СюжетыОбщество

Достоинство противостояния

Педагогический императив ТУБЕЛЬСКОГО

Этот материал вышел в номере № 118 от 26 октября 2015
Читать
Педагогический императив ТУБЕЛЬСКОГО

Александр Наумович Тубельский часто повторял: «Я вас люблю, мои хорошие». И лучился широкой, нежной улыбкой. В этом и есть сердцевина его педагогического и жизненного кредо, как у Сухомлинского, у Корчака. С Корчаком его особенно роднит трепетное отношение к правам ребенка: не случайно одним из первых нововведений в «Школе самоопределения» Тубельского стал Суд чести, как и в опыте Корчака, с законом о защите прав и достоинства каждого ребенка и каждого взрослого

в этом школьном сообществе.

В книге «Школа будущего, построенная вместе с детьми» (составитель Елена Тубельская, редактор Андрей Русаков, 2012 г.) есть развернутая бескомпромиссная характеристика его кредо: «Я часто слышу: «Как вы говорите о свободной школе, когда нашему государству не нужны свободные люди? Не станут ли они потом несчастными от своей свободы?»

Но я подозреваю, что свободные люди не нужны никакому государству. Любому казенному механизму удобнее, чтобы люди выполняли уже созданные для них предписания. Проблемы государственных механизмов мы решить не можем, а вот двигаться в сторону свободной школы способны.

Мы не государственные служащие.

Мы не обязаны служить государству.

Мы обязаны служить вот этим гражданам и их детям».

«Что интересно: в семье меня считают соглашателем, а в профессиональном сообществе, наоборот, экстремистом. Действительно, у меня есть принципы, и я их привык отстаивать.

Но я могу поступиться любыми принципами, если понимаю, что конкретному ребенку сейчас плохо. Это совершенно железно.

Вот — ребенок. Вот — начальство. Ребенок главнее. Вот этому я и служу».

Его друг и соратник академик Б.М. Бим-Бад тоже отмечает самое главное в наследии Тубельского — не просто концепции и методики, а именно общегуманный его пафос: «Это прежде всего ясное понимание трудностей детства. Как-то он мне признался об исповедях своих трудных ребят: «Боже мой, я и представить себе не мог, через что им пришлось пройти». Всегда умел понять настроение, давал возможность ребятам попробовать жизнь. Конечно, остроумный, конечно, мудрый».

И все же остроактуален сегодня именно профессиональный «экстремизм»: «Вот — ребенок. Вот — начальство. Ребенок главнее. Вот этому я и служу».

Бесконечно терпимый к детям, к учителям, он был дерзок и бескомпромиссен с любым начальством, разворачивая из школы проверяющих и методистов, если сам учитель их на свой урок не приглашал. Однажды, заняв принципиальную позицию, например, против стандартов в образовании, последовательно и убедительно ее отстаивал в печати, на радио, со всевозможных трибун.

Когда в 2007 году Тубельского не стало и его учителя обратились к его соратнику — директору соседней школы с просьбой взять и их школу под свое крыло, тот отказался, став лишь их консультантом, а мне печально объяснил свой отказ: «Я не борец. А Саша был борцом».

Я знаю Сашу с конца 70-х годов. И мне кажется, что свободолюбие, свободоспособность, приверженность демократической, либеральной идее вызревали в нем постепенно, а с начала перестройки — бурно, лавинообразно.

Начинал он как энтузиаст пионерского движения, создав вместе с Ефимом Штейнбергом районный разновозрастной пионерский штаб. Их третий друг — Саша Филистеев, тоже бредил театром, театрализацией всей жизни, ночи напролет они в съемной квартире вели возвышенные споры, а наутро хозяйка изо всех сил их будила, тряся за плечо: «Вставай, «творчество»!» — раздраженно повторяя их излюбленный термин.

В те годы центром революционных идей во внешкольной педагогике был только что созданный Всероссийский лагерь «Орленок», куда удалось направить группу ребят и вожатых из знаменитой Фрунзенской коммуны Ленинграда. «Орленок» окоммунарил множество ребят и взрослых, породив с начала 60-х мощное коммунарское движение по всей стране. Ефим и Саша в «Орленке» не были, что удивительно, сами изобрели с ребятами очень схожие формы работы, также рождающие дух вольного творчества, оптимизма.

А для самого Тубельского подлинной школой демократии стала работа с единомышленниками во ВНИК (Временном научно-исследовательском коллективе) «Школа». Там по методике организационно-деятельной игры философа Георгия Щедровицкого (ОДИ) разрабатывались и закон «Об образовании», и множество демократических процедур, неведомых тогда школе.

Тубельский свидетельствовал: «ОДИ меняет мышление, будто мозги становятся другими». И уже не расставался с книгами философа, даже во время депрессии. «Ты что эту заумь читаешь, ты лучше Тургенева открой!» — возмущался его друг Ефим. Но Саша упорно твердил: «Щедровицкий — гений».

Но подлинный его расцвет начался в 1985 году, когда учителя 734-й школы пригласили его к себе директором. С первых же дней его работы стали формироваться ключевые идеи его системы: «Мы привыкли говорить: научись уважать других, а потом требуй уважения к самому себе. Мне кажется, что формула другая: уважай себя и через это, понимая, что другой человек тоже уважает себя, не унижай его. Вот это я и вкладываю в понятие достоинства.

Достоинство — это уважение себя.

Достоинство — это неприятие всего, что унижает человека в ком бы то ни было — в себе и в других».

Сам Тубельский чутко и болезненно реагировал на унижение человека даже в мелочах: «Несколько лет я наблюдал, как родители входили в мой кабинет не прямо, а сгибаясь. Жизнь научила, что визит к начальству требует этой согбенности. Они заранее знают, что им откажут, что человек в кабинете почему-то выше них. Почему — они понятия не имеют. Потому, наверное, что у него должность, стол. И они входят, согнувшись, заранее свое достоинство спрятав. И сегодня, входя в новые кабинеты или в старые кабинеты с новыми начальниками, мы так же вынуждены прятать свое достоинство. Мы не распрямили еще плечи».

Устроить жизнь в школе так, чтобы помочь каждому, и ребенку, и взрослому, распрямить плечи, ощутить вкус свободы и товарищества на равных друг с другом, — в этом и был для него смысл школьной демократии.

Его педагогический оптимизм может показаться чрезмерным.

«Все близкие ребенка переживают, чтобы он казался как можно лучшим на публике, но никто не заботится, чтобы он становился лучшим для самого себя. А когда ребенок пытается придумывать себя лучшего, его постоянно одергивают.

Такое парадоксальное следствие.

Ребенок или подросток, когда хочет казаться лучше, часто преувеличивает свои усилия, достижения, приукрашивает обстоятельства. И его легко разоблачают, ему показывают «его «истинное» (то есть лживое) лицо».

Но стремление ребенка казаться лучше себе и своим близким — одно из самых драгоценных качеств. А беда-то нашего общества как раз в том, что очень многие хотят казаться хуже. Худшими, чем есть. Хотеть казаться лучшим — это прекрасно. Ничего страшного, если кто и приукрасит себя. Здесь-то как раз лицемерие ни при чем».

Так идеализм становится единственно возможным педагогическим реализмом.

Школа для директора Тубельского вообще стала тем местом, где удалось воплотить систему убеждений в реальный, ощутимый опыт. Он стал для него собственным полем битвы с имитацией жизни, с враньем и лицемерием. В этой битве он оказался победителем.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow