Не вдаваясь в тонкости диспропорций мировой экономики — входит ли мир в новый суперцикл затяжной стагнации и наступает ли конец эпохи китайского экономического чуда, — можно уверенно констатировать торможение основных драйверов ее роста. Миру, и Китаю в частности, в ближайшее время не придется наращивать потребление ресурсов прежними темпами. Результат — падение спроса на различные группы товаров, от энергетического топлива до продовольствия, и снижение их стоимости по всему миру. Казалось бы, действует базовый экономический закон, единый для всех, — но и тут Россия вновь оказывается в противофазе.
По последним сведениям Росстата, российская инфляция с начала года достигла 10,3%, а по продовольственным товарам — и вовсе перевалила за 20%. Тем временем в среднем по миру цены на продукты питания находятся на уровне шестилетнего минимума.
Мощнейшие экономики мира — США и Евросоюз — борются с затуханием экономической активности, пытаясь сдвинуть инфляцию с мертвой точки в 0,1–0,2% годовых.
Если быть точным, то по состоянию на август российские цены в этом году поднимались ровно в 98 раз быстрее европейских.
Помимо охлаждения спроса, удешевлению продовольствия на мировых рынках способствует низкая стоимость горючего, снижающая издержки производителей. Чего опять же нельзя сказать о России, где финансовые интересы нефтяных компаний неуклонно толкают вверх цены на бензин — к сентябрю прирост составил уже 5%. Нетрудно заметить, что у нас мировые тенденции — дешевеющие топливо и продовольствие — неуклонно обращаются в свою противоположность.
Экономический кризис в нашей стране по своей природе напоминает то, что происходит с Китаем: в обоих случаях можно диагностировать выход из строя экономической модели, активно эксплуатируемой на протяжении длительного времени. Правда, России распрощаться с потребительской моделью роста помогает макроэкономический шок, настигший страну в прошлом году, — если бы не коварный баррель и геополитические комбинации, то события и сейчас развивались бы куда более вяло.
Но вместо этого прошлой осенью раскрутившаяся инфляционная спираль вызвала резкое падение платежеспособности российских потребителей.
Последний цикл роста цен, продолжающийся в России и по сей день, имеет по большей части немонетарный характер (он не связан с количеством денежной массы и потому не поддается воздействию основных инструментов ЦБ), ее главные раздражители — волатильность рубля, закрытие рынков капитала и запрет на ввоз западной провизии. В совокупности эти факторы позволяют нашей экономике фиксировать все больше сходств с концом 1990-х — например, по падению реальных доходов, девальвации рубля и той же инфляции, которая в январе была в шаге от рекорда тех времен.
Согласно опросу «Левада-центра», проведенному в августе, более половины россиян связывают высокие темпы роста цен с обвалом нефтяных котировок и падением рубля (эти пункты в вариантах ответа почему-то разделены). Следующие по популярности причины, отмеченные четвертью и более опрошенных, — санкционная война России и Запада, а также смутные «махинации жуликов и спекулянтов». О спросе и предложении, о рынке и конкуренции в популярных вариантах нет ни слова — что, в общем-то, вполне справедливо.
Все упомянутые причины, кроме последней, напрямую связаны с внешней средой. По сравнению с началом года эти варианты оказались даже более распространены — видимо, у россиян до последнего не укладывалось в голове, что экономику самой большой в мире страны можно так просто свести к фьючерсам на нефть.
Но особенно интересен другой момент: 91% тех же респондентов заявили, что по критерию «цена–качество» российские продукты питания сейчас превосходят свои импортные аналоги.
И здесь было бы не лишним разобраться в некоторых нюансах производства.
Существует ли в природе продукция, которую можно причислить к отечественной по всей совокупности параметров? Прямые или косвенные следы импорта обнаруживаются в подавляющем большинстве товарных категорий — это могут быть пластиковые бутылки, корма для скота, оборудование и технологии — все то, конкурентоспособного аналога чему в России так и не было создано. Это простое знание помогает не удивляться ценникам на отечественный товар, который бьет по карману не слабее, чем еще сохранившийся на прилавках скудный импорт.
Валютная составляющая в стоимости российской продукции и резкое снижение уровня конкуренции на рынках не оставляют камня на камне от идеи принудительного импортозамещения.
Сельскохозяйственное производство в России с начала года увеличилось лишь на 1,6%, тогда как импорт некоторых продовольственных товаров за тот же период сократился в 5–10 раз.
Пример ЕС, сумевшего за 10 месяцев найти новые рынки и даже нарастить сельскохозяйственный экспорт на 5%, прекрасно показал, что российское эмбарго не делает западные товары менее конкурентоспособными (а только повышает их доступность на внутреннем рынке).
Импортозамещение в его нынешней упаковке — идеологическая фикция, которая уменьшает шансы страны на спасительный рывок в будущем. Довольствоваться низкокачественными товарами внутреннего производства, ничего не меняя в фундаменте экономики, значит увеличивать вероятность инерционного сценария и беспробудной стагнации. Предельным успехом такой стратегии станет подорожание импорта до тех пределов, где единственной доступной опцией для россиян станет «поддержка отечественного производителя» или другие духоподъемные акты, на деле означающие банальное снижение жизненного уровня. И не стоит надеяться, что какие-либо глобальные тренды способны это изменить — многочисленные проблемы российской экономики сегодня можно решить только изнутри.
