Вместе с Евгением Примаковым умерла еще одна из возможных — в нашем недалеком прошлом — альтернатив для России. Примаков был одним из тех, кого называли преемником Ельцина, и после дефолта 1998 года его ставки ненадолго взлетели очень высоко. Тогда он выглядел ястребом, совершившим знаменитый разворот над Атлантикой. После целого десятилетия уступок своим новым западным союзникам, Россия громко заявила о том, что далеко не все наши национальные интересы соответствуют интересам США или Германии.
К 2012 году Примаков, не слишком поменявший за это время свою риторику, на фоне динамики политической ситуации в стране выглядел уже значительно более либеральным политиком. Писал, например, что в современных условиях государство не может позволить себе опираться только на мнение большинства, отказываться от диалога с другими группами граждан. Трудно представить себе, что Примаков был бы способен ввязаться в крымскую авантюру 2014 года, не просчитав перед этим всех возможных последствий.
Теперь, задним числом кажется: команда Примакова состояла бы из выходцев из КГБ, но гораздо более компетентных, уверенных в себе стратегов-интеллектуалов, чем те люди, кто находится у власти в России сегодня, и кто перед этим в течение долгих десятилетий были на вторых ролях. Альтернатива Примакова была бы связана с элитой советских спецслужб, а не со обычным офицерским составом, обнаружившим в 1991-м, что у них больше нет работы, и подавшимся кто куда — в охранники, в бандиты, в демократы.
К 2015 году Россией руководят люди, которые — сохранись СССР — никогда бы не сделали своих нынешних карьер, всплывших из мутной пены истории. Карьера Примакова, напротив, состоялась еще в Союзе. Аналитические и управленческие компетенции Примакова оказались востребованным и при новой власти — сначала он становится депутатом Верховного совета, а уже при Ельцине первым директором российской Службы внешней разведки. По свидетельствам очевидцев, когда на этом переходном этапе руководители спецслужб решали вопрос о том, как следует раскрывать секретную информацию касающуюся, например, ядерных технологий, для новых политиков-демократов, фамилия Примакова прозвучала не раз — он должен был быть посредником, ему доверяли. Возможно, у Примакова хватило бы ума не совершать большинства ошибок Путина. Возможно, он не окружил бы себя владельцами шубохранилищ и смог бы поставить перед своими людьми более амбициозные задачи, чем личное благополучие.
Фигура Примакова олицетворяла сценарий мягкого советского реванша. Совершенного людьми, ясно понимающими, что буквальное возвращение в прошлое уже невозможно. Россия могла бы стать аналогом Китая после Дэн Сяопина — далеко, как теперь уже кажется, не самым худший из всех наших возможных вариантов. Страны без демократии, но и без клептократии, и без угроз развязать ядерную войну со всем миром. Примаков критически относился к возможностям рынка, но, думаю, в конечном итоге под давлением мирового опыта пришел бы к либеральной рыночной политике, совмещенной со стратегическими государственными инвестициями — по китайскому образцу.
В мае 1999 года правительство Примакова было отправлено в отставку. Новым и.о. премьер-министра ненадолго стал Степашин, а в августе того же года взошла звезда Владимира Путина. Примаков продолжал демонстрировать амбиции, участвовал в выборах в Государственную думу как сопредседатель (вместе с Лужковым) блока «Отечество — Вся Россия». В 2000 году был официальным кандидатом на выборах президента, но затем по собственному желанию отказался от участия в них.
Примаков не герой нашего романа, но он заслужил уважение.
