Командировочные нечасто живут в палатках. Летом — почему нет? Строители ночуют в палаточном городке на стадионе. Палатку в свою очередь разбиваю и я — на озере Белё. И на следующий день попадаю в такой шторм, какого в жизни не видел. Получив наглядную иллюстрацию того, какой силы стихии могут теперь буйствовать в степях Южной Сибири.
Урагану предшествует испепеляющий зной, в степи вдруг появляется множество змей — говорят, они давно не были столь активны. За полчаса до беды проносится, локально завихряясь, предупредительный смерч, скрутив железные дуги моего тента, изорвав его и бросив в озеро. Палаточные лагеря соседей — в 30 метрах от меня в ту и другую сторону — не шелохнулись. Вскоре небо принимает железный блеск, по краю появляются оранжевые облака, над озером вырастает и стремительно надвигается темная стена. Летят палатки, надувные лодки, биотуалеты. Стойки и дуги у всего парусящего ломает, они бьют по ногам, машинам. Благо, по голове никому не прилетает. Палаточная ткань рвется в местах крепления растяжек. Обрушивается вышка для прыжков в воду. Молнии бьют в озеро, и с небес обрушивается какая-то ветхозаветная вода — сплошным потоком, потом летит град. Через час все стихает.
Эффективная пилюля от профессионального скепсиса, с которым слушаешь рассказы местных жителей об огненной трех—пятиметровой стене, летевшей 12 апреля пятикилометровым фронтом 30 метров в секунду, не замечая ни защитных полос, ни автострады, ни железнодорожных насыпей, сжигая напрочь и не способных убежать из степи людей, и животных, и машины, пытавшиеся прорваться сквозь нее.
Наверное, глава Хакасии Зимин в чем-то прав, не желая становиться крайним за сокрушение его земли огнем: он рассказывает об упавшей до 2% влажности воздуха — как в Сахаре, и одновременно выросшей чуть не с нуля до 30 градусов температуре воздуха, урагане, одномоментно запалившем тысячу домов. И — бессилии власти остановить сей апокалипсис.
На Пасху в Хакасии сгорело 1414 домов (часть — двухквартирные) в 38 селениях, пострадали 6442 человека. 32 погибли, ожоги разной степени получили более 1400 человек. Государство взяло обязательство к 1 сентября построить 1115 индивидуальных домов, учтя наличие у ста семей второго жилья площадью более чем учетные нормы. Собственники еще 199 домов заявления на помощь не написали.
На днях ввели первые два дома в Абакане. По 54 квадратных метра. По три комнаты и кухне. Котельная, бойлер, вода, септик. Каждый дом — на большую семью. Один из новоселов, Александр Сафронов, представлен к награде за спасение из огня соседского ребенка. Конечно, это благо, что люди не будут встречать зиму по съемным углам. Но счастье от такого жилья испытывал бы лишь кум Тыква. Это не я так считаю – цитирую своих собеседников из Хакасии.
Вот рассказ жителя Ширы — на условиях анонимности. Условно назовем его предпринимателем. (Это — деревня, здесь не принято выносить сор или высовываться со своим мнением: иерархия тут строга, как в стаде жирафов. По лицу и речи вы бы не поняли, бандит это или депутат, все проясняется лишь из его и окружающих поведения: как у жирафов, бета-самец или гамма- не могут пересекать дорогу альфа-самцу и в его присутствии держат шею и голову ниже.)
— Какое издавна представление о деревне? Кирзовые сапоги, грязь, пьянь. Этот стереотип почему так живуч? Людям негде и посмотреть-то приличное село с ухоженными домиками и ландшафтами, не то что построить. Большинство из них никогда не выезжало дальше своей деревни. Волею судеб — в связи с последними грандиозными пожарами и наводнениями — государство получило уникальную возможность показать крестьянам, что можно жить иначе, перестроить эту запущенность, выдернуть из грязи. Не только возможность — необходимость. Так постройте им настоящие крепкие и красивые усадьбы, покажите, какой деревня может быть! Сделайте десяток проектов с нормальными ландшафтами, с человеческой планировкой. Они доплатят за те квадратные метры, что сверх соцнормы. Нет, строят кибитки. По 27 или чуть больше квадратов. (По 27 кв. м я не нашел — по 33, но, повторю, в основном дома по 42 квадрата. — А. Т. ) В Нечерноземье, на Дальнем Востоке, здесь — ничем не отличаются эти строения. Понятно, что существуют соцнормы. Но ведь и разум должен присутствовать. Потом: никаких подсобных помещений не предусмотрено, не строится. Это как? Из грязи в грязь идем. Более того. 42 тысячи рублей — такая цена утверждена за квадратный метр. Да за такие деньги можно хоромы возвести. Все ведь известно, все расценки, стоимость всех работ и материалов… Откаты, видимо, идут с Москвы. Сюда опустилась цена уже по 20 тысяч за квадратный метр. Пожары — в апреле, правительство отреагировало почти сразу, но район получил постановление правительства и финансирование только в июне! Эффективное государство… Два месяца строители вкладывали собственные деньги. Проектов не было, а прокуратура и СК каждый шаг контролируют, и нет бы советы давали, как лучше с точки зрения законности поступить, нет, они ждут, когда споткнешься, ошибешься — тут же тебя притянут. Им — звездочки на погоны. Чиновники, понятно, боятся, и вот так и идет этот детский лепет вместо реального восстановления. Погорельцы хотят построиться на старых местах. Власти не могут эту проблему решить, нет ответственности и самостоятельности — все боятся прокурора. Через суды пошли сейчас. В советский период эти вопросы решились бы мгновенно. В 41-м с июля до ноября огромные заводы вывезли на Урал и в Сибирь, построились, и они начали работать. Сейчас 500 домов не могут построить, тьфу.
Надо же когда-то уходить от этих грязных кирзовых сапог, в которых по колено в говне пьяная доярка. Завтра эти кибитки зарегистрируют в собственность, и снова та же грязь на долгие годы. Вот даже известнейшие наши целебные озера, откуда сюда только не едут. Но это месяц-два, потом, когда палаток нет, здесь, в степи, торчат одни дощатые туалеты. Это наши градообразующие предприятия? За пользование которыми при въезде на озеро берут деньги по 100 рэ с машины в сутки? Это же позорище. Но пока утвержденные в Москве 42 тысячи за квадратный метр халупы будут спускаться в регион как 20 тысяч, так и будет.
Несколько сносок к этому мнению. Многие действительно недовольны тем, что и как строится. Не нравится метраж, отсутствие веранды, расположение печи. Но тут же найдется тот, кто пристыдит: грех жаловаться, новое жилье всяко лучше будет старого. Спорить тут не о чем, «неправда, что у Кутузова глаза не было, был у него глаз». Факты таковы: утверждены пять типоразмеров жилья для погорельцев, и строится оно исходя из соцнормы. А она составляет 33 квадрата на одиноко проживающего, 42 — на семью из двух человек. Странно, но редко попадаются дома по 54 квадрата. Про 72 квадрата я только слышал, увидеть воочию так и не получилось. Хотя как раз эти размеры должны быть самыми многочисленными, они рассчитаны на семьи из трех и более человек — по 18 кв. м на человека, но не более 72. А многодетных в селе — полно. Но, естественно, мало кто спешил прописывать детей.
Что касается увеличения стоимости строительства квадратного метра до 40 тысяч рублей, министр строительства и ЖКХ Михаил Мень сказал: «Мы пошли навстречу регионам». Меж тем расценки действительно известны на все работы и материалы, сами строители говорят: такие скворечники стоят копейки. И если б их строили большей площадью, дуплексами, квадрат стоил бы еще дешевле.
То есть государство намеренно культивирует в хакасских степях скромность на грани нищеты. Это трейлер будущей — на многие десятилетия — жизни. Это программирование ее, ориентация на прожиточный минимум и соцнормы, на курс рубля, на все наше самое маленькое и слабое.
Притом деньги на такую «хоббитанию» отпускаются особые, словно курятники эти сколачивают золотыми слитками.
В Европе дома — больше, лучше, красивее — стоят дешевле.
Каждому свое? «На могиле моряка не цветут розы», ширинцам в чертогах не жить? Возмущение моего собеседника понятно, он прав. Это ведь тоже метод — пытаться делать вид, что мы живем в нормальной стране. Постепенно она такой и станет, все привыкнут. Метод и твердое следование ему — это вообще главное.
Когда до Путина, например, довели некоторые аспекты стройки, он вмешался — для того, чтобы заработала Конституция, а не сталинский бюрократический порядок, увязанный на прописку. Напомню: прежде претендовать на новое жилье могли лишь зарегистрированные и постоянно проживавшие в сгоревших домах. И то при условии, что ни один из членов семьи не имеет другого жилья и доли в нем. Таковых среди погорельцев оказалось менее трети (поэтому и деньги переводились с задержкой, и стройка останавливалась), прочие мыкались по судам, ходят до сих пор.
Но, как у нас теперь заведено, инспекция президента, отданные им в Хакасии вниз по пищевой цепочке распоряжения существенно облегчили эти хождения и придали помощи государства адекватные очертания.
Схема реагирования государства и его вхождения в суть дела проста: видеообращение к Путину с женскими слезами (в первый раз, в апреле, то была Надежда Макарова, в июне — Наталья Бугаева), приезд президента, утешение жен, нагоняи госмужам. Семье Бугаевых отказали в новом взамен сгоревшего доме из-за того, что она когда-то купила дочке-студентке комнату в общежитии в Красноярске. Каким образом семья из четырех человек должна была жить на 12 квадратных метрах в 360 километрах от родины — проблема не чиновников.
Путин, по сути, объяснил, какие решения суды должны выносить, куда и насколько глубоко в данном случае следует отправить институт прописки. Он же позволил приравнять площадь иного жилья или доли в нем к учетной норме. В разных районах Хакасии это 7—16 квадратных метров. И если площадь иного жилья (или доли в нем) меньше учетной нормы на одного члена семьи, то у нее появлялось право на новое жилье.
Теперь судьи сами звонят погорельцам, просят написать заявления на пересмотр их дел, а чиновники водят стариков в суды за руки. Адвокатов уже не требуется. В расчете метража наконец начали учитывать детей, взятых под опеку, а многодетным, не укладывающимся в максимальные 72 квадрата, обещают расширение. Будут построены 100 социальных домов для граждан, которые, вероятно, еще обратятся в суд после путинских корректировок правительственного постановления.
Еду в Жемчужный. Здесь размещена часть погоревших ширинцев. Рядом один из гостиничных комплексов целиком заняли китайские рабочие. Чуть не на каждом шагу встречаю щенков. В погоревшей части Ширы — ни одного. Останавливаюсь на улице с именем «Зона курорта». Машины из шести регионов на отрезке метров 20; рядом с самсой продают майки с Путиным; по вечерам — фейерверки, над озером летят китайские фонарики. Очередной собеседник — житель Жемчужного, от огня не пострадавшего:
— Погорельцы ведут себя так, точно все им обязаны. И теперь у них появилась возможность громко критиковать власти: они пострадавшие. Им нас…ть на всех. Сами палец о палец не ударят. Заигрывание власти ведет к иждивенчеству…
Конечно, у любого пожара есть бенефициары; но из своих наблюдений вынес, что работящие люди, потерявшие 12 апреля все, продолжают пахать, они знают: правил нет, ничего требовать ни с кого нельзя. А никчемные, ждущие вместо своих лачуг дворцы, получат, что им дадут.
Мы консервируем средневековье, заповедные территории царя Гороха. Вместо точечной работы с каждой семьей погорельцев (например, некоторым старухам не нужен вовсе новый дом, им требовался уход, и они сейчас не хотят уезжать из пунктов временного размещения) оказывается усредненная помощь. А она мало кого радует.
Справедливости нет, искать ее можно лишь из любви к ней и не питая надежд. Почему семьям погибших в пожаре заплатили по одному миллиону, а в предыдущую беду в Хакасии, на Саяно-Шушенской, за труп давали по два миллиона? А на Распадской — по три?
Почему вообще платят такие суммы? Столько стоит красивая и мощная железная машина. Но не человек, пусть самый некрасивый и неэффективный. Сколько получат матери за мальчишек, полегших в казарме под Омском?
Об этом говорить — уместно. Эту жирную власть ничто иное, кроме денег, не пронимает. У нее все меряется деньгами. А народу надо жить и поднимать детей.
В хакасском огненном смерче, конечно, велика вина неподсудной и никому ничем не обязанной стихии. И все же. Гора возбужденных дел против должностных лиц в республике за то, что не следили за противопожарной безопасностью, сотни выявленных нарушений подтверждают значимость человеческого фактора в этом бедствии.
Генерал Маркин (СКР) указывал, напомню, что в минувшем году на противопожарное обеспечение Дома правительства было истребовано 400 тысяч, на приобретение мебели — семь миллионов, а в 2013 году на ремонт двух этажей Дома правительства — более 14 миллионов, «больше, чем на противопожарные мероприятия для всей республики». Впрочем, куда делись и те «противопожарные» 14 миллионов, до сих пор выясняют. А держала бы Хакасия овец столько же, сколько в советское время, у стихии вообще не было бы шанса, поскольку не было бы сухостоя — бараны съедали всю траву.
Приоритеты поменялись. Если б не было в Шире базы «Роснефти», отстаивать от огня которую пригнали всех, в том числе пожарный поезд, военных из ракетной дивизии в Ужуре, подозреваю, село сгорело бы напрочь.
Так что строящиеся дома — не дары. Попытка загладить вину. Попытка выглядит удручающе. Особенно на фоне фантастической хакасской природы.
«Кирпичные позвоночники» печные (Бродский) — единственное, что осталось от домов, — до сих пор торчат под многослойными степными облаками, по изумрудным сопкам бегут солнечные фронты. За селом, где все тот же 1578 год, о пожаре напоминают лишь столбы, вправо-влево накрененные, обгорелые пеньки с изоляторами висят на проводах. И еще свидетельствует о беде черный комель деревьев в редких рощицах. Но ветки — зеленые. Деревья восстановились.
Фото автора
