СюжетыОбщество

Донецк вернулся на карту России

Еще недавно федеральные власти хотели «закрыть» этот город. И вдруг ему выпал уникальный исторический шанс: сюда сослали самый громкий процесс года

Этот материал вышел в номере № 107 от 30 сентября 2015
Читать

Прошел год, как Россия узнала, что Донецк — он не только в Донбассе. Такой город есть и в Ростовской области. (Этому тогда удивились и в самой Ростовской области.) Прошлым летом маленький Донецк попал в повестку федеральных каналов. В июле местный житель Андрей Шулятьев погиб от снаряда, прилетевшего из-за границы. Это был первый случай на территории России за время войны. В августе через донецкую таможню проехал «гуманитарный конвой», тоже первый. До сентября в Донецке располагался крупнейший лагерь беженцев.

Год назад здесь ложились спать и вставали под близкие раскаты «Града». Теперь война снова рядом — отголоском, в виде суда над Савченко.

Корреспондент «Новой газеты» рассмотрел город, в который сослали самый громкий процесс года.

Зал для журналистов в Донецком городском суде. Фото: Никита Гирин / «Новая газета»
Зал для журналистов в Донецком городском суде. Фото: Никита Гирин / «Новая газета»

Как и любой приграничный городок, Донецк живет контрабандой. Тем более сейчас он граничит с «ЛНР», которой теперь требуется без малого всё. Поэтому на улицах Донецка много роскошных машин. Но контрабанда — дело частное. Так что Донецк как населенный пункт не процветает, а наоборот — входит в список депрессивных моногородов. Все шахты закрыты. Экскаваторный завод простаивает. Мужчины — вахтовики или таксисты. Женщины заняты в сфере услуг и на текстильной фабрике.

Прямо перед войной, в феврале 2014 года, в российском правительстве даже подумывали «закрыть» Донецк. И тут вдруг городу выпал такой исторический шанс.

18 лет Донецком руководит один человек, Юрий Тарасенко. Правда, с этой осени он больше не мэр, а глава города и председатель гордумы. (20 из 21 места в парламенте достались на выборах единороссам.) Вскоре областное правительство назначит сити-менеджера Донецка, то есть главу администрации.

13 сентября здесь также выбирали губернатора Ростовской области. На остановке еще висит красный плакат. На нем кандидат от КПРФ бьет ребром ладони по столу.

Казнокрадам по рукам, Дон грабить не дам. Николай Коломейцев.

Поверх этого политического хокку уже наклеены другие объявления: «Деньги на любые нужды», «Ростсельмаш приглашает токарей и фрезеровщиков».

К остановке подъезжает автобус «пазик». Проезд стоит 12 рублей. Над лобовым стеклом фотокарточка президента. Автобус едет до таможни. За окном хрестоматийный пейзаж городов угольного бассейна. Одноэтажный центр, микрорайоны с типовыми домами, по окраинам — частный сектор и терриконы. И горизонт, горизонт во все стороны.

Автобус едет мимо храма, рынка и суда.

29 сентября. Донецкий городской суд

Улицу Ленина, где расположен Донецкий городской суд, перекрывают, только когда привозят обвиняемую. В остальное время перекрыт только маленький проулок с торца. Туда, не замечая постового, прорывается пенсионер на жигулевской «двойке» (здесь еще ездят «двойки»).

— Дядя, ну куда, на! — лениво кричит постовой. — Тебе шо, приспичило? Разворачивайся!

У суда дежурят полтора десятка полицейских. Рядом с ними околачиваются еще столько же «штатских». Снайперов и активистов имперского движения «НОД» в этот раз не видно. Аннигилировали?

К подполковнику, который отвечает за порядок на улице, подбегает сержант:

— Там НТВ подъехало, просят пустить на парковку у суда.

— Если с оборудованием, то пускай, а если просто: «Мы тут НТВ!» — гони их подальше.

Подполковник говорит мне, что о суде в городе знают («все же телевизор смотрят»), но относятся к нему безразлично.

Дома № 34 и № 47 на Балтийской улице, где прошлым летом упали несколько мин, до сих пор заброшены. Лишь воронки засыпали. Кажется, в одном доме (окна заколочены, стены в дырочках) кто-то есть. Это Тамара Некрасова и ее брат Василий. Они приезжают время от времени, присматривают за постройкой. В день обстрела Тамара была дома вместе с матерью, Феоктистой Петровной.

— Я проснулась от взрывов, — вспоминает Тамара. — Сначала снаряд упал возле дома напротив. Потом у нас в огороде. Я сразу к маме. И тогда упало в нашем дворе. Маму отбросило из комнаты на веранду, она сломала шейку бедра. А мне порезало ноги. Сосед заскочил помогать. Я в шоке на него кричу: «Ты кто?!» Потом разглядела… «Скорая» быстро приехала. Нас отвезли в Ростовский госпиталь ветеранов войн, маме сделали операцию. А журналисты с Центрального телевидения тогда поспешили, сказали, что погибли две женщины. И показали нашу Балтийскую, наш дом. И это увидел мой сын, он в Якутии работает… Сноха потом рассказывала, как он плакал, что в один день потерял бабушку и маму. И говорил, что завтра же поедет записываться на войну. Потом дозвонился до меня…

Тамара Некрасова и ее брат Василий у дома, пострадавшего от обстрела 13 июля 2014 года. Фото: Никита Гирин / «Новая газета»
Тамара Некрасова и ее брат Василий у дома, пострадавшего от обстрела 13 июля 2014 года. Фото: Никита Гирин / «Новая газета»

Власти выделили семье 700 тысяч рублей. Тамара купила для мамы однокомнатную квартиру в специальном доме для инвалидов. «Там пандусы, лифты, низкие розетки, широкая дверь в ванную. Один такой дом у нас в городе».

Василий перебивает Тамару:

— Вот ты на суд приехал. Говорят, Савченко бежала в Воронежскую область к бабушке. А я думаю: к какой, черт возьми, бабушке, когда КГБ, НКВД и контрразведка работает? Они ее и вывезли оттуда.

— Несколько лет назад мама связала себе красную кофту, — продолжает Тамара о своем. — Кофта висела в шифоньере на веранде, и вся оказалась прострелена. Я когда привезла ее маме, она заплакала. Потом я все эти вещи из шифоньера выкинула, чтобы ничего не напоминало. И огород в этом году здесь не сажали. Как будто траур у нас был. Но весной начнем ремонтировать, нам дали на это 140 тысяч. Будем возвращаться.

Семья погибшего Андрея Шулятьева в свой прежний дом не вернется. «Тот дом нас больше не касается, — говорит его вдова Светлана. — Несколько раз я туда приезжала. Не чтобы разглядывать разрушения, а чтобы полежать, подумать».

Светлана осталась с четырьмя детьми. Старшей 22, младшему 13. Губернатор, как и обещал, дал миллион. На него Шулятьевы купили «трешку» в микрорайоне. В окнах — те же поля до горизонта.

Фотографий и вещей Андрея в доме почти нет. Только его зажигалка и простая серая майка, которую дети и жена носят по очереди. «Даже деремся за нее», — говорит 17-летняя Наташа.

Обстрел застал Андрея на веранде. Мужчине оторвало руку.

— Я приехала через полчаса. Было уже много людей. Я его не видела. Хоронили — я так его и не видела, — вспоминает Света. — Сын плакал по ночам. Кричал: «Почему вы не плачете, вы его забыли!» Такой маленький, а так говорил. А я плачу одна. Потому что если я буду плакать при детях, то и они будут. Первый раз я улыбнулась месяца через четыре. Но и жалеть себя никому не давала. Отстранила всех друзей. И никогда не верну. Звонили, конечно. Я не брала трубку. Живу теперь детьми. Не хочу, чтобы они разъезжались. Даже думать об этом не хочу.

После гибели Андрея было заведено уголовное дело. Спустя несколько дней вдове сообщили, что стрелявшие найдены. «И где они?» — спрашивает Света через год.

— Я виню прежде всего Россию. До сих пор мне кажется, что это какая-то провокация. Зачем они сразу сказали, что кого-то нашли? Просто, чтобы рот закрыть… Все об этом быстро забыли. Чиновники три дня за ручку подержали и все.

В гостиной, где мы разговариваем, большой телевизор. Света не смотрит телевизор, не может.

29 сентября. Донецкий городской суд

В здании суда несколько спецназовцев Федеральной службы судебных приставов. В бронежилетах, балаклавах, при оружии. Бешено озираются по сторонам. Один, как ковбой, завел руку за спину и постоянно держит ладонь на рукояти дубинки. Журналистов отправляют в зал, где организована видеотрансляция. На стене опись предметов, чтобы корреспонденты не вздумали унести «Герб 1 шт», «Стол для судей 700х650х910» или «Комплект флагов 1 отверстие».

В зал, где проходит само заседание, пускают только операторов федеральных каналов. А также одного-двух из Украины — для баланса. В этот раз повезло съемочной группе «Интера».

— Говоришь, что ты украинский канал, и тебя пускают, — по секрету объяснял корреспондент «Интера» коллегам.

В июне этого года к донецким журналистам обратились жители поселка Шевырёвка. Это самая окраина города, считаные метры до границы.

— Вместо воды у них в колодцах оказался бензин, — рассказала мне корреспондент газеты «Новость» Наталья Ковалева. — Наполнили при нас ведро. На вид — как бензин. Пахнет, как бензин. Подожгли — горит.

Ситуацией заинтересовались администрация города, погрануправление, прокуратура. Очевидно, произошла утечка из контрабандного трубопровода, и горючее проникло в грунтовые воды. Пригнали экскаватор, стали рыть. Быстро наткнулись на трубу, из которой лило топливо.

Говорят, некоторые такие трубопроводы выходят наружу во дворах частных домов.

В апреле 2015 года в Донецке назначили нового главу отдела МВД, Владимира Бондаренко. 18 сентября, отвечая на вопросы журналистов, Бондаренко заявил: «Лично для меня Донецк был большим открытием. За 20 лет своей службы я изъял только один пистолет и несколько патронов. А когда я попал сюда, и мы регулярно изымали у населения автоматы, гранаты, пистолеты, 500 тысяч патронов, — для меня это было немножко шокирующим» (газета «Новость», 34от 24сентября 2014года).

29 сентября. Донецкий городской суд

В зале для прессы остались дежурить три спецназовца и несколько оперативников. Перешептываются, заходят за спины, смотрят в экраны видеокамер и пытаются прочитать заметки в ноутбуках.

Кто-то принес желтые и синие гвоздики, чтобы подарить маме Надежды Савченко, и оставил их на скамейке.

— Это чьи цветы? Держите их при себе, — скомандовал спецназовец.

На таможне очередь из пяти автобусов Москва—Луганск. Номера луганские. Билет стоит 1800 рублей.

58-летний Николай ездит на «Неоплане». Ездит по довоенной лицензии, выданной на пять лет. В автобусе 51 место. Стабильно заполняются 30.

— Миграция непонятна. Раньше ясно было: 1-го и 15-го ехали вахтовики. А теперь все куда едут? Дорога занимает 14 часов, если повезет на таможне. А бывает, до 20 часов можно простоять.

За рейс (туда-обратно) водитель получает 2400 гривен. Это около 5 тысяч рублей. В месяц водитель делает четыре, пять рейсов. Выходит 20—25 тысяч. «Круче нас только военные, у них тридцатка», — смеется Артем, молодой напарник Николая.

— Подо мной в Луганске живут дед с бабкой. Получают на двоих 5 тысяч рублей. Так они в помойке стали копаться. Все из-за киевских, гнать их надо! — выпалил Николай. — А нам денег подкинуть. Мы же вроде свои. Надеемся, что дядя Вова подкинет. А то нас налогами душат.

— Кто, киевские?!

— Да нет, наши. А против ничего не скажешь, они же все с автоматами.

Рядом с автобусами очередь поменьше, людская. Каждый день, с самого утра, в Донецк приезжают сотни жителей Луганской области. К обеду «мигранты» возвращаются на таможню с полными сумками.

— Покупаем всё, — говорит Максим из Краснодона, стоя у калитки КПП. — И продукты, и вещи. Чтобы закупиться на месяц, нужно 10 тысяч рублей. Я шахту охраняю. Получаю 1200 гривен, это около 3 тысяч рублей. А сейчас уже начинают требовать коммуналку платить. Даже свет отключают.

Из-за спины Максима выглядывает пенсионерка из Краснодона, Антонина Ефимовна.

— В Донецке картошка по 9 рублей, — говорит она. — А у нас эта же самая картошка, отсюда привезенная, — по 25!

— У нас же теперь свободная страна, — бросает Максим сквозь зубы.

Стройная пограничница открывает калитку, и люди спешат к окошку.

Донецк, Ростовская область

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow