…«Весь мир знает правду». Девушка держит рукописный плакат и холодно целится взглядом поверх голов. Смотрю по ее траектории.

На улице Пироговской — колонна военных грузовиков с тентами, количеством не менее десяти. Через приоткрытый полог можно видеть спецназовцев в экипировке: бронежилеты, наколенники, щитки.

Бойцы группами рассеяны и по скверу, который окружает площадь под названием «Куликово поле». («Википедия» дает размер территории: 10,8 гектара.). Вдобавок периметр опоясан запретительной лентой, как при ДТП. И милицейские посты на каждом шагу. Попасть на Куликово можно только со стороны Пироговской, через пять рамок-металлоискателей. Сумки — открыть, телефоны, ключи, мелочь, ремни — на стол. Вежливые сотрудницы в форме не устают повторять: «Дуже дякую!» Дежурит несколько карет «скорой», спасатели, машины взрывотехнической лаборатории.

Никаких сомнений в том, что цифры, приведенные министром внутренних дел Украины — порядок и безопасность в Одессе будут охранять 3 тысячи силовиков из 14 регионов страны плюс представители гражданских формирований, — соответствуют действительности.

Поминовение сгоревших в Доме профсоюзов назначено на 2 часа дня. Сбор на Соборной площади представителей Евромайдана, в память о своих погибших — на то же время. Все, живые и мертвые, — одесситы, но: или — или. (Вначале рассматривались еще варианты.) Так сделали, чтобы минимизировать, если не совсем исключить, хождения части лагерей друг к другу на разведку, что пахнет стычкой.

Момент, который тоже дебатировался, в том числе в эфирах одесских телеканалов: как в день траура поступят местные власти? Появятся там, где Майдан до сих пор называют проклятием и обещают ничего «не забыть, не простить, отомстить»? Вовсе не появятся, не разделят горе?

Руководство нашло вариант. Возложили букеты к забору из профиля, выкрашенного в цвета государственного флага, с утра, когда на Куликовом поле, на посту, как обычно, находилась лишь группа набожных старушек. Поклонились, постояли минуту молча, ушли. Как оказалось, на панихиду в одном из храмов города. Забором Дом профсоюзов обнесли в силу понятных причин. А в преддверии годовщины трагедии укрепили изнутри бетонными блоками — на случай бессмысленного штурма здания, в который никто не верил, но все же…

К началу митинга сине-желтые полосы исчезли — забор затянули черной тканью с портретами погибших.

Кто-то в Крыму, кто-то в России

… — Что же вы тут сидите?

Сухощавый старик в летней кепке и плаще-пыльнике, на лацкане — значок с призывом, почему-то на английском: «Remember Odessa. Stop Fascism», — раздраженно обращается к публике на остановке трамвая.

— Поднимайтесь, борьба не закончена! Одесса — русский город! Что сидите, спрашиваю?!

Остановка молчит. Только его ровесник делает жест рукой, каким обычно отгоняют надоедливых раздатчиков уличной рекламы.

— Тупоголовые обыватели! — бросает старик.

Людей на Куликово поле направляется много. Преимущественно несут красные тюльпаны и сирень — охапками, наверное, из своих садов. Женщины плачут. Мужчин в численном выражении меньше. Молодежи меньше, чем мужчин.

Есть плотно знакомое между собой ядро, скорее всего, участники событий минувшей весны, — они при встрече обнимаются, хлопают друг друга по спинам. И есть те, кто сочувствует борьбе, либо, из духа сопротивления, не собирается скрывать взгляды, либо без всяких подтекстов хочет отдать дань памяти.

— Кошмар, устроили Одессе 37-й год! — делится со мной моложавая, крепко надушенная дама в стеганой курточке, до того призывавшая вспомнить, как хорошо жили при Союзе. — Будьте спокойны, нас с вами КГБ уже и заснял, и записал!

Накануне СБУ провела очередные задержания по подозрению в пропаганде сепаратизма и подготовке терактов (рассказывают о семи десятках человек). Часть активистов, вроде Сергея Долженкова, известного как Капитан Какао, давно в СИЗО. Их обвиняют в убийствах 2 мая. Зато идеологи «куликовцев» сумели покинуть город. Кто-то скрылся в «ДНР», кто-то в Крыму или в России.

— …А я отдуваюсь… — слышу, как тихо жалуется своему визави смуглолицый, восточной внешности человек, который выполняет функции распорядителя. Мне объясняют: это Морис Ибрагим, первый секретарь одного из райкомов компартии Одессы и помощник депутата горсовета.

Морис Ибрагим и вправду старается, чтобы собрание и митинг не свернули с дозволенного милицией пути. Кроме агрессивных выпадов против Украины под запретом — балаклавы и маски на лицах участников, георгиевские ленточки, а также использование звукоусиливающей аппаратуры.

— Товарищи, пожалуйста, чтобы не попасть в неприятное положение!.. — в очередной раз повторяет он с мольбой. — Вот когда снова соберется хотя бы 10—15 тысяч…

На площади не более тысячи человек.

— А-а-а! Там снайперы! — женский визг слышен без усилителя. Все взоры устремляются на крышу Дома профсоюзов, над которым поднят флаг Украины. За фронтоном действительно мелькнули фигуры в черных шлемах, но сразу пропали. Организаторы успокаивают: нет-нет, просто за нами следят. Параллельно обнаруживается, что не работает и мобильная связь.

— …Нацепили, твари! Хоть бы сегодня дали постоять, как прежде. А я бандеровский срывал!

Мужик с испитым лицом тычет в сторону флагштока с еще одним, приспущенным, государственным флагом с черной лентой и победно озирается по сторонам: верят? Рядом крест из нержавейки, к которому прислонена икона, утопающая в цветах. Молебна на площади не будет. Организаторы — коммунисты — как-то невразумительно объясняют: «Церкви не разрешили». «… Смертию смерть поправ…» — поют женщины в платочках, самостоятельно свершая ход вокруг креста.

На другом краю вспыхивает перепалка. Туда мигом бросаются милиционеры и парни в штатском. Под руки выводят за пределы площади человека в камуфляже: пытался сорвать «незаконную» георгиевскую ленточку. А вот и героиня скандала, высокая блондинка в кожанке. Поднимает ленту над головой.

Крепнет ощущение: в свежий символ сопротивления Украине стараются превратить красно-бело-желтый, с якорем посредине, штандарт территориальной громады Одессы. Ленты его расцветки на митинге в чести. Власти, похоже, пока не знают, как противостоять напасти. Ведь «триколор» развевается рядом с украинским практически везде, включая горсовет. Вечером 1 Мая я наблюдала, как на отрезке улицы Пантелеймоновской (ведет к железнодорожному вокзалу, от которого до Куликова поля рукой подать) некий гражданин шел, осматривая фасады с балконами, и докладывал кому-то в трубку:

— Наш. Не наш. Ага, вот еще два наших.

Красно-бело-желтой бутоньеркой украсила собственный «фасад» и полная активистка Антимайдана в наряде, напоминающем шахматную доску. Она, как прочие, взобралась на табурет и с выражением прочла самодельные стихи, посвященные траурной дате. (Во избежание проблем клеймить прозой зверства современных «фашистов» старались меньше.) Заплаканные родственники погибших стояли кружком, слушали.

Черно-белое кино

Снова ЧП: замечена съемочная группа телеканала «1+1» (принадлежит Коломойскому). Подоспела милиция, не дает разбить камеру, уводит репортеров в сторонку, подальше. Вообще на украинских журналистов реагируют агрессивно. Наперед убеждены: «Им наше горе — радость. Киев вообще ничего не покажет».

Кто-то вспоминает, что как раз вечером по местному телевидению — премьера фильма «2 мая. Без мифов».

(Работу киевских документалистов, основанную на уникальном расследовании одесской «Группы 2 мая», смотреть здесь, на официальной странице «Группы…»

Никто не верит и официальному следствию.

Потом раздают черные воздушные шары и белых голубей, чтобы выпустить в небо.

— Помяните… — трогают меня за локоть, протягивая то коробку с кексами, то упаковку печенья.

Мама Игоря Лукаса, похожая на седеющего подростка, держит перед собой, как щит, фото сына-красавца и ксерокопии посмертных снимков из морга. Рассказывает покорно, не в первый раз: Игорь шел на футбольный матч, тот самый, одесский «Черноморец» — харьковский «Металлист», и не планировал ввязываться в драку.

— Он в Гидромете учился, 5 мая на сессию. Пришла SMS от друзей: надо помочь на Греческой! А оттуда побежали спасать людей на Куликово… Позвонил из Дома профсоюзов, когда вокруг горело: «Мама, я уже не выберусь отсюда!» Эксперты написали: «…задохнулся».

Мама прерывисто вздыхает. Продолжает:

— Добивали Игоря. По живому, ножом. Восемь колото-резаных ран.

Я не нахожу мужества выяснить, откуда известны жуткие подробности. Подходит «шахматная» активистка, крепко обнимает маму, крошки коржиков и слезы летят на одежду, обещает, что смерть ее мальчика будет отмщена, и ран не восемь, а 11. Рядом мгновенно собираются посвященные:

— Он двух женщин успел спасти. Через окно спустил, по веревке. И тут в кабинет ворвались «правосеки»…

— Сами видели?

— В коридоре три мешка булыжников лежало заготовленных, чтобы нашим детям головы бить. Российское телевидение показало.

Вспоминают о подземных этажах-пыточных, что точно существуют под Домом профсоюзов. О чудовищном обилии без вести пропавших после пожара, о передвижном крематории, где тайно сожгли изуродованные трупы. И о том, что если не говорить на украинском языке, то посадят на 12 лет: «Рада приняла закон. Как, вы не знаете?! Все знают!»

— Дайте уже нож! Мне наплевать, я старая, я пойду их резать и колоть! — вдруг кричит хозяйка собачки, что выглядывает из матерчатой торбы. (На Соборной площади проходит митинг сторонников Евромайдана, народу собралось вдвое больше, нежели на Куликовом.— О. М.). Минуту назад одесситка мирно беседовала на тему, далекую от самосуда. Приятельница напугана реакцией, просит успокоиться: «Замолчи, разве ты зверь?»

— Да, я зверь, — упрямится пожилая женщина.

— …Одесса — город-герой! Донбасс, мы с тобой! — скандирует площадь.

Одесская трагедия нажала спусковой крючок войны на востоке страны, стала мотиватором для многих россиян, поехавших добровольцами защищать русских в Украине.

Очередной оратор приравнивает жертв Дома профсоюзов к советским воинам-освободителям. Соответственно, все, кто собрался помянуть спустя год, — подпольщики, приближающие победу. У легенды, несмотря на сомнительную мораль, есть будущее. На нее, как на фундамент, могут опереться политики, желающие продолжения «Одесской народной республики». Ведь мученики за «республику» — ответ «Небесной сотне».

Участники акции перечитывают тексты под фото в черных рамках.

Виктор «Гунн» Степанов, «истинный патриот, а не сепаратист или иностранный диверсант, сгоревший 2 мая». Буквально в день гибели Степанов выложил в открытый доступ на «Стихи.Ру» обещание: « Моя душа — твоя душа. Врагов мы принимаем вызов. Мы передавим душегрызов! Одесса здесь, и точка. Ша!» Никто не берет в расчет закономерность: если решил давить других, собственная жизнь тоже под угрозой. Рядом рассказ об инвалиде детства (ДЦП). Человек находился не с оружием, а с иконой в руках. Когда побоище докатилось до площади, ему помогли укрыться в Доме профсоюзов. А вот из огня не спасли… Кто виноват?

Выглядело бы уместным вместо мифов предложить митингам на Куликовом поле и на Соборной площади материалы — хотя бы в виде распечаток! — независимого расследования, проведенного «Группой 2 мая», 13 одесскими журналистами (в том числе и полярной идеологической ориентации!) и экспертами в сфере токсикологии, баллистики, криминалистики, конфликтологии и т.п. Их совместная работа демонстрировала обществу, что люди с разными политическими взглядами могут и должны договариваться, сотрудничать, находить компромисс.

(Первая часть «Хронологии событий 2 мая в Одессе» опубликована еще 20 июня минувшего года. Вторая — в конце апреля 2015-го. Все здесь, на официальной странице «Группы…»)

Главным условием вхождения в «Группу…» был высокий профессионализм каждого в соответствующей области: собственные базы данных, школа преодоления юридических коллизий, аналитический склад ума, хватка интервьюера. Смелость, неподкупность — конечно. «В Одессе миллион жителей, и не так много СМИ. Мы друг у друга на виду», — чуть позже откроют мне коллеги базовые принципы формирования коллектива.

С отдельной и, на мой взгляд, чрезвычайно важной строки в принципах «Группы…» записали: все жертвы событий 2 мая, участники, пострадавшие, родные и близкие, — прежде всего люди. Поэтому термины «евромайдановец», «куликовец», «ультрас» и так далее применяются лишь для облегчения описания картины.

Но спроса на объективную информацию нет. Стороны жаждут лишь подтверждения собственных страхов и выводов.

В плакатном императиве «Весь мир знает правду», на самом деле, требование правды отсутствует.

Одесса