СюжетыОбщество

Лия АХЕДЖАКОВА: «За нашу и вашу культуру!»

Этот материал вышел в номере № 64 от 22 июня 2015
Читать
«Теперь надо быть очень внимательным к тому, что делают люди. Потому что можно стать другом стукача или предателя какого-нибудь, а можно обидеться на человека, который мужественно себя ведет»

16 несвоевременных тезисов народной артистки — о людях, отвечающих за время, о людях, отвечающих времени, и о людях, выразивших дух эпохи, а также о том, чем мы ранены и убиты перед тем, как прийти на работу, и о целительной силе творчества и сострадания.

1. Невозможно дышать в этой душной атмосфере общей агрессии и неврастении. Какая-то жуткая истерика идет. И со всех сторон, между прочим.

Есть Лиза Глинка, которая вывозит на лечение в Россию больных детей из Донецка. Есть Чулпан Хаматова, которая делает великое дело: спасает детей от страшных болезней.

И вот из-за того, что Лиза и Чулпан обращались к властям, они оплеваны, им треплют нервы и причиняют огромную душевную боль, их обвиняют, терзают на всех каналах. В том числе — что ужаснее всего! — на демократических, на самых лучших.

Зачем? За что?

Другая сторона называет себя «патриотами». Это те, кто вцепляется просто в горло. То, что они делали с Макаревичем, — уму непостижимо.

Потом появилась… знаете, этого не было, не было, не было, а сейчас прямо расцвела эпидемия доносов.

И вот уже хуже этого ничего нет.

Опять у нас армия стукачей.

Донести на этот фонд или на тот: отследите, пожалуйста, они точно агенты ЦРУ, они получают деньги прямо из Америки… А этот Саакашвили, мерзавец, он точно агент ЦРУ…

Как вообще могла вернуться в нашу жизнь, в сам язык эта жуть: «враг народа»?!

Когда именно все по-новой возникло — не заметила. Но когда сама попала во «враги народа», сильно заметила. (Смеется).

Прямо на моем спектакле в одном городе разбрасывали листовки, где про меня было написано: «Осторожно: русофоб!» Из этой листовки выходило, что я — и «пятая колонна», и поклонница Майдана — Украины — Порошенко — Яценюка — Нади Савченко… Нет, не то чтобы это все неправда, что они обо всем врут. Я, действительно, люблю Украину и не люблю, к примеру, Януковича. Но я не «враг народа» во всех ипостасях.

Таких листовок было много, весь пол ими устлали.

А зрительный зал там оказался потрясающий. Особенно теплый и особенно доброжелательный.

И те, кто пришел на наш спектакль, — все как один, не сговариваясь, молча! — листовки подобрали и выбросили в урны. (Я еле успела одну прихватить себе на память).

Распространяет эти листовки организация НОД, которую возглавляет Федоров, депутат. Вот это, видать, его прямая гражданская позиция — преследовать людей, которые думают иначе, чем он.

А тут еще меня «кургиняновские» начали жрать. «Сопротивление родителей» — так называется их организация. Я и к ним попала под раздачу.

2. Телевидение не смотрю. Как сказала моя подруга Покровская: «Я это выключаю сразу, боюсь поверить». Замечательно, да? Я ее спрашиваю: «Ты Мамонтова сейчас смотришь, Алла?» Она говорит: «Да ты что, я выключаю сразу, боюсь поверить».

Но иногда все-таки включаю телевизор. Чтоб не быть голословной, если вдруг кого-то начну обвинять. Или чтоб нечаянно не восхититься человеком в то время, как он окажется просто стукачом.

И вот когда я смотрю шабаши телевизионные, очень страшно становится. Мне кажется, что результатом этого будет какая-то страшная война. Они разогревают, как примус, ингредиенты войны. Они кипятят войну.

3. Спасает работа. Только это и спасает. А убиваться, что тебя «обложили», — ну это сойдешь с ума. Истерия на истерию – будет ужас.

Хотя все равно, когда человек живет в этой атмосфере, то все, что он делает, окрашено этим фоном. Этот фон сопровождает твою работу, твою жизнь, твой отдых, это то, в чем ты варишься.

Но вот сейчас мы репетируем спектакль по пьесе Людмилы Улицкой. Режиссер Марфа Горовец, ученица Сергея Женовача. Я так люблю Женовача и все, что он делает. А Марфа — дочь актера Юры Назарова, которого я очень хорошо знаю.

Вера Мартынова, художница, — ученица замечательного Димы Крымова. Она сделала совершенно необыкновенные декорации. А продюсер Ефим Спектор.

Пьеса называется «Мой внук Вениамин».

И там еще чудные у меня партнерши: Надя Лумпова, она играет Золушку в «Практике», это тоже спектакль Марфы Горовец, и актриса из Александринки, она и во МХАТе играла — Александра Ислентьева. И с нами играет молодой прекрасный Глеб Пускепалис, сын моего любимого актера Сергея Пускепалиса. Мы иногда цапаемся. По делу, на репетициях. Я в одну сторону тяну, они в другую. Но Марфа побеждает всегда. Она умная, сильная и красавица. Из актрисы стала режиссером. И хорошим режиссером. Я просто счастлива с ней работать.

Так что я репетирую, репетирую, и меня окружают люди, с которыми мы говорим на одном языке, и я не боюсь вызвать у них агрессию.

Конечно, есть друзья, с которыми у меня раскол. То, что сейчас происходит в стране, встает между нами. Даже очень неглупые люди, близкие мне, вдруг резко окрысились на меня, и мы не находим общий язык. Какие у них аргументы? Да никакие. Такие же, как у Первого канала, как у НТВ, как у всех информационных каналов наших.

И вот мы с Вовой (муж Лии Ахеджаковой, фотокорреспондент Владимир Персиянов. — З. Е.), как два подпольщика, сидим и по телевизору только «Дождь» смотрим. Это чтобы знать внутреннюю информацию. А утром Вовка несет мне «Новую газету». Ваша газета как воздух. Когда меня спрашивают, почему я читаю «Новую газету», говорю: «Ну должна же я знать, что я на самом деле думаю». (Смеется.)

4. А театр… нет, он все-таки жив, жив курилка, жив! Хороший театр формирует хорошего человека. Формирует личность, интеллигента. И хороший театр создает культурную атмосферу в городе.

Я много езжу со своими спектаклями по стране, и с антрепризой бываю в маленьких городах, и снимаюсь в маленьких городах. И вот приезжаешь в такой маленький город, в маленький театр, заходишь в гримерную: столики все поломанные, пол в дырах, в каких-то латочках, не ремонтировали все это чуть ли не с 1945 года… А выходишь на сцену, и хотя и сцена, и зал тоже давно не знали ремонта, а сцена — уютная, вот бывают такие сцены, намоленные, ее сразу чувствуешь, это та эманация, которая передается в ту же секунду. И дыхание зала говорит тебе о том, что этот город любит театр. Принимают каждое слово. Играть фальшиво — это отпадает сразу. И ты становишься вдруг очень хорошим артистом, очень честным, и любая фальшь в тебе умирает.

И какие благородные и благодарные зрители, и как они понимают тонкие вещи, как понимают подтекст, как чувствуют метафору. Значит, этот театр сформировал этот город. Хотя и видно, что ремонта не было (вздыхает) с 1945 года.

Я бывала в таких театрах. Обычно это вызывает слезы.

Не знаю, как сформулировать, чтобы рассказать о сердечности, доброжелательности и добродушии маленьких залов в этих маленьких театрах. Такой зал пошлость не простит. Они не будут свистеть, они не будут хулиганить, но они не примут пошлость. И я не могу сказать, что такие города очень редкие в России. Нет, они совсем не редкие.

5. Я очень люблю людей. На моем пути часто встречаются совершенно необыкновенные люди с такими непохожестями, с такой судьбой, с такой добротой… У меня складываются с ними какие-то отношения, сначала они просто приходят на спектакли, потом звонят, потом постепенно случается дружба, потом я начинаю заниматься их жизнью…

Ужасно люблю молодых. И у нас в театре, и вне театра. Вот есть такие молодые, очень симпатичные люди — иногда актеры, иногда нет, — которые тебе становятся родными, и я понимаю, что мое участие в их жизни для них имеет какой-то смысл.

Подхватила я как-то на митинге одну молодую женщину, мать пятерых детей. Из этих пятерых ее детей — трое приемные, представляете? И вот уже у нас завязалась дружба, чему я очень рада.

6. Нет, я не всегда хожу на митинги. Но иногда, когда очень дорогие для меня люди просят прийти и что-то сказать, я понимаю, что нельзя этого не сделать, невозможно не пойти.

У Галича меня поразила совершенно эта формула: «Очень просто попасть в богачи, очень просто попасть в первачи, очень просто попасть в палачи — промолчи, промолчи, промолчи».

7. И хотя я и вправду очень, очень люблю людей, абсолютно не в состоянии понять: откуда же берутся стукачи?

Я обожаю Казань, это дивный город. А, оказывается, там был СИЗО, где какие-то уроды пытали человека, порвали ему все внутренности…

Вот узнаю о таких монстрах, о такой жестокости и думаю: эти все палачи, которые пытали во времена оны и пытают сегодня, чтобы выбить показания, — они в театр ходили детьми? Какая мама у них была? Почему вообще есть такое? Вот это для меня загадка: откуда берутся эти монстры?

Ты живешь в атмосфере культуры, ты не можешь не ходить в музеи, ты не можешь не ходить в театры, ты не можешь не читать знаковые какие-то очень важные вещи в современной литературе и не перечитывать классику. Ты просто не имеешь права этого не делать, потому что иначе тебе нечего будет думать. Нечего и нечем.

9. Моя подруга Алла Будницкая в интервью «Комсомольской правде» сказала: «Вот сидим с Лиечкой Ахеджаковой на даче и ждем, когда расцветут вишни». Невинная фраза, да? Какой криминал: ждать, когда расцветут вишни? Мне, правда, вот уж так прямо сидеть на даче и ничего не делать, а только ждать, когда расцветут вишни, некогда, — я в эту страшную жару в Москве с утра до ночи репетировала, но не в этом дело. На сайте «Комсомольской правды» столько было комментариев на эту единственную фразу обо мне! И все заканчивались одним посылом: пусть она убирается из нашей России! Она — то есть я.

Понятно, что есть целая служба, которой дают указания, кого троллить, дают фамилию, и где бы и в каком контексте эта фамилия ни появилась, на нее кучу грязи выливают. Тут я как-то выступила на «Эхе Москвы», открываю потом сайт «Эха…», и там тоже в мой адрес — грязь, оскорбления, обвинения. И все на один манер заканчивается: «Раньше ходил в «Современник», теперь больше не пойду». Ну да, назло кондуктору пойду пешком.

Думаю, я у них не одна такая, есть и покруче, кого надо обливать грязью.

10. Правильно режиссер Александр Сокуров сказал, когда ему 12 июня вручали Государственную премию за 2014 год: «Вроде бы сегодня праздник, а на душе тревожно». Тревожно, да. У меня нет ощущения мирной жизни. Каждый день кого-нибудь уничтожают.

Каждый день кто-то из Думы (это одна и та же группа людей, все их фамилии известны) придумывает какую-нибудь карательную акцию.

Вот как с «Династией». Это же просто страшный прецедент. Который меняет вообще все, меняет нашу жизнь. То, что произошло с «Династией», — не частный случай. Это обвал, это катастрофа.

Я Алексея Зимина знаю, но мало очень. Знаю, что это замечательный человек, что именно благодаря ему как-то наука наша еще теплится. Самое главное: он переводил все научные последние книги для молодых ученых. То, чего никто не делал. Переводил книги для молодых и молодых. И бесплатно рассылал научную литературу по всей стране. Занимался просветительством, поддерживал именно научно-популярную литературу и научно-техническую и давал гранты молодым перспективным ученым. И теперь этот человек вынужден был покинуть страну.

Или вот выступает первый заместитель министра культуры Владимир Аристархов и начинает говорить о пагубности существования «Золотой маски».

То есть: почти все позиции — карательные. По уничтожению. На уничтожение. Почти все законы, поправки к законам, действия властей, они почти все, за редким исключением, карательного свойства.

А то, что произошло в Новосибирске, в театре оперы и балета с «Тангейзером»? Это как можно назвать? Что сделали с Борисом Мездричем, одним из лучших директоров России? Сняли, потом вдруг сказали, что он возглавит питерский театр, потом — нет, это вышла ошибка.

Вообще уголовное дело с подачи церкви — это нечто! Вы можете себе представить, что папа Франциск на кого-нибудь подаст за что-нибудь в суд и пришьет кому-то уголовное дело?

Мы не должны простить «Тангейзер».

11. Я была лично знакома с Борисом Немцовым. Ну, просто знакома. Шапочно. При встречах где-то: «Здравствуйте». — «Здравствуйте». — «Как вы?» — «Ну, ничего, спасибо». — «Ой, был на вашем спектакле». — «Ой, спасибо». Все.

Но я обожала этого человека! Он мне так нравился! Во всем!

На одном правозащитном круглом столе, помню, он шел по фойе и таким матом крыл кого-то в телефон. И тут же всем встреченным — нежно: «Здравствуйте! Здравствуйте!» И почему-то мне и это тоже очень было симпатично. Он был прекрасен. Вот какой-то человек эпохи Возрождения!

Сколько его ни полоскали, я никогда от него не отвернулась.

12. Я поддерживала и Бориса Николаевича Ельцина. И сейчас, когда в него кидают петарды, я тех, кто бросает эти петарды, ненавижу.

О, как мне досталось тогда, в октябре 1993 года, за поддержку Ельцина. Но я ни о чем не жалею. Я тогда сказала одно: не хочу ругать президента. А что, было бы лучше, если бы в октябре 1993 года победили те, кто пошел против Ельцина?

А сегодня я из того же телевизора узнаю, что и на фонд Горбачева замахнулись, и к нему уже лепят: «иностранный агент»… Это же просто чума! Полная чума!

Михаил Сергеевич Горбачев — это действительно «наше все», он наша история. Всем лучшим в нашей современной истории мы обязаны Михаилу Сергеевичу, а потом Борису Николаевичу.

И о Раисе Максимовне Горбачевой я то и дело гадости в телевизоре слышу. И ее эти «лжепатриоты» в чем-то заподозрили, и вот уже вовсю вопят — не единого факта не приводя! — что она втянула Михаила Сергеевича в какие-то недозволенные вещи… Как рука поднимается на такое?!

Возможность охаять Михаила Сергеевича Горбачева — это так у нас сегодня понимают свободу? А я скажу: те, кто этим столь самозабвенно занимается, они не могут самореализоваться иначе, они должны засветиться именно на этой грязи. У них должна — только из-за этого, больше не из-за чего — стать узнаваемая фамилия. Они должны — только благодаря этим подлостям — иметь своих поклонников. Или надо от чего отмазаться.

13. У меня любимое о патриотизме из Салтыкова-Щедрина: «Опять о патриотизме заговорили. Видать, проворовались. Точно».

14. Я, с одной стороны, зла на интеллигенцию за то, что они кусают руку, которая им протягивается. Но, с другой стороны, когда поносят интеллигенцию, убить готова.

Вот у меня есть такая приятельница в Центре Сахарова — Тамара Лежнина, немолодая и очень интеллигентная женщина. Она у метро «Парк культуры» собирала подписи. Надо было в Думу сдать 100 тысяч за «болотников». Что ей только не говорили прохожие! Дождь, снег, холод голимый. А ей говорили: «И тебя надо засудить и посадить». Но она продолжала и продолжала собирать подписи, и собрала очень много. Не все у нас хотят только «засудить и посадить».

Или наша великая правозащитница, очень даже интеллигентка Людмила Михайловна Алексеева, которая стояла у Госдумы в одиночном пикете в свои 87 лет. Или наш могучий, тоже ведь интеллигент Сергей Адамович Ковалев…

Вот совсем недавно Людмила Алексеева, Сергей Ковалев, Валерий Борщев и Лев Пономарев протестовали против нового законопроекта, суть которого поражает воображение: он разрешает применять физическую силу и спецсредства (включая дубинки и электрошокеры) к заключенным не только в случаях угрозы физической безопасности сотрудников или других лиц (как это было раньше), но и в любых случаях нарушения распорядка. То есть: по любому поводу! Не так посмотрел на начальника колонии — вот тебе и повод для электрошокера!

А интеллигенты Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, вообще все те семь человек, что в августе 1968 года вышли на Красную площадь в знак протеста против ввода войск в Чехословакию?!

Они и вправду вышли за нашу и вашу свободу. Тогда это так страшно было!

И это опять называется словом «культура». Это общая культура — помнить тех, кто в жуткое время выходил к Кремлевской стене за нашу и вашу свободу.

Но чтобы это знать и чтобы помнить, надо опять же хотеть знать и хотеть помнить: включаться в традицию, искать «властителей дум» не только в своей тусовке… И читать книжки, ходить в театры. И — думать, думать, думать.

До какой степени происходит в наше время актуализация, я вижу по тому, как сейчас мощно принимают зрители в театре «Современник» наш спектакль по воспоминаниям Евгении Гинзбург «Крутой маршрут»! В зале очень много молодежи, прекрасных лиц. И это совсем другие люди, чем в телевизоре. Они как-то очень осознанно и очень достойно смотрят и слушают. И возбуждают в тебе «дар отдачи».

15. С Людмилой Михайловной Алексеевой мы часто встречались на суде по «болотникам», сидели рядом. То, что было на том суде — умирать буду, не забуду. Я же человек театра, я хорошо понимаю все в театре. Так вот: суд над «болотниками» — это был абсолютный театр абсурда, это был просто ужас.

Родители ребят-«болотников» привыкли, смирились с произволом на самом суде и не возбуждались, не протестовали, иначе их сразу выводили из зала. А когда я попыталась чем-то возмутиться, передо мной встал во весь рост охранник, или кто он такой, омоновец, с шокером на поясе, и сказал, чтобы я вышла из зала. Меня как-то отстояли, но не в этом дело. Помню, как Людмиле Михайловне стало на суде плохо один раз, потом второй раз. Но она ходила почти на все заседания. И защищала как могла этих ни в чем не повинных мальчиков и девочек, которые вышли на разрешенный митинг и которые никаких безобразий там не совершали.

«Болотники» все равно получили сроки. Но кого-то Алексеева вытащила, выцарапала, а кому-то дали меньше, чем собирались. Я уверена: если бы не ее заступничество, все было бы гораздо хуже.

Слова, в том числе и слова спора, слабеют, выхолащиваются. А действия и поступки остаются. Не все должно быть — только поединок, схватка, борьба. Важен и диалог. Или — взаимодействие. Там, где это возможно.

16. Надо думать о тех, кто страдает. И понимать, что в эти страдания надо как-то вкладываться. И как-то помогать. Целительная сила — в этом.

Записала Зоя ЕРОШОК

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow