Люди шарахаются по спальному району на окраине Москвы, оглядываются, ищут дорогу. И обнаруживают, что идут в одно место — тонкой струйкой текут по маршруту «Русского марша» до улицы Перерва, единственной площадки, где митинг за сменяемость власти согласовала мэрия.

К половине шестого пространство улицы, выделенное под митинг, заполняется народом: приходит около десяти тысяч человек. Волонтеры раздают на входе триколоры и одинаковые плакаты: «Пропаганда убивает», «Сменяемость = вменяемость». Своих плакатов уже давно почти никто не приносит. Поэтому в толпе сразу видно рыжеволосую женщину с огромным карандашным портретом Бориса Немцова. Лена Хейдиз — художница, этот портрет она нарисовала сама, как и двести других. Такая художественная акция: каждый день она рисует по одному портрету Немцова и помогает активистам нести вахту на Большом Москворецком мосту, где застрелили политика 200 дней назад. Это ее первый большой митинг: из-за этой смерти на мосту она и заинтересовалась политикой.

А для восьмиклассника Георгия и его родителей самое главное — сказать о войне в Украине. Об этом со сцены не говорят, и они оказываются немногими, кто принес на акцию синие-желтые ленточки и флажки. У Георгия бабушка живет в Николаеве. Летом он ездил к ней на каникулы и пришел покупать украинский флаг: «Когда в магазине узнали, что я из России, они мне даром его отдали».

Уже до середины выделенного под митинг пространства звук со сцены не доходит совсем.

— Кто сейчас выступает, не знаете? — спрашивают люди друг у друга.

— Давайте встанем в кружок и свой мини-митинг сделаем. А как еще? — предлагает старушка соседке по толпе — женщине с маленькой дочкой.

— Хва-тит врать, — по слогам читает девочка Анюта плакат, который держит в руках. — Мам, а кого они к Путину подошлют? Никого? А как он тогда узнает?

— А все равно ему доложат, что пришли три калеки, — отмахнулась мать. ГУВД сообщило, что на митинг на окраине Москвы вышли 500 человек (финальная оценка ГУВД — четыре тысячи человек).

Объявляют минуту молчания по Немцову — и становится так тихо, что слышно, как далеко впереди плачет ребенок. Сегодня многие пришли семьями, с детьми, даже с младенцами. А громче всего хлопают Олегу Навальному, который передал аудиообращение из тюрьмы: «Если у вас опустятся руки, то с жабой на (нефтяной — прим. Н.З.) трубе ничего не сделать. Если сейчас вы стоите здесь, вы стоите на пути воина света, джедая, если хотите, и вы сделаете мне и стране большое дело, если с этого пути не уйдете». Лозунг «Свободу!» долго перекатывается по толпе, заставив ведущую митинга замолчать — пожалуй, это единственное, что сегодня кричали все вместе.

Инженер на пенсии Ирина Николаевна стоит, держа томик Оруэлла как плакат: «Это же настольная книга нашего президента. И наше будущее, если так дальше пойдет. Вот украинцы — они действительно нация, а мы ленивы, апатичны — только когда детям станет нечего есть, тогда и дойдет до людей».

«Ни в чем я не разочарован. Два процента в Костроме? Да ничего этот результат не показывает: надо знать наш русский менталитет, — уверен житель Марьино со спящим ребенком в коляске и миниатюрной борзой на поводке: как на прогулку вышел, только на акцию. — Люди просто на выборы не пошли. Я вот по делам бизнеса часто езжу по регионам, и на дороге всегда беру попутчиков: интересно пообщаться с людьми не московского склада. Так вот, у людей шизофрения. Им настолько запудрили мозги пропагандой, что воровство считается нормой: воруют, и ладно, все равно ничего не изменить. Ну, а я не шизофреник».

— Путина я не люблю. По-любому он ворует. И Медведев тоже, и все они. Но мы же тут простые люди, мы ничего изменить не можем, правильно? — втолковывает мне очевидное Анатолий, выпускник колледжа и безработный пока столяр: стоит на бирже труда, но не может найти себе работу. «Я считаю, это Америка виновата, что у нас кризис, — доверительно сообщает он. — Они доллары свои печатают — как на принтере, просто бумажки. И от этого у нас с экономикой проблемы».

Анатолия сюда привел друг Вован: «Пойдем, говорит, на митинг против власти». Вован рассуждает о нефтяной ренте: хорошо бы раздать по чуть-чуть денег каждому россиянину. Толя не знает, кто такой Навальный и Немцов, удивляется, когда вокруг снова кричат «Свободу!»: «Че, все свободы хотят? Ну ладно, я тоже хочу!» И, как семилетняя Анюта, вслух читает врученный волонтером плакат в своих руках: «Хватит врать и воровать».

«Наша борьба — не между нами и «Единой Россией», а между теми, кто знает, что все плохо, но верит, что можно это изменить, и теми кто знает и не верит, — говорил со сцены Навальный. — Здесь собрались те, кто верит: хэппи-энды бывают не только в голливудских фильмах, что так устроена жизнь».

«Вроде правильно говорят, но, может, врут — как узнаешь? А вообще, прежде чем про власть говорить, надо в народе порядок навести, — рассуждает столяр Толя. — Я бы алкоголь и сигареты вообще бы убрал, чтоб их не было».

Митинг завершается Пушкиным. Все больше людей вокруг оглядывающегося Толи — а под конец вообще все — повторяют друг за другом и за сценой: «Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластиях напишут наши имена!» «Почти Марсельеза!» — радостно говорит седая коротко стриженая женщина в коралловых бусах. Люди расходятся под группу «Кино». «О, Цой! — оживляется Толя. — Вот Цоя бы я послушал».