В начале этого лета ереванцы остановили уличное движение и заняли проспект маршала Баграмяна. Они отпустили хипстерские бороды, надели конверсы и завели аккаунты в Facebook. Эти ребята больше не обращают внимания на курящих в толпе женщин, не смотрят телевизор, кидаются англицизмами и целуются на рассвете, отгородившись от мира клетчатыми пледами.

Никогда бы не подумала, что буду чувствовать под щекой теплый асфальт, делить с незнакомцем шаурму и картонку для сна, натягивать на себя армянский флаг, как покрывало, просыпаться под хоровое пение национального гимна и забивать встречу с одноклассниками у баррикад из мусорных баков.

«Это битва с солнцем, а не с режимом», — шутит знакомый демонстрант, и не врет. В полдень, когда столбик термометра поднимается до 37 градусов, по лицу плывет косметика, каблуки уходят в асфальт, ряды демонстрантов резко редеют. Одни прячутся от палящего солнца в тени деревьев, другие — едут на работу или домой, чтобы отдохнуть перед очередной бессонной ночью. Кажется, что в этот момент полицейские могут без труда пустить в ход водометы и «загасить» электрическую силу протеста. Но местные шутят и не врут: в такую жару не хочется ни протестовать, ни разгонять. Полицейские, как и демонстранты, уходят в тень.

Битву не только с солнцем, но и с дождем преодолеют демонстранты. Когда начинается сильный ливень, ереванцы не расходятся: полицейские надевают капюшоны, а демонстранты растягивают над головой огромный лист целлофана.

…После полуночи в Ереване практически нет возможности для развлечений: в центре города работают два-три питейно-увеселительных заведения. Именно поэтому проспект Баграмяна стал для местных жителей чем-то вроде затянувшегося Дня города, куда можно было прийти (с друзьями, коляской или начальником) в любое время дня и ночи, чтобы петь, танцевать и запивать домашние эклеры кофе по-армянски.

Прилавки Баграмяна, как типичные армянские столы, ломятся от еды. Заботливые бабушки-волонтеры зазывают туда, где, в отличие от восточного рынка, все бесплатно. Неравнодушные армяне везут со всех концов страны разнообразную еду — от коробок с пиццей до ведер с абрикосами. Митингующим точно запомнится дедушка, который приехал из соседней деревни, чтобы раздать протестующим китайские яблоки, как благословения. И школьник, который подставлял свои мозолистые ладошки, чтобы армянские девушки могли взобраться на баррикады.

…Судя по обилию барбаров (диалектов), общая проблема объединила народ: московских армян с жителями провинциальных городов и переселенцами из Сирии, горожан, топящих дровяные печки, с представителями среднего класса на мини-куперах, священников с известными комиками. Здесь можно встретить и иностранцев — арабов, индийцев, украинцев и афроамериканцев, которых привела на Баграмяна дружба. «Зайти после работы на проспект — как почистить зубы перед сном», — признается моя подруга Соня.

Я знала других армян — молодежь, которая предпочитает печальным скрипам зурны, речитативы 50 Cent-а, а национальным блюдам — ризотто с белыми грибами. Но электрический протест обнулил все счета, заиграла армянская кровь. Теперь я знаю другую страну, где быть патриотом — не стыдно, а естественно.

…Народные танцы и песни способствуют кровоснабжению, объединяют народ и укрепляют боевой дух. Они своеобразный метод самопознания и восстановления народных ценностей.

Самый популярный из полутора тысяч армянских танцев — групповой. Именно кочари в знак победы танцевали солдаты армянской национальности возле стен Рейхстага в 1945 году. Этот древнейший, мужской (сейчас в нем участвуют все) танец напоминает магический ритуал: люди становятся в круг, кладут руки на плечи друг друга, топчут ногами землю и периодически подбадривают друг друга окликами «хей». Если кто-нибудь споткнется, то вслед за ним повалятся все — как костяшки домино.

Ничто так не могло объединить армянский народ, как звуки барабанов и патриотические песни. По-видимому, оценив всю силу народного творчества, полицейские на седьмой день протеста решили запретить громкую музыку.

…Протест не расколол ереванцев на два лагеря. Останови любого прохожего в Ереване — и он скажет, что душой и сердцем на Баграмяна.

Если ты не знаешь армянского языка, то не поймешь, как сто раз на дню армяне умирают друг за друга или берут на себя чужую боль. Так и говорят: «Мернем кез» («Умру за тебя») или «Цавд танем» («Возьму твою боль на себя»). Удивительно, но полицейские, когда обращаются к народу, тоже не избегают ласковых, привычных любому армянскому слуху, слов. «Жоговурд джан» («Народ джан») — обращаются они к народу. Главный по разгону — замначальника полиции не боится идти в толпу, спорить с демонстрантами, «воспитывать» их. Он так и признается журналистам: «Требования митингующих можно понять. Мы — одни из них».

В самый горячий момент, когда в воздухе повиснет ощущение надвигающегося разгона, я столкнусь лицом к лицу с полицейским, в каске, с железным щитом и незабудкой (символом 100-летия геноцида армян) на груди. Он посмотрит на меня своими большими миндалевидными глазами и едва слышно произнесет: «Не бойся, сестра джан, мы не плохие».

Демонстранты относятся к полицейским без агрессии, понимают, что они делают работу, которую, как и любую другую, очень сложно найти в Ереване. Молодые армяне вообще настроены очень мирно: открещиваются от сравнений с Майданом и, как ответственные родители, боятся, что разменной монетой в «электрическом споре» может стать Карабах.

Если в толпе находится «горячая голова», ее тут же берут в кольцо десятки митингующих, готовых погасить конфликт. Когда поступает угроза разгона, демонстранты первым делом кричат: «Выводите отсюда женщин!» Среди прочих важных вопросов, которые обсуждают протестующие, сидя в кругу, — требование не ходить без футболок, «потому что мы не в Батуми и с нами девочки». Таковы особенности национального протеста.

…После заявления президента о том, что правительство пойдет на уступку и возьмет на себя бремя расходов до проведения аудита «Электрических сетей Армении», мирно настроенные граждане начали расходиться. Сегодня на Баграмяна остается самая активная часть демонстрантов, остальные сидят дома и ждут действий со стороны властей. Если что, они знают: «место встречи изменить нельзя».