К 10-летию своей лирической, классической, акварельной (как только ее не определяли!) «Студии театрального искусства» Сергей Женовач поставил одну из самых злых, горьких и макабрических русских пьес. Ну ничего святого! Включая самое русскую интеллигенцию…

Спектакль вышел блестящим. Очень смешным. И очень страшным: вплоть до мистики.

Сценограф Александр Боровский поставил чуть не вплотную к рампе двухэтажную конструкцию из дверей. Когда-то — барских, белых, филенчатых, с матовым стеклом. А ныне — навзрыд и вразнос (как все пространство Страны Советов) облупленных. Не чиненых и не крашеных со времен Керенского дверей столичной коммуналки образца 1928 года. Звонков этак на восемнадцать.

Жуткие шершавые двери — единый строй коммунальных нор, нищих убежищ живой, сугубо личной жизни от торжества социализма и победного шага «массы масс» — уже метафора эпохи.

За дверьми басовито извергается общий унитаз. За дверьми сияет свет, к дверям припадает ухом, отклячив тощий зад напоказ партеру, неуемная теща (Анастасия Имамова) страдальца Подсекальникова. А вот и сам безработный Подсекальников (Вячеслав Евлантьев) с супругой Машей (Евгения Громова).

У Женовача эта пара очень молода. Маша — в целомудренной старорежимной батистовой рубашке, Семен Семеныч по ночному времени тоже вполне пристоен… Но первая мысль: какая здоровая, цветущая, золотистая (как на полотнах Дейнеки) плоть! И сколь не нужна державе, в какой жестокий распыл нищеты, лагерей, фронта и всей советской скудости пойдет эта плоть миллионов «маленьких людей», нашенских обывателей XX века, Маш и Подсекальниковых.

Пара эта словно Богом назначена родить по любви шестерых. А детишек у них нет вовсе.

Черная комедия Эрдмана меж тем набирает обороты. Появляется весь коммунальный бестиарий: доносчик Егорушка (Сергей Качанов) в узнаваемом френче, с хрестоматийной фразой «Курьеры хотят стрелять!», невозмутимо-циничный (впрочем, не чуждый и человечности— как все персонажи «Самоубийцы» у Женовача) директор тира Калабушкин (Алексей Вертков), бизнесвумен эпохи НЭПа и бабушки в платках до глаз… Подсекальников мечтает о серебряной трубе, «бейном басе», с которым можно в Москве заработать уж-жасные деньжищи. А из партера безнадежные взвизги трубы в руках Подсекальникова вдруг поддерживает джаз-квинтет.

Несомненно, это «воспоминание о будущем». Об Эрдмане 1930-х — авторе не только «Мандата» и «Самоубийцы» (пьесу, напомним, не разрешили поставить ни Мейерхольду, ни Станиславскому), но и сценария «Веселых ребят». О съемках «Веселых ребят» в 1933-м, на которых Николая Робертовича и повязали. Джаз-квинтет лихо, мажорно, злокозненно и намеренно фальшивя, наяривает марши. Оркестр на все руки — и ресторанный, и похоронный.

Тут и приходят искусители склонного к суициду (от годичной-то безработицы и явной безнадеги после шести месяцев принудработ) Подсекальникова. Блистая очками, входит Аристарх Доминикович Гранд-Скубик (Григорий Служитель), глашатай русской интеллигенции.

Текст Эрдмана с его проницательным цинизмом был страшен в 1928-м. Страшен и сейчас.

«Вы стреляетесь. Чудно. Прекрасно. …Но стреляйтесь, пожалуйста, как общественник. …Правда не ждет, гражданин Подсекальников. Погибайте скорей. Разорвите сейчас же вот эту записочку и пишите другую. …Защитите интеллигенцию и задайте правительству беспощадный вопрос: почему не использован в деле строительства такой чуткий, лояльный и знающий человек, каковым, безо всякого спора, является Аристарх Доминикович Гранд-Скубик.

…И когда, написавши такую записочку, гражданин Подсекальников, вы застрелитесь, вы застрелитесь, как герой. Выстрел ваш — он раздастся на всю Россию. Он разбудит уснувшую совесть страны. …Вся российская интеллигенция соберется у вашего гроба, гражданин Подсекальников. Цвет страны понесет вас отсюда на улицу. Вас завалят венками…»

По дикому, какому-то преисподнему совпадению «Самоубийца» (юбилейный спектакль «СТИ», над которым театр работал почти год!) — впервые вышел на сцену 1 марта 2015 года, в день московского поминального шествия. И тут — никаких параллелей. Тут только оторопь.

Так, к слову, уже бывало в русском театре. И в 1917-м, с «Маскарадом» Мейерхольда. И на нашей памяти. Так, «Терроризм» впервые вышел на сцену МХАТа почти в дни «Норд-Оста».

И сбегаются все, кому надобно, чтоб выстрел Подсекальникова раздался на всю Россию: вольнодумный писатель, притесненный предприниматель, скорбный, но румяный батюшка, две роковые дамочки… (Не буду называть актерских имен: загляните в программку. Все актеры «СТИ», занятые в «Самоубийце», играют с яростью, щеголеватой точностью и полным куражом!) И, собравшись толпой, давят, давят, рвут в клочки будущего героя Подсекальникова, оплачивают банкет и грядущие похороны, фактурно утирают слезы Маши, разносят весть, трусят, истерят, подзуживают:«Много буйных, горячих и юных голов повернутся в открытую вами сторону, и тогда зарыдают над ними отцы… и тогда содрогнется великая родина, и раскроются настежь ворота Кремля, и к ним выйдет наше правительство». И сам Подсекальников, опьяненный общественной атмосферой, гражданским воодушевлением Аристарха Доминиковича с прочим цирком, — вносит лепту в дело борьбы за Родину: «Что бы сделать такое, для всего человечества… Знаю. Знаю. Нашел. …Я сейчас, дорогие товарищи, в Кремль позвоню. Прямо в Кремль. Прямо в красное сердце советской республики. Позвоню… и кого-нибудь там… изругаю по-матерному».

Пьеса 1928 года актуальна до неприличия. Слова ее шипят и взрываются, как карбид в воде. Бедный обыватель, честный коммунальный лузер, тихий писк миллионов — Подсекальников бьется между неумолимым равнодушием державы и бесовщиной Аристарха Доминиковича. И только инстинкт жизни (такой же здоровый, невинный, цветущий, как плечи-локти Семен Семеныча и Маши в первой сцене) отводит беднягу от дула пистолета.

Впереди у него, как известно из истории, — сорок бочек арестантов и сто смертей. Без выбора.

Но этот непобедимый инстинкт жизни и простодушная любовь Маши — единственные его точки опоры в коммунальном бестиарии. Лирический и классический, акварельный и элегический, театр Сергея Женовача говорит об этом со сцены ясно, жестко, с четкостью гнева.

На Аристарха Доминиковича и иную прогрессивную общественность тут надежд не питают.

Знаменитый финальный монолог Подсекальникова Вячеслав Евлантьев (к слову — выпускник ГИТИСа 2013 года, отлично освоивший свою сложнейшую роль) говорит, сидя в дорогом гробу: «А прошу я немногого. Все строительство наше, все мировые пожары, достижения, завоевания — все оставьте себе. Мне же дайте, товарищи, только тихую жизнь и приличное жалованье».

Сейчас, когда новый обыватель, Подсекальников-2015, чувствует под ногами сейсмические толчки новых героических времен, и эти слова звучат актуально до безнадежности.

…Но спектакль вышел — лихой. В высшей степени «ансамблевый» (Сергей Женовач это умеет: и одну из «Золотых масок» получил за создание уникального ансамбля в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше»). Дерзкий спектакль. Злой, трезвый, взрывной. Полный общей энергии. Озвученный громом героических и эпических 1920-х, похоронным джазом «Веселых ребят».

«Театральные выводы» однозначны: удалось! Перед прочими — зритель немеет.

От редакции

В дни премьеры стало известно — Сергею Женовачу присуждена Премия Александра Солженицына 2015 года «За преданное служение русскому театру… за воспитание зрителей в духе требовательной любви к Театру и Книге». Поздравляем режиссера!