Но и профессиональная подготовка штатных преподавателей университетов оставляет желать лучшего. Мотивации особой нет, значит, нет и квалифицированных кадров.
Налицо кризис высшей школы. И невозможно разогнать велосипед до 100 км/ч и не замечать появления автомобилей. Модель высшего образования, сформировавшаяся в XIX веке, исчерпала свои возможности. Прежде всего в сфере гуманитарного образования. Образование предполагает передачу, во-первых, информации, во-вторых, навыков. Получение информации в современном мире больше не является прерогативой университета. Библиотека сейчас нужна только для получения доступа к каким-то уникальным источникам, древностям и пр. Учебник в традиционном классическом виде потерял свое значение: содержит общедоступную информацию, быстро устаревает, а нередко и дезориентирует обучающихся. Успех зависит от квалификации конкретного педагога и его способности построить образовательный процесс не только на передаче информации, а в первую очередь на обучении навыкам. Но университеты недостаточно учитывают эти тенденции.
В результате университеты держатся на брендах, которые базируются не на качестве, а на истории, рейтингах, общем позиционировании в обществе и пр., причем тратят сейчас немалые деньги именно на имиджевую составляющую. Существует спрос не на знания, а на «брендовый» диплом. Именно диплом, а не знания становятся залогом успешного старта карьеры.
Предназначение высшей школы сейчас совсем иное, чем прежде. Передачу информации вполне могут обеспечить образовательные агрегаторы и платформы типа Coursera. В условиях свободного доступа к информации нет необходимости в громадном количестве университетов в их классическом понимании. Именно поэтому Harvard University, университеты Калифорнии обеспечивают серьезное финансирование развития именно дистанционных платформ образования (причем не только на английском, но и других языках, включая русский). Подобные технологии вполне могут обеспечить спрос на предоставление как информации, так и «брендовых» дипломов. Вполне обоснованными выглядят прогнозы о резком сокращении числа университетов. Но и общество в целом к этому не готово, и корпоративное лоббирование не позволит этого сделать в ближайшем будущем.
Положение усложняется тем, что высшее образование не является специализированным, выпускник вуза имеет общие знания, допустим, по юриспруденции и без получения навыков в конкретной области права он не готов к правоприменению. Кто должен этим навыкам обучать? Университет не может обеспечить ту специализацию, которая существует на практике. Его задача — дать общие знания и навыки эффективного самообучения в узких сферах права, с которыми выпускник столкнется на практике. И совершенно бесполезно привлекать практиков для чтения в университетах узкоспециализированных «практических» курсов для студентов, не сталкивавшихся с правоприменением. Правильным является обучение практическим навыкам не в университете, а непосредственно «на производстве», у работодателя.
Но в последний год опять активизировалась работа по реформированию высшего юридического образования в нашей стране. Казалось бы, совсем недавно приняли новые образовательные стандарты по юриспруденции третьего поколения, вузы принялись постепенно их реализовывать. Но уже сейчас вновь кипит работа над стандартами следующего поколения.
Стандартизация высшего образования — наша национальная забава, редко она встречается в других странах.
Слова о кризисе юридического образования звучат во многих странах. Важно рассматривать отечественные проблемы именно с учетом общемировых изменений.
Так, Барак Обама еще два года назад лично предложил настолько радикальные меры, что отвернул от себя практически всю юридическую академическую общественность США. Прежние подходы не отвечают существующим потребностям, происходит их трансформация. Это свидетельствует о переходном состоянии высшей юридической школы, о поиске ее нового предназначения, места и роли в изменяющемся мире.
В России, как и в Европе, выход из кризисной ситуации сначала виделся через Болонский процесс. Многие страны постарались реализовать у себя эти принципы. Другие отказались сразу.
Интересен итальянский пример. Оказывается, что уже более пяти лет как Италия отказалась от Болонской декларации. Ключевые итальянские университеты (Bologna Law School, Pavia Law School и др.) не применяют образовательную схему: 4 года бакалавриата и 2 года магистратуры. Возвращена дореформенная пятилетняя модель. Отмена была пролоббирована ректорами ведущих университетов в отношении юриспруденции и медицины. Обоснование — невозможность подготовки юриста за 3–4 года и, как следствие, отсутствие для него места на рынке труда.
У нас не говорят о том, что многие страны континентальной Европы отказались от принципов Болонского процесса, и мы продолжаем их реализовывать.
Магистратура в юридических вузах России только начинает набирать обороты. Например, в МГУ только в этом учебном году состоится первый выпуск бакалавров и, соответственно, набор в юридическую магистратуру. Ситуация удручающая. Многие программы — это искусственно растянутый на два года пятый курс. Интересные программы — скорее исключение, чем правило.
Перед выпускником баклавриата дилемма: устроиться на работу помощником юриста и не получать магистерскую подготовку, либо устроиться на работу тем же помощником юриста и прогуливать магистратуру. Других вариантов в реальной жизни не существует. Если не устроиться по окончании 4-го курса на работу, то в дальнейшем карьерные шансы только уменьшаются. И лишь дальновидный работодатель (которых единицы) принимает на работу дипломированного магистра с багажом университетских знаний, но без опыта работы. Требуют и магистерский диплом, и опыт работы. Совместить и то и другое без ущерба либо для работы, либо для учебы невозможно. В результате магистратура функционирует «для галочки». Студентам не нужна, преподаватели не знают, как ее заполнить.
Кому выгодна такая модель образования сейчас?
Международная конкуренция в сфере образования сейчас происходит именно на уровне магистратуры. Выпускник бакалавриата имеет право выбора, а поскольку в условиях глобализации английский язык стал, по сути, lingua franca юриспруденции и мировой науки в целом, выбор отдается преимущественно англоязычным программам. В этом нет ничего предосудительного. Можно и нужно только радоваться усилению академической мобильности, которая, несомненно, способствует развитию науки, преодолению ее замкнутости и изолированности. Но доминирующее преимущество в таких условиях имеют вузы США, Канады и других англоязычных стран. Число иностранных студентов в России минимально, и причина не в качестве, а именно в языке учебного процесса. Юриспруденция — это не математика, ради которой могут специально изучать русский язык.
Получается, что двухуровневая система никакого отношения к улучшению качества образования не имеет. Это геополитический проект, средство международной конкуренции в образовательной сфере. Конкурентные преимущества у вузов, обучающих на английском языке. Поэтому европейцы от принципов Болонской декларации в итоге отказываются. И нас переход на двухуровневую систему автоматически делает участниками международной конкуренции, где магистратура — ключевое звено. Но для успешной конкуренции важны две ключевые позиции, без которых участие в ней бесполезно и даже пагубно: язык обучения, качество обучения.
В итоге что мы имеем? Мы включились в международную конкуренцию, абсолютно не подготовленными и не имеющими необходимых для эффективного участия средств. Все больше неанглоязычных стран начинают предлагать магистерские программы на английском языке: скандинавские страны, Голландия, Китай, Япония, Израиль и т.д. К сожалению, в области юриспруденции у нас таких программ нет. С качеством обучения тоже проблемы: качественные программы скорее исключение, чем правило.
Ректор МГУ академик В.А. Садовничий еще более десяти лет назад задал риторический вопрос «Оболонят» ли Россию?». В Болонском университете юристы хорошо знают латинский язык и предпочитают использовать слово profanatio, обосновывая отказ от двухуровневой модели образования. Нам остается надеяться, что у нас со временем все получится с юридической магистратурой, либо придется выбирать между «оболонят» и profanatio.
Дмитрий МАЛЕШИН — доктор юридических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, НИУ «Высшая школа экономики», главный редактор журнала «Russian Law Journal», специально для «Новой»
