С куста жимолости, уже разродившейся ягодами, свешиваются детские джинсики. Одежду здесь выбрасывают, когда она пачкается. Рядом с теплым пальто (в Сербии обещали дожди, но до сих пор жарко) кто-то оставил грязное нижнее белье. Такими следами жизни отмечены все дороги, по которым идут беженцы. Наш «сирийский экспресс» (так местные железнодорожники называют поезда с беженцами) из македонского городка Гевгелия до станции Табановцы на границе с Сербией тащился шесть часов, хотя там всего 170 километров. В поезде я ехала с сирийской семьей (см. «Новую», № 102 от 18 сентября). Зирда и Али вывозят из Латакии дочку Лару в надежде найти в Германии доктора, который сможет ей помочь. У Лары лейкемия.

Мы выходим из поезда, вливаемся в людской караван, текущий к сербской границе. Два поезда — около полутора тысяч человек. Лару несут на руках то папа Али, то друг семьи Халил. Руки и ножки у нее одной толщины, она даже стоит на земле, только опираясь на что-то. Лара начинает хныкать, ее усаживают пописать на обочине, прямо на втоптанный в землю мусор. От присутствия чужих глаз, хоть и безразличных, увлеченных своей бедой, она плачет сильнее.

Дети семенят в больших не по размеру теплых куртках, в двух одинаковых зимних пальто с искусственным мехом — парень и девушка. Может, брат и сестра. На дороге валяется утерянный лакированный ботинок с серебряной пряжкой. Толстый мужчина закинул на плечо пластмассовый чемодан. Другой катит сумку на колесиках с леопардовым принтом. Двое взрослых мужчин в одинаковых толстовках «Жизнь лучше, когда танцуешь». Повсюду валяются растоптанные хлебные тосты от волонтерских бутербродов. Вытоптанная земля принимает все безропотно. До города Прешево на границе Македонии и Сербии больше десяти километров пешком. Там разбит лагерь беженцев, и там можно получить документы для дальнейшего пути.

В караване инвалидная коляска, мальчик запрокинул голову к небу, ДЦП, на колени наброшен плед и плюшевая гуманитарная помощь. Вижу мужчину на костылях. Какие-то звонкие и веселые иракцы, обнимая, несут по очереди арбуз. Откуда они его взяли?

В лагере в Прешево беженцам выдают бумажку, разрешающую двигаться дальше по территории Сербии. У выхода из лагеря кишат зазывалы на автобусы. Есть два варианта продолжения пути — поехать до Белграда или — новшество — сразу до границы с Хорватией в городок Шид. По такому маршруту автобусы начали курсировать два дня назад, когда Венгрия официально закрыла свою границу, а хорваты открыли новый канал для беженцев. Граница Хорватии и раньше была открыта, но никому не хотелось делать такой крюк на пути в Вену.

Автобусный поток абсолютно неконтролируем — в ряд припаркованы десятки двухэтажных автобусов, в каждом — сто мест. Их укомплектовывают пассажирами, и они выдвигаются без всякого расписания. Билет — 35 евро с человека.

Едем до Шида. У круглолицей Рухи из Палестины две дочки — месячная и трех лет, духота выводит ее из себя и она не может уследить за детьми. Сверток с младенцем, как эстафету, передают друг другу ее соотечественники, они сбились в кучу и заняли несколько последних рядов автобуса.

Курят прямо в салоне. Дети ложатся на пол в проходе и засыпают. Окна запотевают. Восемь часов в пути, всего одна остановка в убогом придорожном кафе. Жадно откусив от своего бургера, жуя, Руха обнажает мясистую грудь и кормит дочь. В туалете столпотворение, подгузники детям меняют прямо на раковинах.

В полночь автобус останавливается на пустыре; прожекторы фар других автобусов, пыль в лицо. Приехали в Шид. С нашим автобусом одновременно прибыли еще четыре такие двухэтажные махины. Волонтеры в оранжевых жилетках указывают направление в беспросветность — два километра пешком по полю до границы с Хорватией в городе Товарник.

Семья Лары на автобусе доехала до Белграда и решила ночью отдохнуть в гостинице. Это была роковая ошибка. Перед их носом просто захлопнули дверь.

В полдень перед КПП в Товарнике очередь последних беженцев, прошедших по официальному каналу из Сербии, растянулась на километры. Асфальт раскалился, вместо себя люди в очередь ставят рюкзаки, отступая в тень кустов, ложатся на траву. Мальчишка в желтой девичьей футболке с цыпленком Твитти огибает очередь — он держит в руках картонку, подходит к полицейским и обмахивает их, как веером.

Замечаю на покрывале плюшевого медведя, рядом сидят две сестры в молочного цвета платках. Я вспоминаю, что видела одну из них вчера, в свете автобусных фар — она обнимала вот этого же медведя. Рядом мама девочек, Ханади. Преподавала в Дамаске арабский, ее муж Маджинд — инженер, у них три дочки и два сына. Старший сын, пятнадцатилетний Назир, бежит к волонтеру, который раздает яблоки. Смог урвать всего три, несмотря на это, предлагает мне. А вон толстенький пацан в подоле футболки несет десять штук, бережно вываливает их в черный целлофановый пакет и завязывает на узел. В опустевшую деревянную коробку из-под яблок садится девочка и изображает, будто плывет на корабле.

Первый раз за восемь дней моего пути я встречаю журналистов на границе. В ряд припаркованы фургоны с большими тарелками, корреспонденты в белых рубашках пишут стендапы на фоне осушенного оврага, в котором вповалку спят люди.

Я сижу на земле с семьей Ханади и Маджинда, меня окликает молодой мужчина из Ирака:

— Что ты вообще забыла здесь?

— Я журналист, я пишу про вас.

— Ты приехала хорошо написать о своей стране. В сербском лагере сербские журналисты снимают, чтобы показать, какие они хорошие люди, везде так.

— Но я из России, какой у меня тут интерес?

— Значит, просто делаешь деньги. Журналисты приезжают сюда на машинах, сытые, снимают нас и уезжают. А у нас ни еды, ни воды. Я хочу, чтобы о нас говорили правду.

— Какая у вас правда?

— Мы бежим от ИГОрганизация, запрещенная на территории России.. Я слышал об украинской снайперше в их рядах. Тебе понравится, если в твою страну мы придем воевать?

— Вы хотите, чтобы я отвечала за политиков?

— Да нет, ты ни при чем, — смягчается он. — Просто мне обидно, что на нас делают деньги.

Журналистка с большой камерой снимает сидящих на пригорке мужчин, поющих по-курдски песню. Они замечают оператора, поднимаются, начинают пританцовывать. Иракцы, пакистанцы, курды не боятся репортеров и сами к ним льнут. Рассказывают про перипетии в дороге, про свою оставленную на родине семью. Беженцы с семьей (а это в основном сирийцы) никогда сами не вступают в диалог, держатся особняком. Но про них и без того весь мир знает.

Назир, сын Ханади и Маджинда, говорит мне, что другие нации часто называют себя сирийцами, чтобы получить преимущество. Многие специально не берут документы из дома, чтобы в лагере для беженцев вылепить себе новую биографию.

Об этом мне уже многие говорили.

У ворот дома местных жителей в Товарнике на деревянных стульях расселись полицейские, у них пересменка. На стрельчатые ворота они повесили бронежилеты. Хозяйка поит их кофе.

Поезда из Товарника до Загреба с закрытием границ отменили, и я подхожу спросить, как добраться до столицы, в тамошний лагерь беженцев.

Полицейские переводят мои слова местному семейству, они обещают похлопотать и вызвонить знакомого, который подбросит меня до станции в соседнем городе.

Хозяйка говорит мужу — сухонькому мужичку с голым торсом и большим крестом на шее.

— Треба английский учить.

— Не треба, я человек травы, — он указывает на налипшую к ногам свежескошенную зелень. — Как косил, так и буду.

Они говорят это на своем хорватском языке, и мне даже не нужно перевода, чтобы их понимать.

Полицейский, который говорит по-английски, пытается выяснить, что я тут делаю.

— Вот ты сумасшедшая! Весь путь с ними? Они слепо верят, что Германия всех их примет. Но ты гляди: только вчера 10—15 тысяч пересекли нашу границу, сегодня уже девять.

Кто-то из полицейских давит грецкие орехи берцем, выуживая их из скорлупы. Дочка хозяев приносит полицейским яблоки.

— Я сочувствую тем, кто бежит от войны, но есть много тех, для кого это просто авантюра, чтобы получше устроиться. Мы хотели вперед на автобусы пропустить женщин и детей, люди в очереди запротестовали!

Несмотря на закрытие официального канала через Хорватию, многие беженцы находят лазейки: решаются идти до Товарника через кукурузные поля. В полях могут оставаться мины времен югославских событий. Стало известно, что из Товарника хорваты, не справляясь с нелегальным потоком, вечером в пятницу начали вывозить беженцев напрямую к заблокированной границе с Венгрией.

Я продолжаю следовать за теми, кто дальше пойдет через Словению.