СюжетыКультура

Обнажение вранья

Можно ли сократить его количество в Facebook

Этот материал вышел в номере № 69 от 3 июля 2015
Читать
Можно ли сократить его количество в Facebook

Известный германист Юрий Архипов, переводчик Кафки, Гюнтера Грасса, Германа Гессе, Ремарка, Дюрренматта и многих других, попал в больницу. Он болен неизлечимо. Врачи и близкие делают все от них зависящее, чтобы смягчить и притормозить развитие болезни. А в это время в фейсбуке один за другим появляются посты, из которых следует, что Юрия Ивановича держат в больнице силой, подвергают принудительному лечению, ограждают от общения с «настоящими друзьями». Само собой, из корысти. Виновница — дочь, Татьяна Ребиндер. «Новая газета», чьим автором был Юрий Архипов, не считает возможным смолчать в обстоятельствах, когда творится явная несправедливость. Сложная сеть Интернет схожа с устройством нашего мозга. И его извилины, крупнейшая из которых фейсбук, необходимо прочищать, чтобы сохранить общественный разум. Для этого — наша новая рубрика «DOC. драма».

Татьяна Ребиндер. «Зачинщица травли в мой адрес Диляра Тасбулатова заняла очень интересную позицию. Не будучи знакома ни со мной, ни с отцом, она ни разу не попыталась связаться со мной и задать те вопросы, которые задает в фейсбуке. Вместо этого она сразу пошла «в атаку», полагая, что это я должна оправдываться. А зачем мне сдавать в больницу родного отца? Почему сомнения должна вызывать именно порядочность? Я привыкла думать о людях хорошо и знакома с понятием «презумпция невиновности», так что буду исходить из того, что она бескорыстна и искренне заблуждается».

Ее главные обвинения

Я не общалась с отцом и «появилась» только после того, как он получил премию. Мои родители развелись, когда мне было семь, но я поддерживала отношения с отцом всю жизнь, о чем свидетельствует кипа фотографий. О какой именно премии идет речь, я не поняла, так как никогда не интересовалась его деньгами.

Я жила (и живу сейчас) за его счет. За все время, что отец находится в больнице, я не видела ни копейки ни с его премии, ни с его счета (260 тыс. рублей, если кто подозревает на нем миллионы). До суда, который состоялся в апреле, я не была официальным опекуном, так что с сентября все траты лежали на плечах моих и семьи моей сводной сестры. Считаю нормальным, чтобы дети содержали больных родителей. Но друзья отца, желающие ему помочь, недавно решили, что проще делать это коллективно.

Я не работаю. Я преподаю в высшем учебном заведении и издаю свои переводы, не говоря о частных уроках, которые пришлось взять.

Состояние здоровья отца. Я не собираюсь обнародовать здесь эпикризы и диагнозы. Мой отец тяжело болен и нуждается в тщательном медицинском уходе, который невозможно организовать в домашних условиях. Он находится в лучшем лечебном заведении. Диагноз ему поставил психиатр международного класса Краснов. Его состояние сейчас много лучше, чем в сентябре.

Оплата. Первые месяцы в платном отделении платили около 30 тысяч, сейчас около 40. Все квитанции у меня.

Прогулки. Диляра написала, что «не доверяет» психиатру, который его лечит. Но и персонал не доверяет неизвестным людям настолько, чтобы отпускать с ними больного на прогулку.

Посещения. То, что моего отца никто не может посещать, — ложь. До недавнего времени его посещали все желающие. Но после того, как некая дама устроила скандал в присутствии отца и других больных, я была вынуждена составить список друзей, которым разрешено посещение.

Внук. Читать ту грязь, которую на меня вылили, было тяжело. Единственное, что заставило улыбнуться, это упоминание внука моего отца, которого «ищут, но даже о его поисках нельзя писать открыто». Необходимо, чтобы он пришел на суд, и это «единственная надежда». Так вот, он был на суде в качестве свидетеля с моей стороны. Дима был рядом со мной все время, и мы вместе боролись за жизнь его деда.

Из последнего поста Тасбулатовой: «Я представлю здесь отсканированную медкарту — что вы тогда скажете?» Такие документы может получить по запросу только прокуратура. Если травля в мой адрес не прекратится, я буду вынуждена защищаться в суде.

Марина Токарева: — Несколько вопросов. Почему человек, который признается, что никогда не видел героев ситуации, вмешивается в нее так бесцеремонно? В публичное пространство вбрасывает сугубо частную чужую историю, в которую лезет с бесцеремонностью бегемота и при этом ощущает себя в полном праве? Откуда этот моральный императив, откуда право на суд?

Ольга Тимофеева: — В этом и особенность ФБ-пространства: это такое столпотворение, которое живет простейшими инстинктами толпы. Здесь каждый может вещать со своей кочки…

М. Т.: — Но в данном случае это диффамация — распространение порочащих сведений, сознательное искажение истины.

О. Т.: — Есть одно слабое оправдание, что ложь может быть несознательной, поскольку человек понятия не имеет о действительном положении вещей.

М. Т.:— И начинает выносить вердикты, ставить акценты в ситуации, о настоящем смысле которой не имеет понятия?!

О. Т.: — Эта история — демонстрация того, сколько опасного, оскорбительного бреда ходит по Сети. И далеко не все можно опознать как ложь.

М. Т.: — Ощущение такое, что человека наняли, чтобы вбросить эту историю. Может такое быть?

О. Т.: — Трудно представить, кому это выгодно. Скорее, просто перо «чешется» и некуда его приложить. А чужая жизнь всегда остается полем для невостребованных сил.

М. Т.: — Ну и как таких авторов притормозить, чтобы не умножали всеобщее зло?

О. Т.: — Обнажением вранья! Я помню смешной случай, когда один критик вдруг начал писать, как ему регулярно звонила «Таня Толстая» и спрашивала то-то и то-то. Надо ли говорить, что Толстая даже не была с ним знакома, но его френды живо обсуждали сюжет. В посте Тасбулатовой каждое слово — ложь, и это легко доказывается в суде.

М. Т.: — Раньше работало понятие «от людей стыдно». А сейчас как-то ничего от людей не стыдно… И автор не хочет обращаться к дочери, а хочет именно вещать над корытом с чужим бельем.

О. Т.: — Это такой взгляд из подворотни. Татьяне Ребиндер с ее почти тысячелетней родословной, внучке ученого с мировым именем — академика П.А. Ребиндера, чьи изобретения, в частности, помогли остановить немцев под Москвой, — марать имя семьи не приснилось бы ни в одном страшном сне. Не говоря уже о том, что из четырехкомнатной квартиры в арбатских переулках жалкая однушка в спальном районе не представляется большой ценностью. Я сама хотела написать в фейсбуке, какое, мол, счастье: сохранились еще люди христианского сознания, которые, забыв все обиды, кинулись спасать человека, несмотря на развод (Марьяна Ребиндер развелась с мужем 23 года назад), обиды, другую жизнь. Именно спасать. И вот этот пост…

М. Т.: — И что может оградить людей от бесцеремонности фейсбука?

О. Т.: — Оградить нельзя. Раз мы участвуем в этой жизни, значит, мы принимаем на себя риски. Другое дело, что не надо молчать, когда встречаешься с таким поведением.

М. Т.: — Но ведь на каждый роток не накинешь платок. Человек втягивает в свое безумие как можно больше людей. Поддерживающих Тасбулатову можно понять: традиция чудовищного обращения с людьми в психушках у нас задокументирована, в том числе и художественно. Поэтому этот пост подлый вдвойне.

О. Т.: — Конечно! Тут точный расчет на общественное мнение, для которого слово «психушка» почти всегда означает криминал.

М. Т.: — Расчет на подмену. Мы живем в политике подмен, в социальной жизни подмен, в сфере подмены художественных авторитетов. А теперь еще и в частном пространстве!..

О. Т.: — Раньше в газетах была рубрика «Их нравы». Что — пора заводить рубрику «Наши нравы»?

М. Т.: — Учить жизни никого не будем. Но свое отношение к происходящему сформулируем. Рубрика «Нравы» вполне может вернуться, но уже не как комическая: нравы-то драматически ухудшились.

О. Т.: — Знаешь, и римляне в I веке сетовали на ухудшение нравов…

М. Т.: — Да, но сейчас всех накрыло одной Сетью. И она молниеносно распространяет ложь, обиды, злобу. Мы же знаем, как сегодня работают целые институты по троллингу. Люди провоцируют и сочиняют направленную ложь. Как в военном деле направленные взрывы, направленная дезинформация стала частью повседневности.

О. Т.: — Но каждый раз, когда конкретный человек сталкивается с конкретным злом, он заново понимает, как невыносимо больно жить в этом ужасе. И поэтому, если можно этого человека защитить, поддержать, чтобы он мог выстоять, это необходимо делать.

М. Т.: — Ну да: безответственная субъективность ненаказуема, но может быть осуждаема…

О. Т.: — Нужно выставить красные флажки, чтобы было понятно: здесь опасная зона. Опасная и психологически, и социально.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow