Марина Токарева: Ну что, Оль, главным ньюсмейкером столицы, похоже, становится Кибовский, нынешний глава департамента культуры…

Ольга Тимофеева: Все-таки интересно, что человек, которого практически не видно и не слышно в культурном пространстве, будоражит его как самый отчаянный провокатор. Разрастающийся скандал вокруг Гоголь-Центра, теперь история с объединением «Музеона» и парка Горького. Народ волнуется, а в департаменте культуры Москвы — тишина…

М.Т.: Сержант морской пехоты, знаток истории военного костюма зачистку культурного поля после своего предшественника осуществляет по-военному четко, без лишних слов. Действительно, развели тут разных хипстеров…

О.Т.: Ну, Болотная площадь даже из парка Горького теперь не просматривается, здесь и без Кибовского как-то управились.

М.Т.: Да, хипстеров оттеснили в кофейни, но этого оказалось мало: новые тренды наступают без объявления, и надо ориентироваться без инструкций. А помнишь, что было после погрома в Манеже: Кибовский держал паузу три дня и решился на слова только после Бастрыкина?..

О.Т.: Ну вот сейчас Следственный комитет и начал проверку работ покойного Вадима Сидура на предмет «признаков возбуждения ненависти». С Бастрыкина, конечно, взятки гладки, а почему молчит департамент, когда происходит форменное издевательство?

М.Т.: А потому, что насилие над смыслом как чума распространяется по всему полю нашей жизни. Из недр Театра на Таганке только что вышла служебная инструкция, в которой предписано публиковать статьи, книги, интервью, содержащие любые сведения о своей работе и деятельности театра в целом, лишь с предварительного согласия руководства. Не обсуждать с третьими лицами творческие конфликты, информацию о театре и его руководстве передавать «только после согласования с юридической и бухгалтерской службой…». Вот она, праздничная реальность вчерашней легенды театрального свободомыслия.

О.Т.: ГРУ отдыхает. Поразительно: театральных событий годами нет, а скандал все время есть.

М.Т.: С одной стороны, директор Апексимова в административном смысле оправдывает свой типаж Эльзы Кох, а с другой — явно не понимает, куда попала: для оппозиции, засевшей в театре, такая инструкция — чистый подарок. С ней — в прокуратуру, в профсоюз, на ТВ!

О.Т.: Да в школах уже давно учителям запрещают обсуждать проблемы с прессой! Теперь фейсбук обнажает такие школьные кошмары, что хочется зажмуриться.

М.Т.: Ты про ролик, где псковские подростки насилуют пьяную сверстницу авторучкой? Банальность зла стала еще и обыденна. Первый раз в жизни хочется согласиться с Астаховым, пообещавшим, что наказание будет неотвратимым и показательным. Хотели «прославиться»? Получите, гады, «общественное внимание»!

О.Т.: Жуть в том, что публика жадно припадает к таким сюжетам, а это и провоцирует ублюдошных искателей славы любым способом привлекать к себе внимание.

М.Т.: Да, внимание любой ценой — из самых постыдных трендов времени. Ну кто б заметил текст некогда печально известного Любомудрова, если бы он не стал «чистить себя» под Мейерхольдом и Фокиным?

О.Т.: Неужто тот самый, который вслед за Гитлером говорил про дегенеративное искусство?! Жив-здоров, на коне и c шашкой?

М.Т.: Как истинный упырь — живее всех живых. И видимо, шашкой все эти годы ваял свою автобиографию мученика, что начинается со слов: «Почти столетие сапог русофоба-оккупанта топчет Русскую землю». В ней выведен ряд «палачей» — Ульянов, Товстоногов, Ефремов. Среди губителей — «оголтелые русофобы и сатанисты» А.Н. Яковлев и Горбачев. Год издания —2014-й.

О.Т.: Недаром, в том же году, только что сказал глава СПЧ Михаил Федотов президенту, было продано 400 тысяч бейсбольных бит. Разгул идеологических вурдалаков провоцирует ненависть.

М.Т.: Ну что ж, незадачливый драматург Поляков, редактор «Литгазеты», давно об историю издания ноги вытер. Допустим, Фокину это все как дробина, он уже почти классик, и задеть его этот бред не может. Поразительно другое: некто Любомудров пытается пересмотреть отношение к Мейерхольду. Не только по признакам «воинствующего авангардизма и бездуховности», но и крови. Кто следующий — Мандельштам? Пастернак? Может, Пушкин? Он уж точно не чистых кровей.

О.Т.: Нет, у Полякова по-настоящему острое чутье на конфликт с чем надо. То он на Шаламова гнал, теперь вот Любомудрова приголубил.

М.Т.: Слушай, идея: надо Любомудрова к Константину Богомолову на спектакль отправить. Чтобы на своей выдержанной патриотической шкуре ощутил всю бездну падения современной сцены.

О.Т.: Жестоко, Марин! Может и не дожить до конца спектакля. И все-таки я бы не преувеличивала засилья упырей: как высунулись из-под коряги, так и уйдут под нее, лишь только маятник качнется в другую сторону. Другое дело, что успеют отравить патриотическим угаром даже те имена, которых раньше было не вообразить в их садике. Вот Владимир Бондаренко издал в ЖЗЛ книгу «Бродский. Русский поэт». Разумеется, Бондаренко изо всех своих критических сил отбивает Бродского от питерских стихотворных неудачников, переделавших его облик на свой «либерально-местечковый размер», перетягивая его в имперскую конфессию.

М.Т.: То есть засовывает поэта в клетку своих представлений?

О.Т.: Бондаренко, трудясь в духе времени, не совсем мухлюет. Внимание поэта к римской, российской и американской империям, убеждение, что великую культуру создают империи, вычитывается и в стихах, и в прозе.

М.Т.: Он исследовал вовсе не империи, а то пространство, которое остается поэту после их вычитания!

О.Т.: Но Бродского, как и Пушкина, сильно занимало, могут ли ужиться империя и свобода. Ведь столетиями люди, которые строили или поддерживали империю, гнали свободу, а люди, боровшиеся за свободу, разрушали империю, как писал замечательный философ и публицист Георгий Федотов.

Обостренная политическая совесть ввергала поэта в разного рода политические волнения. Бондаренко выбирает те из них, что льют воду на его мельницу. И получается, что ссыльный Бродский в Норенской не описывал местные пейзажи, а был певцом русских изб и пашен. А на Васильевский остров не пришел умирать потому, что Мария, его вдова, решила похоронить его в Венеции.

М.Т.: …в то время как это — его общеизвестное завещание. Я опять тут вижу стремление использовать крупный масштаб в интересах личного мелкого тренда.

О.Т.: Но масштаб потому и крупный, что про Бродского можно написать две разные биографии. У Льва Лосева в блистательном «Опыте литературной биографии» он — приверженец западноевропейских ценностей, у Бондаренко — исконно русский поэт. Но вот с какого перепугу наш дорогой Дмитрий Быков вставляет в эту до мозоли натертую щель свои пять копеек, надо будет спросить. Особенно про лихое утверждение, что Бродский перестал быть поэтом либералов, формулируя самые примитивные, низкие инстинкты масс, которым он поэтому понятен и близок.

М.Т.: Ой, я хочу видеть эти массы! Конечно, есть люди, которые думают, что без деклараций любви к Бродскому они не изысканные и не интеллигенты, но существуй на самом деле те миллионы, о которых говорит Дима, была б у нас другая страна.

О.Т.: И еще круче он приложил Довлатова, лучше которого оказались все любимые писатели-друзья Быкова. В итоге — люди быстренько отвлеклись от Быкова — тончайшего толкователя литературы и радостно обсуждают «завистника Быкова». Так часто бывает — хочешь высказаться позатейливее, попарадоксальней, а попадаешь…

М.Т.: В знакомую топь? Помнишь спектакль Каменьковича по Щедрину, где все происходит среди хлюпающих кочек? «Болотка» разгромлена, да здравствует болото! Ну скажи, как можно, имея за спиной страну такого мучительного бессознания, всерьез надеяться, что мир с тобой объединится?!

О.Т.: Да плевали мы на этот мир! Вот главный тренд нашего безвременья. Недаром американский политолог после речи нашего президента в ООН просто возопил: почему, почему вы все время противопоставляете себя всему миру?..