СюжетыОбщество

Судья Холошин, браво!

Суд полностью оправдал детдомовца Антона Сачкова

Этот материал вышел в номере № 74 от 15 июля 2015
Читать
Суд полностью оправдал детдомовца Антона Сачкова
Изображение

Абинский районный суд Краснодарского края в понедельник, 13 июля, вынес оправдательный приговор 24-летнему Антону Сачкову, герою многочисленных публикаций «Новой газеты». В 2012 году он был осужден на 8,5 года за убийство. В поселке Ахтырский, где живет Антон, местный рецидивист Шучев до смерти избил старика. Очевидцы утверждали: с Шучевым был неизвестный сообщник. И детдомовец Сачков оказался удобным инструментом, чтобы ликвидировать «висяк».

После статьи «Ахтырка» в «Новой» Верховный суд вернул дело в президиум Краснодарского краевого суда. А тот отменил приговор и отправил дело на пересмотр.

В том, что Антона на этот раз освободят, не сомневалась одна только Татьяна Тарасенко. Для ее семьи Антон — как сын с самого детства. Все время, пока он сидел, тетя Таня вместе с Оксаной, девушкой Антона, носила передачки, брала кредиты на адвокатов и молилась. Накануне приговора тетя Таня снова ходила в церковь. Поставила свечки за здравие прокурора и судьи.

Судья Александр Холошин начинает заседание ровно в 10.00, громко и уверенно читает приговор, один час и сорок минут. Антон не двигаясь стоит в клетке, напряженно сложив руки за спиной.

Судья детально анализирует каждое доказательство обвинения. «При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона», — читает он. И подробно перечисляет все эти нарушения: опознание велось без описания примет, кроме Сачкова на опознании не было не знакомых свидетелям людей, на опознании с участием несовершеннолетних не присутствовали родители.

Судья Холошин подвергает сомнению и признает недопустимыми показания свидетельницы с легкой умственной отсталостью и со значительными нарушениями поведения, которая, кроме того, пять раз привлекалась к уголовной ответственности. В показаниях другой свидетельницы он видит возможность оговора.

Свидетельство тюремного психолога, рассказавшего о том, что Антон в психологическом тесте на вопрос: «Признаете ли вы свою вину?» — обвел «Да», судья Холошин отверг.

Прокурор слушает судью не менее напряженно.

Через час судья Холошин доходит до фраз: «Суд находит, что причастность Сачкова А.А. к инкриминируемому ему деянию не установлена», «доказательства, приведенные в обвинительном заключении… не дают оснований для вывода о виновности подсудимого», «выводы органов предварительного следствия носят предположительный характер». Близкие Антона переглядываются, до конца не понимая, что это значит. Антон и его адвокат Александр Попков остаются неподвижными и смотрят перед собой.

Больше всех удивлен добродушный конвоир, который стоит у дверей клетки. Он растерянно улыбается, ловит взгляд секретаря и неуверенно показывает ей двумя пальцами «ножки» от клетки к выходу.

Секретарь чуть кивает и еле заметно улыбается. Искреннее радостное удивление на лице конвоира.

«Согласно ч. 4 ст. 302 УПК РФ обвинительный приговор не может быть основан на предположениях, — оглашает судья Холошин. — Согласно ч. 3 ст. 49 Конституции РФ, ч. 3 ст. 14 УПК РФ сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого».

Именем нашей страны судья Холошин признает Сачкова Антона Александровича невиновным. И только тогда Антон начинает плакать. Судья отправляет дело в следственный отдел по Абинскому району следственного управления СК для предварительного расследования и установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого. Признает за Антоном право на реабилитацию и возмещение имущественного и морального вреда, восстановление трудовых, пенсионных, жилищных и иных прав.

Судья заканчивает читать приговор и быстро покидает зал под громкие аплодисменты. Антон выходит из клетки, и первой к нему на шею летит тетя Таня. За ней логопед Лариса Харченко, муж тети Тани Сергей и все остальные.

Жмет руку Антону адвокат. Александр Попков, кажется, ошарашен. Это первый оправдательный приговор в его личной профессиональной практике. В Абинском районном суде это второе оправдание за двенадцать лет.

Антон с адвокатом забирают свои копии приговора. Добродушный конвоир тоже жмет Антону руку на прощание и говорит: «Ну что, вы теперь небось на шашлыки?»

Изображение

На улице Антон не отрываясь смотрит на незамолкающих тетю Таню, ее дочку Элю, свидетельницу Лизу Галактионову, пришедшую к суду: «Я так давно не слышал женского смеха!» Антона завозят домой принять душ, за это время стремительно маринуют шашлык. И все вместе на старой синей «Газели» Сергея и еще двух машинах друзей едут за сто километров от Ахтырского — с мангалами на море.

В кузове «Газели», летящей по серпантину, Антон рассказывает мне свою историю. Он говорит очень тихо и застенчиво, и тетя Таня нежно кричит ему с переднего сиденья: «Антон! Ротик открывай, когда разговариваешь!» И я вспоминаю, как в показаниях Анна Телега рассказывала, что видела, как Антон орал на убитого. А он орать не умеет вообще.

«Траву сейчас хоть потрогаю, — говорит Антон, выпрыгивая из машины. — У нас в лагере травы вообще не было. И деревья все поспиливали… А я-то думал, что уже третье лето не увижу моря».

Пока мужчины готовят мангал, а женщины накрывают на стол, Антон со своей «малой» сестрой Элей забираются на скалу. За время его отсутствия она превратилась из «малой» в стройную высокую девушку. Там наверху нет людей. Только небо и море. Антон снимает майку.

Стемнело, после шампанского и шашлыка все танцуют. Громкость магнитолы выкручена до упора. В это время Антон и его подруга Оксана сидят вдалеке от всех и тихонько разговаривают. Это были очень трудные для них 2 года и 8 месяцев. И сейчас они сидят рядом черными силуэтами на берегу моря. Я не вижу их лиц — только тлеющие огоньки сигарет.

Комментарий

Изображение

Александр ПОПКОВ, адвокат межрегиональной ассоциации правозащитных организаций «АГОРА», защитник Антона Сачкова:

— Оправдание свидетельствует, что все структуры, вовлеченные в уголовное преследование человека, не сработали и дали осечку. А их слишком много: это и оперативники, и следователи, и обвинители, и их многочисленные начальники. Каждому из них придется или долго объясняться, или же приложить все усилия, чтобы оправдательный приговор был отменен. Поэтому нас ждет очень тяжелое апелляционное рассмотрение.

Суд в целом играл ту роль, которая отведена ему законом: тщательно соблюдал все процедуры, предоставлял сторонам возможности представлять доказательства, задавать вопросы свидетелям. А это очень важно: иногда судебные процессы выливаются в борьбу лишь за то, чтобы приобщить хоть какой-нибудь документ к делу или задать нужные вопросы.

Серьезным подспорьем для защиты стали материалы «Новой газеты». Суд не только принял в качестве доказательств статью «Ахтырка», аудиозаписи и расшифровки бесед корреспондентов со свидетелями, но и обстоятельно сослался на них в приговоре, отметив, где эти материалы полностью подтверждают другие доказательства, а где изобличают свидетеля обвинения во лжи.

Антон САЧКОВ: «Невыносимо видеть круглые сутки одни и те же бородатые лица и ничего не делать»

Изображение

— Меня первый раз с работы забрали прямо в Ахтырке, мы там разбирали стройку около бурсы (у Антона два диплома: мастер строительно-отделочных работ и каменщик.Ред.). Оперуполномоченный Макаров спросил, что я знаю про убийство и где был. «Никуда не собираешься в ближайшие месяцы уезжать? Ну — хорошо».

А 9 ноября я уже работал в Абинске, Макаров позвонил, подъехал и забрали меня в СК. Сказали: на 15 минут поговорить. Я в рабочей робе туда поехал, думал, сейчас быстренько туда-обратно.

Заводят сразу к начальнику. Макаров говорит: «Так, слушай, ты совместно с Шучевым 13 августа избил Давыдова. Берешь вину — 6 лет, не берешь — 9». Я говорю, что не буду на себя вину брать, потому что я этого не делал.

Вызвали следователя Аракелина (потом его сменил следователь Гулмагомедов.Ред.), говорят: «Оформляй».

Пригласили адвоката (по назначению), он меня попросил выйти, переговорил со следователем. Ну вот, говорит, смотри: даешь 500 тысяч, и тебе 3 года дают, отсиживаешь — и все. «У меня таких денег нет, я отдавать ничего не буду». Я вообще в шоке уже был, конечно.

Потом Макаров привел на опознание свидетелей Новакова и Зейтулаева. И Телега (основной свидетель обвинения, чьи показания судья Холошин расценил как возможный оговор.Ред.) там мимо меня прошмыгнула.

Я сел на стул для опознания. Макаров дверь приоткрыл, он такой: невысокого роста, с усами, старый уже. Свидетели Новаков и Зейтулаев из-за него выглядывают, а он им, я слышу, говорит: «Вон на него укажи». Зейтулаев показал на меня и вышел сразу. А Новакова они давай фоткать, а у него рука дрожит. Боялся, наверное, что я подорвусь и шимарну ему.

Но я еще не думал, что меня закроют.

Оксана нашла быстро адвоката нормального. Я вообще очень суда ждал.

Новаков с Зейтулаевым на суде сказали, что только по телосложению опознают, и все. Я думаю, меня теперь точно выпустят, даже несмотря на Телегу, понятно же, что она врет.

Телегу притащили в суд пьяную. Судья ей читает ее протокол показаний, а она кричит, что она такого не говорила. Что просто сказала, что видела меня в парке в тот день.

Я Шучева (убийца Давыдова. — Ред.) при ней же на суде спрашиваю: «Я с тобой был?». Он говорит: «Нет». И судья потом сказал, что больше не нужно свидетелей. И осудил на восемь с половиной лет.

Паника была. Ужасная. Внутренняя. Оксана плакала, тетя Таня. Ну а что поделаешь?

Когда меня вызвали на этап, и я вышел из «хаты», мне стало реально страшно.

С двух часов ночи до шести вечера просидели в бетонной транзитке: 60 человек, все с баулами, без еды, только кипяток. Потом приехали в столыпин-поезде из Новороссийска в Краснодар, человек 20 в одном купе. Из поезда выходили, как по телевизору показывают: по бокам собаки с ментами стоят, и ты с вагона перебегаешь в уазик.

И потом уже на ИК-14 заехали. Я был, конечно, в шоке. Сразу велели всем сесть, руки за голову, баулы возле себя, выходить по одному кого называют. И давай орать, собаки гавкают.

Огляделся немного, потом работать пошел на ширпотреб. Там хороший четочник был, Русик, и он освобождался как раз. Пять лет уже четки точил. Из всего: из шара бильярдного, из эбонита, из акрила. Говорили, магазин на воле есть, и якобы туда отвозят. Три месяца я у него учился. Делали разные: 33 шарика, 66 и 99, как-то число от молитв зависит. Их в основном в машину вешают или в руках перебирают. И вот года полтора отработал. Пять штук в неделю примерно. Деньги за это мы не получали, чай и 10 сигарет нам давали в день.

Вообще работать не заставляют, но я сам пошел. Просто невыносимо одни и те же бородатые лица и справа, и слева видеть круглые сутки и ничего не делать. Это, мне кажется, самое тяжелое. Однообразие.

Я в лагере встретил очень хороших людей. Там не все плохие. С тремя мужиками я хорошо дружил: Женя, Андрюха и Саня. Женя сидит по 228-й, это конопля. Хороший, душевный пацан, с ним можно и пообщаться, и секреты доверить. У него 6 лет. Дочка есть. Он мне очень помогал, особенно в плане носочков и мыла. Андрюха Большой — действительно большой и 40 лет ему. 111-я, часть 4 — такая же, как у меня, статья. Но вообще считается некрасиво о чужих делах спрашивать. Ну и Саня. Он сидит девятый год — старый зэчара, «прохаванный». Но добрый. Не знаю, как там у него получилось… Статью не буду говорить. У него жена есть, они на лагере сошлись через родственников, расписались, она на свиданку к нему приезжала. Ребенок у него родился, пока он сидит. И вот он выходит в следующем году. «Звенит» по-страшному. Звон — это неадекватное поведение накануне освобождения, когда очень долго сидишь. У тебя и радость, и боль, и печаль, и страх — выходить в новый мир. Большинство просто спиваются на воле, не выдерживают. «Сокострюлиники» мы вчетвером были. Когда у меня «дачка» — мы вчетвером кушаем, когда у них — тоже вместе. В тумбочке можем взять, что нужно, друг у друга. Они искренне рады будут за меня, я им завтра попробую сообщить. Я лично ни с кем, у кого отменили приговор, никогда не встречался там.

Сейчас во время пересмотра я был в новороссийском СИЗО № 3, пятая камера. Вот это ад. Камера на 20 человек, а в ней 32. Из них не курят только двое. Жара, духота, постоянная сырость. Бетонная стена даже отошла. Гул, гам, телевизор орет, все разговаривают. С таких «хат» после лета многие с туберкулезом уезжают.

Говорили мне в начале процесса: «Ну ты понимаешь, что оправдательных вердиктов не бывает? Тебя не отпустят. Возьми вину, мы пересуд по-тихому сделаем, и все. Чего твой адвокат к судье не подойдет?» И адвокату тоже намекали. Я отказался. Потому что я не убивал.

Самое большое, чего я боялся, — что уже ничего не изменится, и надо будет смириться. Я очень благодарен, что мне помогли из этого дерьма вырваться.

Эти ощущения никому не передать. Когда ты понимаешь, что конвой тебя больше не сопровождает, тебе не нужны наручники, и тебя никто больше не будет шмонать. И нет ни проволоки, ни заборов. Завтра утром дома открою глаза, и не надо на проверку идти.

Я сейчас на работу, с Серегой буду работать. Если приговор оставят без изменений, и все хорошо будет, встану на квартиру на очередь, мне в Армавире должны дать. Кто-то говорит, что мне лучше уехать отсюда. Посмотрим.

Я зла ни на кого не держу. Что я теперь могу сделать? Жизнь покажет, кто кем будет. Макарова уволили из полиции, как я знаю. Телегу жизнь наказала, мне конвоиры про нее кое-что рассказали, узнали ее… Ну а следователя Аракелина, его еще, наверное, впереди ждет наказание, ему сейчас столько же, сколько и мне, — 24 года.

Изображение

Антон с друзьями у Черного моря

Краснодарский край

Фото автора

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow