобретения были проще), но работали на фирму.
Второго декабря прошлого года президент подписал поправки в закон «О правовом положении иностранных граждан в РФ». По новым правилам иностранцы делятся на две категории: те, кто въезжает в Россию по визе и работает по квотируемым разрешениям на работу, и те, кто не нуждается в визе, но делает патент. Причем теперь, имея патент, можно работать как на физическое лицо, так и на организацию.
Несмотря на то, что документ начинал действовать с 1 января, выдача «старых» патентов не прекращалась вплоть до конца декабря. «Ко мне приходил пожилой мужчина и рыдал: зачем мне 28 декабря выдали патент, если через три дня после его получения я проснулся нелегалом?» — рассказывает вице-президент АНО «Центр социальной адаптации мигрантов «Надежда», депутат Совета депутатов поселения Марушкинское в городе Москве Ольга Косец.
Вне зоны доступа
Когда автобус притормаживает, люди ломятся из него, чтобы поскорее занять очередь. Процедура получения патента напоминает компьютерную бродилку: гастарбайтеры перемещаются по закоулкам огромного (68 тыс. кв.м) и недостроенного Центра — из одного брезентового шатра в другой, — чтобы пройти все испытания и получить главный приз. Но время играет против них. Если трудовой мигрант будет пойман за работой без патента, ему грозит административный штраф (до 7 тысяч рублей) и депортация с закрытием въезда в Россию на 3–10 лет. Попасть в черный список можно и в случае, если иностранец находится в столице более трех месяцев и не имеет патента.
В «Зоне прибытия» стоят рамки металлоискателей. На стене висит знак, строго запрещающий пользоваться мобильной связью (хотя сигнал тут и так практически не ловится). «Это из целей технической безопасности», — неуклюже объясняет охранник. На вопрос, почему «рамки» отсутствуют на входе в другие корпуса (туда можно пройти, минуя «Зону прибытия»), он сочувственно пожимает плечами: «Безопасность тут нулевая. В день мимо меня проходят пять тысяч человек, но пропускная способность Центра рассчитана только на две».
Неподалеку от корпуса молодая киргизка с двухлеткой на руках роняет на землю билетик в метро. Из-за плеча девушки появляется дворник и без акцента говорит ей: «Сука, у себя дома так кидалась бы».
«Еще немножечко нужно потерпеть»
Центр открывается в восемь утра. Чтобы занять очередь, люди приезжают в Сахарово на рассвете или ночуют в машинах неподалеку. Возле каждого шатра стоят 300–500 человек, зажатых с обеих сторон металлическими заборчиками. Идет снег. Мигранты кутаются в одеяла, жуют бутерброды прямо в тесной толпе. Продолжается строительство новых зданий. Рычит экскаватор, ноги утопают в снежно-грязевой жиже.
«Одна бабушка сломала себе ногу в очереди», — вспоминает таджичка Гуля. Еще вчера девушка должна была попасть на прием (был талон на подачу документов), но очередь до нее так и не дошла. Сотрудники Центра внесли мигрантку в новый список и присвоили ей порядковый номер — 982. Сегодняшняя очередь наполовину состоит из тех, кто не успел пройти внутрь шатра накануне. И так каждый день.
«Я встала в пять утра, чтобы пораньше приехать сюда, но рухнула на пол. Вчера я простояла в очереди девять часов: у меня поднялась температура, разболелась спина», — без эмоций рассказывает Гуля, глядя себе под ноги.
Когда-то она училась в Таджикистане на экономиста, мечтала работать в правительстве. Но жизнь резко изменилась, когда молодую и красивую Гулю бросил муж: она вынуждена была оставить грудного ребенка с родителями и уехать на заработки в Москву. Сейчас 35-летняя мигрантка делит комнату с семейной парой и чужими детьми, работает кассиром в небольшом магазинчике. За сутки у прилавка она получает 1200 рублей, половину из которых откладывает в ящик, чтобы отправить безработным родителям. «Ничего, — успокаивает себя мигрантка, — мне еще немножечко нужно потерпеть, накопить деньги и уехать к дочке».
В Сахарове можно получить все услуги, необходимые для оформления патента, — пройти медосмотр, сдать экзамен на знание русского языка и законодательства (некоторым удается только с девятого раза), оформить страховку, оплатить госпошлину. Но узбечка Наргиза приехала сюда уже с готовым пакетом документов. Никаких экзаменов она, разумеется, не сдавала, да и медкомиссию не проходила — девушка заплатила частной конторе 23 тысячи рублей, чтобы не отлучаться с работы. «Без патента мне разрешают работать в столовой только полдня, — упавшим голосом рассказывает Наргиза. — Потом мне приходится делать заготовки в подсобке, потому что проверки проходят каждый день». За каждого нелегального сотрудника компания может заплатить штраф в 1 миллион рублей. Некоторые начальники подходят к делу более практично: оплачивают патент из своего кармана, а потом вычитают сумму долга из зарплаты мигранта.
«Когда Собянин сюда приезжал, народ погнали из павильонов. По телевизору показали, что в очереди стоят всего десять человек. И все делается бесплатно. Ага, щас», — выглядывает из-за раскрытого бульварного романа молдаванка Наташа. Женщина читает «Запретную жену», загибая странички красными накладными ногтями.
Цена вопроса
Мигрант, который планирует работать на территории Москвы, вынужден приехать в Сахарово трижды: взять талон, подать документы и получить патент. Каждый раз ему нужно потратить три часа и триста рублей на дорогу, выстоять тесную и длинную очередь. После того как все документы собраны и поданы в Центр, мигранту остается ждать. Эсэмэска со штрихкодом и сообщением о том, что ламинированная карточка готова, приходит спустя 3–4 недели.
Ильхам из Азербайджана вот уже шесть часов стоит в очереди на подачу документов, которые ранее оформил в Центре. Он достает из прозрачной папки бумаги и показывает мне чеки: тестирование по русскому языку — 600 рублей, медицинский осмотр — 2400 рублей, полис медицинского страхования — 3090 рублей, перевод паспорта — 600 рублей, услуги по оформлению бумаг, куда входит дактилоскопия и ИНН, — 3600 рублей и налог на патент — 4000 рублей. Итого почти 15 тысяч рублей.
Размер налога, который держатели патента обязаны ежемесячно уплачивать в местный бюджет, каждый регион устанавливает сам. Для московских мигрантов раньше он составлял 1216 рублей, теперь — 4000 рублей. В остальных регионах ценник ниже: в Забайкалье — 1568 рублей в месяц, в Белгородской области — 3192 рубля, в Санкт-Петербурге — 3000 рублей.
Марина Лексина из комитета «Гражданское содействие» говорит, что мигранты, прикинув свои ежемесячные траты, начинают сомневаться в целесообразности работы в Москве. Ведь через год им придется заплатить за услуги по новой и продлить патент. «Они приходят к нам и говорят: я сейчас поработаю два-три месяца, получу зарплату, которую мне не выплатили, и уеду навсегда — те четыреста долларов, которые я зарабатываю в Москве, я могу получать и в Узбекистане», — рассказывает она. К слову, многие дворники жалуются на то, что им не выплачивают зарплату и не отпускают на родину, пока они не приведут кого-нибудь себе на замену.
«Куда смотрит ФАС?»
По заверениям официальных органов, новые правила оформления патента «наводят порядок в трудовой миграции путем подключения действенных экономических инструментов, устраняют существовавший ранее институт посредников, делают прозрачным трудовой рынок». На деле все не так однозначно.
Мигранты жалуются на то, что документы, сделанные за пределами Центра, периодически отбраковываются. «Бывали случаи, когда люди приходили в Сахарово с полисом ВТБ, а их заставляли по новой покупать полис единственной фирмы, обслуживающей Центр, — «МАКС». Это же монополизация услуг. Куда смотрит ФАС, я не пойму?! Мне кажется, необходимо аккредитовать при УФМС некоммерческие организации и диаспоры, предоставляющие услуги по информационному сопровождению», — размышляет Косец.
Когда подходит моя очередь, сотрудница Центра, консультирующая мигрантов по вопросам оформления медицинской справки, так и говорит: «Вы лучше пройдите обследование у нас, или в центрах, которые мы рекомендуем, — их образцы документов совпадают с нашими. Если завернут с медсправкой не из списка, вам придется заплатить дважды». Женщина протягивает листовку, в которой указаны одиннадцать частных клиник.
Депортационная машина
Эксперты и правозащитники сомневаются в том, что новые правила оформления патента облегчают мигрантам жизнь. Основная проблема кроется в отсутствии переходного периода. «Законодательство в миграционной сфере меняется так быстро, — объясняет Лексина, — что даже юристы не могут за ним уследить. Ни у мигрантов, ни у чиновников нет возможности оглянуться назад и понять, что произошло, как дальше действовать. Без паники. Сегодня полиция и ФМС действуют как депортационная машина — зачастую из-за того, что нет четких инструкций на тему, как справляться в этот период, они прибегают к самостоятельным мерам». Другая проблема связана с отсутствием доступа к информации. К примеру, среди гастарбайтеров есть те, кто, не подозревая о существовании новых поправок к закону, продолжает платить налог на старый патент и накапливать чеки.
Недавно в одном из полицейских участков Лексина встретила группу выходцев из Средней Азии, у которых действие старого патента закончилось в январе. Сотрудники правоохранительных органов и местного отделения ФМС, куда они периодически бегали консультироваться, не знали, что у мигрантов есть законное время на оформление патента — один месяц. «Мне не удалось отбить троих ребят, — вспоминает она. — Их в тот вечер повезли в суд, который вынес решение о депортации на родину».
P.S.9 марта президент Путин утвердил новые поправки в закон «О правовом положении иностранных граждан в России», инициированные правительством Москвы. Теперь главы регионов могут «обращаться в федеральный орган исполнительной власти в сфере миграции с мотивированным предложением о продлении трудовых патентов, выданных в 2014 году». Как эта новая практика будет организована, пока не знает никто — ни эксперты-юристы, ни сотрудники ФМС, ни тем более сами мигранты. Впрочем, они вряд ли знают и о существовании самих поправок.
