Ну а потом было не до Хрущева. Престарелые генсеки начали становиться в очередь на свое последнее выступление перед народом в Колонном зале. А тут и Горбачев нарисовался с перестройкой-гласностью. Вот его-то как раз с Никитой Сергеевичем сравнивали. Но в этом сравнении уже содержался хитрый намек и на подобный хрущевскому финал политической карьеры, и на несерьезность смелых горбачевских инициатив (типа, мол, хрущевской — поднятия сельского хозяйства с помощью кукурузы).

Реформаторов в России, в отличие от тиранов (которых боятся и уважают даже после смерти), любят просмеивать (безопасно и столько лет до их появления рта нельзя было открыть!). Вот и произошло с Хруще-вым то, о чем говорил на открытии мемориальной доски Никиты Сергеевича вице-мэр Москвы Леонид Печатников: «Не только природа, но и история не терпит пустоты, когда возникает эта пустота, она заполняется мифологией». В данном случае это мифы о смешном, почти анекдотическом человеке с его кукурузой, планами догнать и перегнать Америку, коммунизмом через двадцать лет… Но ведь и еще кое-что он сделал: освободил сотни тысяч политзаключенных из ГУЛАГа, соответственно, разоблачил «культ личности» людоеда Сталина, сделал все для того, чтобы первый спутник и первый человек в космосе были нашими, как и первый атомный ледокол (кстати, как этот ледокол замечательно иллюстрирует хрущевскую оттепель, хоть этот эренбурговский термин Н.С. и не любил). А еще… Тут уже слово его сыну Сергею Никитичу и ведущему церемонии открытия доски, директору ГАСПИ (Государственный архив социально-политической истории) Андрею Сорокину. Цитирую вперемешку, некоторые цитаты принадлежат почти дословно обоим.

«За время правления Хрущева население страны выросло на 50 млн человек». «Производство хлеба и молока выросло вдвое». «Две трети страны переехало в новые квартиры». Тут прервусь.

Леонид Печатников, который и был инициатором и «локомотивом» установления этой доски, выступил с блестящей речью на ее открытии. И в частности, он сказал, как ему неприятно слышать слово «хрущоба», насмешки над этой воплощенной хрущевской идеей. Он сам жил в такой двухкомнатной «хрущобе» с совмещенным санузлом, но ведь до того семья Печатниковых, как миллионы советских семей, жила в бараке!

Мне хотелось выкрикнуть с места (Староконюшенный переулок): «И я в такой «хрущобе» жил! И это было счастье после барака! А еще телевизоры и холодильники начали все подряд покупать, не только начальнички!»

Но выкрикивать я ничего не стал, потому что кто-то из выступающих привел еще один факт: «Продолжительность жизни советских людей при Хрущеве почти сравнялась с продолжительностью жизни в ведущих европейских странах и США» (сравните с временами нашей «стабильности»). Поэтому заявление сына Никиты Сергеевича, что в хрущевское время жили если и не совсем хорошо, то уж лучше, чем во все другие советские времена, я легко принял. Вектор всегда важнее — если направлен к плюсу, значит, и надежда есть, и депрессия отступает.

Именно С.Н. Хрущев и Л.М. Печатников (напомню, доска установлена по инициативе правительства Москвы) открыли доску. Она совсем не абстрактна (абстракционизм Н.С., как известно, не жаловал): барельеф Хрущева в кресле над столом, а на столе стоит фотография Гагарина, его любимчика и героя. За затылком Н.С. — атомный ледокол, рассекающий лед на Москве-реке у Кремля. Метафора проста и понятна. Исполнено академиком и лауреатом, скульптором и художником Иваном Казанским профессионально и талантливо. Надпись: «Видный государственный и политический деятель Никита Сергеевич Хрущев жил в этом доме с 1965 по 1971 год».

Конечно, выступавшие, а среди них были Михаил Федотов, Михаил Швыдкой, Владимир Лукин, говорили и об ошибках Хрущева, и о его прегрешениях, но все сходились на том, что он открыл страну миру и мир стране, открыл все форточки и дал вдохнуть воздух свободы, и, сам вышедший из сталинской шинели, сумел сбросить ее.

Особенно существенно это прозвучало в те дни, когда в Москве идет обсуждение идеи коммунистов вернуть на Лубянку Железного Феликса. С его шинелью, под которой, оказывается, до сих пор еще ой как много тараканов!

Неужели москвичам символ репрессий дороже воздуха свободы, который символизирует доска на Староконюшенном? Или им для чего-то надо то и другое вместе? Но так не бывает.

P.S.Кстати, все мероприятие на Арбате 18 июня прошло на удивление спокойно — без полиции и перегораживания переулка. Собралась-то интеллигенция, та самая, которую, случалось, Никита Сергеевич и гнобил, но именно она продолжает ценить его заслуги.