«Вы ровесники нашей страны», — говорила учительница на уроках по обществознанию. Мы с одноклассниками — 91‑го года рождения. Когда начиналась перестройка, я еще не родилась, во время первой чеченской ходила в детсад. А 31 декабря 1999‑го меня куда больше заботил факт наступления нового тысячелетия, чем уход президента в отставку. Весь вечер в тот день я рисовала космические корабли и роботов, ведь XXI век пришел, будущее наступает!
Характер наступившего в итоге будущего во многом определяет человек, который меня тогда интересовал еще меньше уходящего президента. А про то прошлое, которое я проспала в коляске и прогуляла на детской площадке, теперь создают музеи.
Музей Ельцина, открывшийся в Екатеринбурге, получился во многом и музеем девяностых. Он делает ставку на атмосферу, и, кажется, воссоздает ее верно. Рассказ об августовском путче начинается с советской квартиры: на отрывном календаре 19 августа, по телевизору показывают «Лебединое озеро», а «Радио Свобода» в уголке бормочет о ГКЧП. Дверь этой квартиры ведет прямо на баррикады, собранные по фотографиям. «Живое воплощение, прямо три-дэ», — вырывается у кого-то раза в два меня старше. С радостными возгласами первые гости музея узнают газету «Куранты», лежащую на журнальном столике. Зайдя в другой зал, воссоздающий магазин образца 92‑го, с вожделенными — с Запада — миксерами, утюгами и пачками сигарет, люди вздыхают ностальгически: «Я бы тут весь день стоял!»
Нет, при виде листка отрывного календаря 19‑го августа сердце и у меня екает, но это из-за многочисленных рассказов родителей и старших друзей. Сама я опоздала. Я могу ощутить тот день только в музее.
Во время первой чеченской я ходила в детсад, пока мои будущие коллеги обменивали на фронте пленных солдат на камуфляж и берцы. Зал «Чеченская трагедия» почти полностью сделан на основе экспонатов, предоставленных «Новой газетой», — за стеклом фотоаппарат и удостоверение военного корреспондента Вячеслава Измайлова. А еще здесь есть фотографии — чтобы их увидеть, нужно заглянуть в отверстия, будто бы оставленные пулями. Все кадры двойные: люди в одинаковых позах и ситуациях, но по разные стороны фронта. Слева российский солдат держит мальчика, вынесенного из захваченной больницы в Буденновске. Справа чеченка в разрушенном доме прижимает к груди новорожденного ребенка. Это частый прием в музее: в «Лабиринте истории», предваряющем повествование о Ельцине, светящиеся изнутри изображения дают пропагандистскую картинку того времени, а освещенные лампами черно-белые фото показывают реальность.
Об отсутствии цензуры и политического давления при создании музея нам, журналистам, повторяли часто, и мы это увидели. Перед тем как попасть в первый зал, посетители смотрят видео про борьбу свободы и деспотии на протяжении всей российской истории, от Новгородского вече до распада СССР, замкнутого круга диктатуры, реформ, которые не удается довести до конца, и нового ужесточения власти. Анимационный ролик заканчивается чередой правителей — последним в ряду стоит Ельцин. Путин в музее появляется только в зале про преемников. «… И началась история новой, свободной России», — говорит голос за кадром. Голос пытается убедить, что этот замкнутый круг разорвался.
Музей получился действительно свободолюбивый. Здесь обещают вести кинопоказы, занятия для детей и лектории для взрослых — тоже, есть надежда, неподцензурные. Но я думаю, что если бы живой Ельцин перенесся из 99‑го года, которым кончается экспозиция, в музейные залы, он бы что-то заподозрил. Если бы свобода была естественной, обыденной вещью, не нужно было бы вешать в музейном зале огромную картину с этим словом и печатать его на майках, кружках и магнитиках для сувенирного магазина.
Свободу убрали под стекло и повесили на стену. На фоне картины «Свобода» в окружении создателей Ельцин-центра фотографируется президент Путин, приехавший открывать музей. И все-таки это музей свободы. Интерактивный.
