Егда отступиша от берега наши, тогда татарове страхом обдержимы побегоша,
мняше яко берег им даяху Русь и хотят с ними битись
(«Стояние на реке Угре», II Софийская летопись
Нырнуть в озеро и выйти сухим
Российский и монгольский президенты встретятся на Мавзолее 9 мая, после того как получат петицию о спасении Байкала oт планируемых в Монголии ГЭС, подписанную более чем 50 тысячами человек. Петиция, которую также получит и президент Всемирного банка, призывает «вместо ГЭС профинансировать строительство экологически безвредных ветряных (и солнечных) электростанций в пустыне Гоби — и предотвратить экологическую катастрофу до того, как станет слишком поздно». Надеемся, что президенты отнесутся к петиции с пониманием. Чай, Байкал им не чужой — оба окунулись в эту купель, и каждый сделал свои парадоксальные выводы.
Первым на батискафе, пилотируемом Виктором Нищетой, 1 августа 2009 года на дно Байкала отправился премьер-министр России. Друг всего живого Путин после погружения в «Мире» (так называется батискаф) сообщил миру, что Байкал все еще достаточно чист и не нарушен. Вскоре после этого было принято постановление правительства о том, что Байкальский целлюлозный комбинат может продолжать гадить в озеро. Комбинат попользовался высочайшим дозволением, но недолго — через пару лет он все же скончался в страшный муках из-за полной неконкурентоспособности. Сейчас идет борьба за государственный заказ на уборку его токсичных испражнений.
Покровитель монгольских рек Элбегдорж тоже спускался на дно в том же батискафе «Мир» 16 июля 2010 года. «Я чувствую огромную радость, здесь, на глубине, я ощутил единение с природой», — поделился впечатлениями президент Монголии. Вместе с президентом погружался и депутат Госдумы Михаил Слипенчук — тогда руководитель Группы компаний «Метрополь», которой принадлежит батискаф «Мир» и ряд месторождений в центральной зоне Байкальской природной территории, ради которых группа компаний много лет ведет позиционную войну за право их разработки вопреки охранному статусу озера как памятника всемирного наследия.
Видимо, каждый ответработник, погружающийся в Байкал, загадывает желание в меру своего воображения. Как истинный сын степей Элбегдорж проявил выдержку, не сразу дав волю заветным желаниям.
Потомки Чингисхана соседей выбирают
Монгольский президент только на вид Мальчик-с-пальчик в очочках, а в действительности — весьма амбициозный и деятельный политик, стремящийся в истории своей страны занять место сразу после отца-основателя Монголии. Недаром именно при нем центральную площадь столицы, носившую имя революционера Сухэ-Батора, переименовали в площадь Чингисхана.
Впрочем, публичные деяния Элбегдоржа пока выглядят позитивно: он учит Северную Корею демократии, сажает деревья в степи, получает от ООН звание «Чемпиона Земли» за пламенные речи про охрану водных ресурсов и, по слухам, после отставки метит стать главой какого-нибудь агентства при ООН. Но пока его основная работа — это руководить Монголией.
Главной проблемой Монголии, разумеется, являются соседи — она граничит лишь с КНР и Россией. Собственно, чудом своей независимости Монголия во многом обязана многолетней взаимной неприязни Российской и Дацинской империй. Как только вторая рухнула в 1911 году, первая поддержала создание буферного государства на плохо контролируемой китайцами территории. В новейшую эпоху, чтобы не быть раздавленной в объятиях крепнущей российско-китайской дружбы, маленькая страна активно эксплуатировала политику поиска «третьего соседа», выстраивая доверительные отношения с США, Японией и Южной Кореей. И следствием этого стало то, что самые лакомые монгольские рудники, продающие сырье в Китай, контролируются западными компаниями.
Транснациональные монстры вроде австралийской «Рио Тинто» крепко взяли Монголию за горло, требуя баснословных прав и льгот, а также — разрешения нарушать не самые совершенные монгольские законы. В ответ года четыре назад гордые монголы стали откровенно гнобить компании, заставлять их соблюдать букву закона, а еще и посадили ряд иностранных менеджеров под арест за уклонение от налогов. В результате этого клинча в Монголии случился экономический спад, ибо корпорации отказались платить привычные авансы и стали изображать, что сворачивают бизнес. Власти Монголии пошли на попятную — многие законы были смягчены в пользу иностранных горняков. В частности, были подписаны президентом поправки в законодательство, позволяющие добывать минеральное сырье в охранных зонах рек. Зимой 2015 года под давлением международных компаний Элбегдорж помиловал американских и филиппинских менеджеров горных компаний, но не помиловал экологического активиста Мунхбаяра и товарищей, сидящих за попытку защитить реки Монголии от этих компаний. В общем, у доктрины «третьего соседа» проявились изъяны, способные потрясти основы монгольской государственности. Нужно искать иные точки опоры, а выбор невелик.
С новой Россией у монголов отношения не клеятся с момента ее образования. В отличие от щедрого Советского Союза, реально развивавшего в Монголии сателлитную экономику и вывозившего сырье, Россия по первому требованию Дэн Сяопина вывела из Монголии миллионную армию и практически сняла соседей с довольствия. В Монголии эта трагедия сопровождалась всплеском национализма с погромами имущества убирающихся восвояси «русских оккупантов». Но более половины монгольской элиты выучены в СССР и лучше, чем кто-нибудь иной, понимают «загадочную русскую душу» и ведущие к ней струны. Значительная часть монголов продолжает воспринимать Россию скорее в позитивном ключе и уж точно — как лучшее из двух соседних зол. Но этого знания и приятия все же не хватило, чтобы во внешней политике сделать Россию достойным противовесом Китаю, куда уходит 90% монгольского экспорта. Доля России в монгольской экономике неуклонно падает.
Но чтобы ни случилось, крепко и навсегда связывает две наши страны воедино река Селенга, а соответственно и «Байгал» — великое монгольское (варианты: китайское, эвенкийское) священное озеро, по прихоти своенравной истории оказавшееся в пределах России и ставшее и для русских священным. В советское время, когда слово «экология» было известно только ученым, СССР заключил с Монголией довольно подробный договор про охрану и использование бассейна Селенги в целях обоюдного процветания. В рамках братской помощи российские специалисты спроектировали в монгольской части бассейна Селенги десятки водохранилищ ГЭС. К счастью для уникальной природы, все они остались на бумаге, но суверенной Монголии в наследство досталась жесткая зависимость от экспорта российской энергии. Доля ее невелика — 6%, но функция исключительна — именно из России покрываются пиковые нагрузки в центральной энергосистеме страны. Соответственно, цена этой эксклюзивной энергии высока — Монголия сейчас тратит более 30 миллионов долларов в год, покупая киловатт-час по 10 центов. Значительные объемы нефтепродуктов тоже закупаются в России, и она вовсю упражняет на Монголии мускулы «энергетической сверхдержавы» — то цены поднимет, то поставки приморозит, то ЛЭП на профилактический ремонт отключит. Меж тем для монголов очевидно, что четверть потока воды, вращающего турбины Ангарского каскада ГЭС и производящего некогда баснословно дешевую энергию для Иркутска, собрана с небес именно на территории Монголии. И это, право, обидно, особенно когда вас не воспринимают как равного партнера.
Главный ресурс развития Монголии, как и главные риски суверенитету, кроется во взаимоотношениях с последним великим соседом — Китаем. На этом фронте взаимные обиды пестовались столетиями и сидят в подкорке как база национального самосознания: «Мы — не китайцы!» Ну примерно, как если бы россияне всерьез таили на современных монголов неодолимую обиду за татаро-монгольское иго и опасались его повторения.
Многие социологические исследования показывают, что восприятие китайца как исконного врага, рожденное когда-то реальной угрозой ассимиляции, является одним из важнейших факторов, сдерживающих развитие монгольской экономики в XXI веке. В самом Китае симметричным препятствием является традиционное представление, что временное отлучение от метрополии провинции «Внешняя Монголия» лишило карту Поднебесной гармоничной округлой формы.
Впрочем, Китай Си Цзиньпина, видимо, постепенно вырастает из старых комплексов. К лицу ли мелочные территориальные претензии державе, которая только что по взаимному согласию обязалась интегрировать Евразию единым Шелковым путем? В августе 2014-го Си Цзиньпин привез в Улан-Батор огромный пакет предложений по сотрудничеству, включая свободный выход к морю — роскошь, которой Монголия не обладала со времен династии Юань. Но чем больше предлагает Китай, тем с большим подозрением смотрит на это рядовой монгол, а значит, сотрудничество с Китаем затруднено политически (о, это забытое слово — « из-би-ра-тель! ) и практически — трудно осваивать территории, буквально зараженные ксенофобией, где местных женщин ловят и бреют наголо за связь с китайскими работягами. Как смягчить противоречие и открыть дорогу прогрессу?
Недавний опыт соседней страны подсказывает простой и ясный рецепт — можно создать в противовес ненависти к китайцам хорошо рассчитанную националистическую агрессию в отношении другого соседа. И желательно сделать китайцев вольными или невольными соучастниками этой агрессии. Ей-же-ей, значительная доля россиян, два года назад боявшаяся «желтой угрозы», теперь куда больше озабочена угрозой «жовто-блакитной» и наконец-то считает Китай «главным геополитическим союзником России».
Чем монголы хуже? Тем более что российский сосед вовсе не сахар, и у него самого рыльце в пушку по самые уши. И кажется, какая-то часть патриотически настроенной монгольской элиты решила звонко заехать по этому сверхдержавно —энергетическому рыльцу, чтобы посмотреть, что полезного из этого выйдет для родной страны.
Маленькие победоносные ГЭС
На рубеже веков Россия всерьез озаботилась судьбой Байкала — он стал объектом Всемирного природного наследия, охраняемого одной из самых строгих конвенций. Так как большая часть водосбора находится в соседней Монголии, то ее всячески пытались привлечь в совместные природоохранные программы и совместное планирование управления бассейном. Водохозяйственные ведомства двух стран в 2006 году договорились о разработке «Схемы комплексного использования и охраны водных ресурсов (водных объектов) бассейна реки Селенга» (СКИОВО). Монголия при этом ожидала, что российская сторона целиком профинансирует эту работу и обучит для нее кадры. Это было логично, ибо в те поры «третьи соседи» наперебой предлагали бескорыстную помощь для обустройства разных речных бассейнов Монголии. Россия же, владеющая полубассейном вниз по течению, должна иметь куда большие стимулы раскошелиться на благое дело.
Россияне же видели взаимные обязательства иначе и через два года переговоров заявили, что «содействие монгольской стороне в разработке Схемы монгольской части бассейна возможно только после утверждения в РФ Методических указаний по разработке СКИОВО и Методических указаний по разработке нормативов допустимого воздействия на водные объекты». Потерпите, дорогие братья, пока мы сваяем свои национальные нормативы, по которым и вам теперь жить…
Сейчас уже и не важно, пожалели ли тогда денег или действительно думали, что так лучше для сотрудничества. В результате монгольская сторона окончательно решила для себя, что россияне — ненадежный спонсор развития водного хозяйства, и пошла другим путем. Усилиями Водного агентства в маленькой безводной Монголии выделили 29 бассейновых округов, из которых 12 расположены в бассейне Селенги, порубленном на мелкие кусочки. На каждый кусочек искали своего международного спонсора с несколькими миллионами долларов для планирования управления бассейном: голландцам достались Орхон и Тола, немцы обустраивают реку Хара, а ПРООН обеспечивает часть Селенги. Разумеется, такие бассейновые планы сложно стыковать даже в самой Монголии, а уж о координации их с российским СКИОВО просто больше не вспоминали. Да и зачем это Монголии — она «водный гегемон», и соседи вниз по течению ей не указ.
Другой очевидной причиной расхождения с Россией стало желание Монголии развивать свою собственную гидроэнергетику, опираясь на бездонные советские наработки. Россияне вовсе не отрицали права монголов использовать свои реки, но сильно сомневаются как в экономической целесообразности, так и в экологической безопасности создания ГЭС в верховьях Селенги. Спонсором разработки проекта первой ГЭС на притоке Селенги Эгийн-Гол, вытекающей из озера Хубсугул, еще в 1990-е годы стал Азиатский банк развития, а в 2006 году проектом заинтересовались китайский Эксимбанк и ооновский «Механизм чистого развития» — контора, дающая деньги на любые проекты, снижающие выбросы парниковых газов, исключая разве что АЭС. Так как проектанты не смогли доказать ООН, что снизят выхлоп, а китайцам, что будут способны расплатиться по кредитам, ГЭС Эгийн-Гол строить так и не начали.
Россияне же в те поры проявили дипломатический такт и договорились, что «…необходимо создать механизм информирования о проектах и оценки трансграничного воздействия объектов хозяйственной деятельности в бассейне Селенги. С этой целью предлагается создать экспертную группу на принципах Конвенции по ОВОС в трансграничном контексте (Эспоо-1991). Группа рассмотрит проект строительства ГЭС на реке Эгийн-Гол. Совместное обсуждение допустимых параметров экологических попусков позволит реализовать данный проект без угрозы безопасности окружающей среде и экосистемам озера Байкал» (протокол II Заседания российско-монгольской Комиссии по охране окружающей среды. 17—18 апреля 2008 года, Улан-Батор) . Читаешь сегодня это прозрачное, легитимное по форме и разумное по сути решение и дивишься истинной мудрости государственных мужей, его подписавших. Только вот решение почему-то никогда выполнено не было, и о причинах этого можно только гадать…
Президент Монголии с 2010 года патронирует национальную программу «Вода» — эклектический набор пожеланий, предусматривающий самые разные меры, в том числе создание десятков водохранилищ на маловодных реках Монголии, прежде всего водохранилищ ГЭС и накопителей для обеспечения переброски вод в пустыню Гоби. Программа никогда не подвергалась критической объективной оценке. Три года назад Элбегдорж благословил ускоренное создание в бассейне Селенги комплекса ГЭС, чтобы реки не утекали бесполезно за границы Монголии.
Всемирный банк неожиданно в 2012 году, в рамках проекта «Поддержка инфраструктуры горной промышленности» (проект МИНИС), стал планировать сразу две плотины на реках Селенга и Орхон. А в 2013 году обновление и укрупнение проекта Эгийн-Гол было выполнено на деньги, вырученные от продажи Чингиз-бондов, то есть вообще за свои кровные, а не донорские деньги. Ныне для спасения Улан-Батора от жажды активно обсуждается создание водохранилища Тэрэлдж на р. Толе, а также идет планирование 2—3 ГЭС на других притоках Селенги. Все створы плотин взяты из наследия советского Гидропроекта, а проектами управляют мужики предпенсионного возраста с советской инженерной закалкой.
Стоит ли упоминать, что для совместной оценки ныне планируемой гидроинженерной вакханалии так и не была создана «на принципах Конвенции по оценке в трансграничном контексте» совместная российско-монгольская группа. Меж тем планируемый каскад водохранилищ может настолько кардинально изменить режим стока и экологические процессы в Селенге, что негативно скажется и на монгольской, и на российской части бассейна вплоть до Байкала. Требуется комплексная стратегическая оценка и назначение ясных безопасных экологических пределов для всего букета воздействий гидростроительства в бассейне Селенги.
Но Монголия в течение двух лет игнорировала призывы вернуться к прежним договоренностям, и высокие чиновники твердили о своем суверенном праве делать с реками все, что им хочется. Они крайне агрессивно реагировали на любую критику как со стороны России, так и со стороны международных организаций. Так, в июле 2014 года директор проекта МИНИС Энхбаатар пригрозил, что попросит Службу национальной безопасности «заняться» международной коалицией «Реки без границ», пытавшейся инициировать обсуждение проектов ГЭС внутри и вне Монголии, а уже в августе власти на десять лет запретили въезд в страну международному координатору этой коалиции. 20 апреля 2015 года судом Улан-Батора отклонена попытка монгольского отделения коалиции обжаловать его изгнание на основании того, что «этот иностранец включен Службой национальной безопасности в «Список лиц, угрожающих национальной безопасности», по законным основаниям, которые не могут быть оглашены в зале суда».
У российской стороны ушло три года, чтобы убедиться, что самостоятельно шагов доброй воли Монголия не предпримет. С 2012 года в протоколы трех двусторонних комиссий робко вносили «возможность совместного изучения проекта строительства ГЭС Шурэн с учетом экологических рисков», но при этом ни в одном доступном протоколе встреч с монголами не выражено беспокойства в адрес ГЭС Эгийн-Гол и еще четырех водохранилищ в том же бассейне, как будто на Селенгу повлияет только Шурэн, а не совокупно все шесть ГЭС. В конце концов, в июне 2014 года Россия создала «Экспертную группу по оценке воздействия на окружающую среду проекта «ГЭС Шурэн и иных гидротехнических сооружений в бассейне Селенги», а в октябре 2014-го потребовала от монголов проведения специальной информационной встречи по ГЭС Шурэн (опять только одной из многих). Встречу назначили в Улан-Баторе, причем монголы потребовали исключить из делегации любых представителей НКО.
Министр природных ресурсов Сергей Донской в пресс-релизе, напутствующем делегацию переговорщиков, заявил, что реализация проектов по строительству ГЭС в Монголии приведет к катастрофическим последствиям для экосистемы озера Байкал и может дестабилизировать работу ГЭС Ангарского каскада. Он сослался на анализ ситуации, подготовленный специалистами Института систем энергетики СО РАН: ученые уверены, что строительство ГЭС изменит климатические, биологические, гидрологические природные процессы в экосистемах Байкала и Селенги. Лучшего времени для переговоров не придумаешь — имеется свежее наглядное свидетельство того, что Байкал прямо сейчас мелеет, и создание новых водохранилищ и перебросок вод усугубит проблему.
Делегацию из 20 человек возглавил замминистра Семен Леви и украсила глава Росводресурсов Марина Селиверстова. Несмотря на 9 месяцев существования на бумаге «экспертной комиссии», делегация комплектовалась в последний момент и явно не имела времени на подготовку к сложным переговорам. Многие ее члены познакомились уже на пути в Монголию. Хотя спор имеет ясную энергетическую подоплеку, в делегации не было представителя ни Минэнерго, ни компаний экспортеров электричества. Намерения россиян были просты и весьма умеренны, не сказать робки:
В историю двусторонних отношений произошедшее 30—31 марта в отеле «Кемпински» в центре Улан-Батора войдет как крупнейшая победа монгольской дипломатии со времен битвы на реке Калке, но с точки зрения охраны уязвимых монгольских рек — это пиррова победа. С монгольской стороны переговоры вел секретарь Национального водохозяйственного совета господин Цэнд Бадрах — самый опытный водохозяйственный переговорщик страны, договаривающийся с Россией еще с конца прошлого века. Именно он в 2006 году заключал мудрые договоренности об экспертизе Эгийн-Гола. Но на этот раз у правительства Монголии совсем другой заказ. Лучше всего его передает интервью, данное после переговоров другим их участником — начальником департамента политики минэнерго Монголии Баярбатором:
«Мы сейчас попусту позволяем воде вытекать в Россию, а наша задача — превратить ее в энергию, пока она не пересекла границу. Русские говорят, что у нас нет законного права строить ГЭС Шурэн и это повредит озеру Байкал — объекту наследия ЮНЕСКО. Это довольно невежливо так обращаться с Монголией, пока ничего еще не было построено.
Монголы страдают от недостатка воды. Поэтому наши люди не должны умирать от жажды ради того, чтобы сохранять в неприкосновенности и целостности озеро в чужой стране. Почему мы не можем создать из нашей воды озеро, чтобы все вокруг зазеленело? Но так уж и быть, мы согласились, что когда закончим ТЭО проекта, то представим его для ознакомления российской стороне. А ГЭС Эгийн-Гол — это вообще чисто монгольские дело, она никак не связана с ГЭС Шурэн… Я считаю, что такое поведение России — это наглая попытка вмешательства во внутренние дела Монголии».
Россияне уехали восвояси с результатами вчетверо меньшими, чем изначальные минимальные запросы:
— монгольская сторона выразила готовность привлечь российских экспертов к рассмотрению уже выполненного ОВОС и направит итоги согласования ТЭО строительства Шкуринской ГЭС на рассмотрение Российской Федерации. То есть пока Монголия будет искать инвестиции под готовое ТЭО, россиянам дозволят поглядеть на уже утвержденные документы;
— стороны «согласились о необходимости организации совместной Рабочей группы по подготовке «Единой межгосударственной концепции охраны и рационального использования водных ресурсов трансграничного бассейна р. Селенга» на основе бассейнового подхода». Речь о том же совместном планировании, что и в протоколах прошлого десятилетия, но со ссылкой на «бассейновый подход» там, где в 2008 году ссылались на «принципы международной Конвенции Эспоо».
Все остальные пункты протокола — это либо обязательства российской стороны представлять информацию для ТЭО и ОВОС (которые им в процессе и не покажут), либо благие пожелания без малейшего намека на механизм реализации. А на запрос о представлении уже выполненных изысканий россиян послали… на веб-сайт проекта МИНИС, где наиболее важных материалов нет.
Горький урок Аргуни
По мнению руководителя экологической организации «Плотина» Александра Колотова, российская сторона упустила важные возможности, договорившись не о международно признанной процедуре стратегической экологической оценки совокупных воздействий всех планируемых ГЭС, а о какой-то «Единой концепции», которая никого ни к чему не обяжет. Ни один банк-инвестор, межгосударственная конвенция или международная организация не будет рассматривать какую-то домотканую «единую концепцию» как основание для ограничения деятельности в целях защиты Байкала. А значит, это ничуть не помешает Монголии искать международные кредиты под создание любых ГЭС.
Колотов крайне недоволен договоренностями: «Вы только вдумайтесь: российские и монгольские природоохранные организации последние пару лет требуют учета природоохранных требований к охране Байкала на всех стадиях проектирования и при проведении оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС) этих монгольских ГЭС. Это требование прочно зиждется на собственных правилах Всемирного банка, которые Монголия бесстыдно нарушает. Если бы аналогичное требование было выдвинуто не только экологами, но и Россией как членом совета директоров Всемирного банка — монголы были бы вынуждены проводить на территории России общественные слушания всех этапов ОВОС, начиная еще с проекта технического задания на ее разработку. Результат же переговоров в Улан-Баторе рождает подозрение, что «экспертное рассмотрение постфактум» для Москвы служит синонимом согласования проекта и фактически дает Монголии карт-бланш строить свою ГЭС на крупнейшем притоке Байкала вообще без оглядки на российские и международные нормы».
История взаимоотношений с еще одним соседом на другой азиатской реке подтверждает, что весьма резкие суждения и опасения Колотова имеют под собой твердую историческую почву.
В 2007 году российские экологи нечаянно обнаружили, что китайцы задумали проект канала для переброски трети стока трансграничной реки Аргунь (зовется Хайлар на китайской территории) в заповедное озеро Далай, «чтобы спасти его от усыхания». Принципиальной причиной строительства канала является желание — в преддверии ухудшения климата — запасти трансграничные воды на своей территории. Именно поэтому параллельно с проектом канала предусматривалась постройка 5—10 крупных водохранилищ в бассейне Аргуни. Экстренно собранное в Чите совещание специалистов разослало во все концы обращение с объяснением, почему новый канал создаст серьезную угрозу экологического и экономического кризиса, по крайней мере, на 300 километрах пограничной долины реки Аргунь. Российская дипломатия в том же 2007 году официально выразила Китаю свое крайнее беспокойство в связи с этим. В результате вопрос был вынесен на встречу глав государств, и лидер КНР Ху Цзиньтао обещал Путину не предпринимать односторонних шагов без всесторонних консультаций. Появилась твердая надежда, что можно отвратить беду.
Однако затем российская сторона с треском завалила переговоры в Пекине, покорно и безответно выслушав от китайцев жесткие заявления о том, что канал является сугубо внутренним делом КНР: канал построим во что бы то ни стало. В состояние онемения российскую делегацию привел встречный вопрос о влиянии на пограничную реку Амур Зейской и Бурейской ГЭС. Такое поведение частично объяснимо тем, что вскоре покинувший Росводресурсы глава делегации вернулся на работу в компанию «РусГидро», владеющую этими ГЭС. Но основная причина банальнее — к переговорам никто толком не готовился, в них не участвовали специалисты-экологи, способные объяснить механизмы негативного воздействия переброски вод на реку. А инженерам-водникам все равно, сохранятся ли водные экосистемы и рыбные стада, с них за это практически и не спрашивают.
Уже через год, летом 2008-го, под прикрытием подготовки к летней Олимпиаде в Пекине, канал начали копать втихую, но так как на это не последовало никакой российской реакции, то продолжали, уже ни от кого не прячась, с флагами и оркестрами. Одновременно началось строительство первых крупных водохранилищ в бассейне Аргуни, и два из них сегодня уже функционируют, еще на 3—4 идут подготовительные работы. В конце мая 2009 года — с 8-месячным опозданием — вести о начале строительства канала достигли России, и мне довелось участвовать в Чите в собрании, на котором специалисты и главы ведомств — все те же, что и в 2007 году, — обсуждали обращение в верхи и другие экстренные действия. Но было уже безнадежно поздно — через два месяца по каналу пошла вода. В то же время Автономный Район Внутренняя Монголия уведомил Забайкальский край, что не считает возможным продолжить сотрудничество по ранее заключенному договору об охране реки Аргунь (см. статью в «Новой газете» «Выпить реку и выйти сухим»).
С тех пор Россия стала еще либеральнее по отношению к соседям — оценка последствий создания новых водохранилищ в бассейне реки Хайлар ушла с повестки переговоров, а Забайкалье покорно ждет, когда наступит следующая засуха и в полной мере проявится воздействие китайских сооружений. В целом же в бассейне реки Амур, куда входит Аргунь, воздействие многочисленных китайских соседей для отечественных ведомств является предлогом для попустительства нарушителям на российской стороне, так как «их воздействие несоизмеримо меньше китайского».
Таким образом, вполне можно предположить, что создание монгольских ГЭС поможет Росводресурсам снять с себя часть ответственности за состояние озера Байкал, мелеющего на глазах. Сейчас это ведомство часто попрекают чрезмерным неравнодушием к компаниям, владеющим каскадом ГЭС, подпирающих Байкал. Но после создания ГЭС в Монголии непредсказуемые эффекты двух каскадов ГЭС в разных странах, помноженные на усиление климатических аномалий, навеки снимут с любого отдельного чиновника ответственность за деградацию экосистемы Байкала.
Общественность идет ва-банк
Отчаявшись дождаться решения проблемы в рамках двусторонних переговоров, граждане России и Монголии сами подали жалобу в Инспекцию Всемирного банка, требуют расследования регулярных нарушений со стороны проекта МИНИС и персонала Всемирного банка правил и инструкций оного Банка и заявляют, что они сопряжены с большими природоохранными и социальными рисками. Заявители утверждают, что если бы правила соблюдались, то проект МИНИС не мог бы поддерживать планирование ГЭС в бассейне Байкала. Жалоба зарегистрирована Инспекционным советом 13 марта 2015 года, а уже в начале мая в Россию и Монголию приедет лава Инспекции Банка Гонзало Кастро де ла Мата, чтобы встречаться с заявителями и местными властями и оценить, достойна ли жалоба полномасштабного расследования.
Коалиция «Реки без границ», участвующая в процессе подачи жалобы, предъявляет три первоочередных требования по выполнению правил Всемирного банка:
— во-первых, в ходе ОВОС отладить систему оповещения и консультаций с общественностью в Монголии и России на всех необходимых языках (это аксиома, что оценка воздействий по международным стандартам идти на ВСЕЙ территории потенциальных воздействий проекта);
— во-вторых, провести объективный анализ альтернатив предлагаемым проектным решениям. (А выигрышные альтернативы вполне очевидны — солнце, ветер, гидроаккумулирующие станции и «умные сети».);
— в-третьих, немедленно начать стратегическую оценку совокупных воздействий всех существующих и планируемых проектов в бассейне Селенги, чтобы, глядя на результат, решать, какие именно проекты потенциально допустимы для дальнейшей разработки.
Видимо, именно о членах Коалиции начальником департамента минэнерго Монголии Баярбатором было сказано: «Некоторые монголы из НКО совершенно неверно понимают проблему ГЭС и чрезмерно ею обеспокоены. Они что, хотят умереть от жажды? Они распространяют несусветную околесицу и создают нам проблемы. Мы, монголы должны выступать единым фронтом!»
Из-за такого отношения властей многие подписанты жалобы предпочли публично не разглашать своих имен. А то не ровен час, исключат из монголов. Тем более что президент Элбегдорж также публично призывает монголов придерживаться генеральной линии и не выносить сор из избы.
Узнав, что Инспекция приняла жалобу к рассмотрению (большинство жалоб отклоняются сразу), куратор проекта МИНИС от Всемирного банка господин Харя-аль-Джамал ушел в глухую несознанку: отказался от встречи с НКО для обсуждения выявленных нарушений, ссылаясь на то, что подана жалоба в Инспекцию и это запрещает ему вступать в диалог… Расследование, буде оно начнется, конечно, не заменит официального диалога между государствами, но оно позволит его дополнить прямым диалогом между Банком и общественностью: местными жителями, учеными и эко-активистами. И уж в рамках этого процесса и господин Харя никуда не денется — будет бессчетно отвечать на запросы и вопросы, оправдываться и предлагать способы исправления ситуации. В результате расследования совету директоров Всемирного банка будут представлены рекомендации, а уж директора будут решать — закрывать проект или пытаться заставить заемщика — Монголию следовать правилам Банка.
Важно и то, что расследование выводит конфликт из плоскости энергетического клинча Россия—Монголия и фокусируется не на том, кто правее в межгосударственном споре, а на том, как проекты ГЭС скажутся на ценностях экосистем Селенги и Байкала и благополучии местного населения. Но есть и другие международные механизмы, которые еще в большей степени призваны защищать глобальные ценности и настаивать на том, что Байкал не « озеро в чужой стране», а всемирное природное наследие. Но про то, как применять эти конвенции к российской и монгольской действительности, расскажем в следующей статье.
Пусть все будет путем, шелковым степным путем…
Итак, 9 мая на Мавзолее выстроятся три президента, и у них будет много времени для того, чтобы, глядя на свои объединенные войска, обсудить взаимоинтересные темы без всякого протокола. И если Путину все же чем-то дорог Байкал, то ему имеет прямой смысл вернуться к своему предложению — провести транзитную ЛЭП по территории Монголии, сделанному в прошлом году в ответ на инициативу Элбегдоржа — создать «Степной путь». Ток с российских ГЭС обеспечит стабильность выработки гигантского солнце-ветропарка Гобитэк, проектируемого под эгидой международной Энергетической Хартии для экспорта энергии в Китай, Корею и Японию. А если Путину дороги и Алтайские горы, куда он временами удаляется в поисках управленческого вдохновения, то он может еще и обсудить, как провести тем же степным путем газопровод на Пекин — тот самый газопровод «Алтай», которым сейчас обещают разрезать заповедное плато Укок. И тот, и другой вариант сделает любую доморощенную монгольскую ГЭС автаркической бессмыслицей. Китай, мягко расстилающий перед обоими партнерами свой Шелковый путь, наверняка способен поддержать такие интеграционные инициативы, а Элбегдорж вот уже пять лет кряду прямо просит соседей сделать Монголию транзитным государством.
Есть и свежий повод для разговора тет-а-тет с председателем Си. В марте этого года правительство Монголии приняло решение попросить льготный займ в 1 миллиард долларов в Экспортно-импортном банке КНР для строительства ГЭС Эгийн-Гол. Это крупнейшая из проектируемых в бассейне Селенги ГЭС, влияние которой на нижележащие участки бассейна необходимо семь раз отмерить, прежде чем решить, приступать ли к строительству. Займ им, по словам монголов, обещал сам председатель. Если Россия (подразумеваем Путин) не обратится сейчас к Си Цзиньпину с просьбой потребовать от Монголии организации международной оценки совокупного воздействия всех ГЭС до рассмотрения заявки на китайский займ, то уже к концу года средства на Эгийн-Гол могут быть выделены. И без оценки совокупных последствий это создаст стимул для быстрого строительства всех задуманных плотин с наихудшими последствиями для Байкала.
Хоть он пока туда в батискафе не погружался, но и для Си Цзиньпина Байкал (вернее — Бейцзяэрху) вовсе не пустой звук. Это целая симфония для любящих историю китайцев — озеро входило в состав одной из их древних империй. Так что правителю Китая не впервой ответственно вершить судьбы Байкала…
