Президент России Владимир Путин выступил с традиционным посланием Федеральному собранию. Президент затронул вопросы внешней политики, экономики, социальной сферы: рассказал о продлении программы материнского капитала и амнистии капиталов, об освобождении физлиц от налога на купонный доход по облигациям и о возможном сокращении числа присяжных. Значительная часть послания была посвящена Турции, в которой Путин пообещал не забыть «пособничества террористам». Зато Путин никак не прокомментировал акции протеста дальнобойщиков, недовольных введением системы «Платон». Ни слова не было сказано и о ситуации на Украине. «Новая» попросила политологов поделиться своими впечатлениями от услышанного.
Все послание было фактически посвящено одной теме: несмотря на кризис и санкции, мы развиваемся.
Был сигнал населению, что ничего страшного не происходит, есть положительные подвижки в здравоохранении, выделяем деньги для школ, будем помогать НКО в небольших городах, которые вносят вклад в социальную сферу. Сигнал, что ситуация управляется и контролируется.
Сознание людей становится все более противоречивым. С одной стороны, приятно, что Россия великая держава, ее боятся, а значит, уважают. С другой стороны, у людей растут страхи. А что дальше, чем это закончится? Не будет ли войны? Появилась Сирия, и как бы не втянуться в то, во что граждане не хотят втягиваться. Нужно было успокоить людей.
С Турцией как-нибудь разберемся. Нет нужды переходить к мобилизационной экономике. Выходить из ситуации будем эволюционно, в рамках существующей экономической модели.
Какие пункты послания будут выполнены, зависит от многих факторов. Федеральная власть принимает законы, указы, создает институты, а их эффективность оказывается крайне слабой. Идеи хорошие, но все упирается в плохой деловой климат, недоверие предпринимателей к власти, коррупцию, которая носит системный характер, в бюрократическую инерцию, в то, сохранятся ли санкции против России.
Турция явно не была запланирована изначально — послание-то готовится за длительное время. Президент в этой ситуации оперирует не категориями геополитики или прагматики, а во многом — эмоциями. Важным этапом нашего разворота на Восток было выстраивание отношений с Эрдоганом.
У нас такая практика сложилась, что международные отношения очень персонализированы. В Германии Шредер — значит, отношения прекрасные. Шредер уходит — отношения ухудшаются. С Эрдоганом, видимо, тоже были выстроены хорошие отношения. И когда был сбит самолет, это было расценено не как конкуренция, а как предательство. Это слово даже в обращении прозвучало.
Достаточно спокойная, уверенная тональность, нет никаких чрезвычайных мер.
Внутриполитической повестки почти нет, и это хорошо: политическая система сформирована и устойчива. Борьба с коррупцией будет продолжена, подан сигнал по ОНФ —он упомянут в послании, а значит, является очень серьезным политическим инструментом.
Повысились акции Дмитрия Медведева: Путин выразил ему личную благодарность за работу в сфере демографии — после таких слов в отставку не отправляют.
Мне кажется, самое главное то, о чем Путин не сказал. В таких случаях это важнее: говорит-то он то, что принято по ритуалу. А то, что он не сказал, меня радует: я с опаской ждал этот обращения.
В послании не было ритуальных обвинений в адрес «пятой колонны». Это, конечно, не значит, что закручивания гаек не будет.
Про протесты дальнобойщиков он тоже ничего не сказал. Вся страна их обсуждает, но для президента это, видимо, недостаточно важная тема.
В обращении не было образа будущего. Конкретных обещаний, что к такому-то году будут такие-то показатели, мы не услышали.
Дать регионам право обнулять налог на прибыль — это любопытно. Эта опция в ряде регионов была до 2003-2004 года.
Это могла делать Калмыкия, внутренний офшор, где прописывались все компании. Второй такой регион – Чукотка, где прописывались только структуры «Сибнефти». Абрамович для этого и пришел на Чукотку.
Мордовия была таким же офшором для «ЮКОСа».
С этой практикой яростно билось Министерство финансов, и она была отменена. Задумывалась-то эта мера, чтобы поддержать бизнес, но использовали ее в итоге госкорпорации. То есть все делается для того, чтобы освободить от налога на прибыль «Роснефть» и «Газпром» в том регионе, куда они придут. Только для региона это дыра в бюджете!
Я бы предложила федеральному центру лучше отдать два пункта налога, который они себе забирают, регионам.
Меня поразила нерешительность этого послания. Оно не является сигналом даже о свободе предпринимательства. Президент пытается затормозить скольжение страны.
Общество и государственный аппарат приучили к эскалации. Президент хотел снизить радикальный накал, который сам Кремль стимулировал в стране почти два года, настолько, что люди ждут со дня на день чуть ли не мировой войны. Я спокойно выслушал бы сообщение о том, что мы объявляем войну Турции. Но часть выступления, посвященная ей, это такая отделяющаяся ступень, наконечник, который должен успокоить радикалов на всех этажах общества, которые будут возмущены, если не получат ничего.
Теперь Путин говорит: эскалации не будет. Сможет он этого добиться? Не уверен, это потребует идти против течения, которому команда власти сама открыла шлюзы: больше года на страну сознательно нагоняли ужас люди на федеральных телеканалах, в официальной прессе, платные пропагандисты в социальных сетях. Страна затоплена этим мутным валом, и ей говорят: успокойтесь, все хорошо, мы будем улучшать деловой климат и прорвемся на мировые рынки…
Обществу не нужны громкие заявления, нужна помощь конкретным группам. Вот дальнобойщики обнаружили, что в мировоззрении президента они не существуют — я думаю, они крайне недовольны тем, что услышали. Думаю, многие другие группы также возмутятся тому, что их нет.
При такой риторике и персональных обвинениях турецкого президента Эрдогана, что у него одна рука в нефти, другая в крови, рассчитывать на разрядку и возвращение к нормальному диалогу с Турцией невозможно. То, что Путин и Эрдоган не поговорили на климатической конференции в Париже — это было бы еще полбеды, но то, что было сказано сегодня Путиным и вчера Министерством обороны (обвинения турецких властей в причастности к торговле нефтью с запрещенным в России «Исламским государством» — Ред.), закрывает возможность диалога в дальнейшем. Ясно, что задача нормализовать отношения с Турцией не стоит.
Теперь Россия уже по принципиальным соображениям будет сосредотачивать силы в регионе, который является болезненным для Турции. Но, несмотря на грозную риторику с обеих сторон, никто не будет стремиться повторить инцидент. Сейчас Эрдоган ошарашен масштабом российского ответа, и с удовольствием эту тему бы приглушили, но теперь уже на кону стоит вопрос престижа.
Россия понимает, что НАТО ради Турции не будет вовлекаться в конфликт на Ближнем Востоке. Это довольно специфический член НАТО, Турция играет в свою игру, у нее своя повестка в регионе, независимо от справедливости российских обвинений. И сделав нечто, что вызывает кризис, она обращается в НАТО за поддержкой: так не бывает. Теперь НАТО в тяжелом положении: с одной стороны, надо встать на защиту союзника, с другой — в таком случае каждый член альянса решит, что может делать все, что хочет. Заявления и США, и НАТО в поддержку Турции очень обтекаемы: говорят о том, что турки имеют право защиту своего воздушного пространства. На неформальном уровне, я слышал от многих коллег, говорят о том, что 17 секунд пролета в турецком воздушном пространстве — не повод сбивать самолет, и в сложной ситуации турки пошли напролом.
Сейчас позиция Запада в сирийском урегулировании стала довольно гибкой. Идет торговля о том, кого в регионе считать радикалами, попытки согласовать, кого считать экстремистами, обмен списками. Вопрос о необходимости политического результата операций в Сирии становится все более острым для всех. То, что произошло с Турцией, переговорный процесс не облегчает, но он не остановился, и его постараются спасти.
Слово «Украина» в послании не было произнесено ни разу, это значит, что Украина вышла из поля зрения Кремля, на нее уже смотрят как на отрезанный ломоть. Думаю, постепенно будут выполнены Минские соглашения, затишье на фронте перерастет в холодное отчуждение Украины и России.
Я вижу, что правительство всерьез озаботилось тем, чтобы помочь бедным адресно, всерьез задумалось о введении продуктовых карточек. Продуктовая инфляция по итогам года достигнет 30%. Мы приближаемся к фатальной черте, когда расходы домашних хозяйств на еду приближаются к 50% — это показатель бедности страны.
Если правительство выполнит обещание и выпустит 15 миллионов карточек на 240 миллиардов рублей — тогда механизмы помощи бедным есть.
Что касается заявления о поддержке автомобильной промышленности — она требует спроса. А у нас люди одну половину доходов тратят на еду, другую — на ЖКХ.
Хорошая новость, что земли сельскохозяйственного назначения, которые не используются: будут вводиться в оборот. Сейчас мы попали в критическую зависимость от поставок хлопка. Ситуация с реальным подъемом сельского хозяйства станет критической.
(о предложении президента уменьшить коллегии присяжных с 12 до 5-7 человек)
Из предложения не ясно, планируют ли сохранить присяжным автономию от судьи. Верховный суд в ответ на предложение ЕСПЧ расширить категорию дел, которые можно разбирать с присяжными, предложил сократить коллегию присяжных, и чтобы эта сокращенная коллегия заседала вместе с председательствующим.
Это просто уничтожает сам конституционный институт присяжных! Через судью всегда будет идти большая часть информации. А при внешнем равенстве голосов лидер всегда тот, у кого больше информации. Тем более, меньше присяжных — меньше вероятность, что среди них кто-то устоит против авторитета председателя.
Второй аспект проблемы — сокращение числа присяжных уменьшает возможность прийти к объективному решению. Это не я придумала, я полагаюсь на исследования психологов: в группе всегда найдутся те, кого ничем нельзя убедить, они в силу психики не воспринимают ничего, отличного от своего мнения. В большой группе это все нивелируется — крайности отсекаются, середина приходит к обоснованному логически решению. Если сокращать коллегию, то нужно сделать вынесение решений только единогласным. Но здесь у меня на наших законодателей надежд нет. Положит социальный эффект у этого изменения возможен только при условии, что будет существенно расширен круг дел, которые можно рассматривать с присяжными.
У нас суд присяжных работает по 1-2 процентам уголовных дел, около 500 в год. Что можно сэкономить на пятистах делах? Это громкий аргумент — дешевизна, но в реальности что он весит? Не надо поддаваться на такую легкую уловку — 7 меньше 12-ти, значит, дешевле. А зато как легко эти 7 человек «обработать»? Гораздо легче, чем 12!
Для меня крайне важно было услышать от президента его мнение относительно результатов работы Рабочей группы высокого уровня, созданной в начале этого года распоряжением премьер-министра Дмитрия Медведева и спикера Госдумы Сергея Нарышкина в целях исследования уровня собираемости таможенных платежей (см. №122 от 12 октября 2015 года).
Напомню, что в результате проведенного исследования нами было выявлено недополучение российским бюджетом только в 2013 году около 2,5 трлн рублей таможенных платежей (а при нынешнем администрировании потери в 2014-2015 годах могут достигнуть 4 трлн рублей), что свидетельствует о катастрофическом положении дел в Федеральной таможенной службе.
В послании президент заявил дословно: «Доходы государства не должны уходить, что называется, мимо кассы. Из-за «серых» схем при уплате таможенных сборов, акцизов на алкоголь, табак и горюче-смазочные материалы бюджет ежегодно теряет сотни миллиардов рублей. Это прямое воровство. Предлагаю сформировать единый, целостный механизм администрирования налоговых, таможенных и других фискальных платежей. Здесь есть разные варианты, мы их многократно уже в последнее время обсуждали. Жду от правительства конкретных предложений».
О чем это говорит? О том, что полномочия по сбору таможенных платежей будут переданы в ФНС, а у ФТС останется одна функция (которая и является приоритетной для всех таможенных служб мира) — борьба с контрабандой. Безусловно, это хорошая новость.
Внешнеполитическая тема прозвучала первой, но занимала сравнительно небольшую долю послания. Эта часть была на удивление мирной, я бы сказала, примирительной.
Было сказано о желании России вступить в широкую мировую антитеррористическую коалицию — такая анти-изоляционистская речь. По бюрократическим законам послание президента готовится за много месяцев до оглашения, и каждое ведомство пишет свой кусок, поэтому, хотя какие-то поправки и могут вноситься в последний момент, но послание — это не отражение повестки сегодняшнего дня.
Пассаж о выборах — это, видимо, творчество Володина; то, что было о сказано о сельском хозяйстве — Минсельхоза. То, что Путин сказал о судах присяжных и о либерализации некоторых статей Уголовного кодекса — это результат дискуссий, которые шли между Верховным судом и СПЧ.
Президент пошел на промежуточное решение: с одной стороны, увеличивается число статей, по которым присяжные смогут участвовать, с другой — в два раз сокращается их количество, что, по-моему, перебор.
Среди очевидных бенефициаров послания я бы назвала министра сельского хозяйства. Кроме того, все услышали благодарность премьер-министру, если я не ошибаюсь, за детские сады.
Судя по тому, что было сказано об экономике, экономический блок правительства и Центробанк продолжают пользоваться доверием президента. Крым был упомянут в финале Послания как одна из основ национального единства, а вот Украина не прозвучала ни разу. Даже когда речь зашла о санкциях, не было сказано, почему эти санкции были на нас наложены.
Всегда интересно смотреть, как одна новостная повестка может заместить другую, как легко заметается под ковер то, о чем недавно так много говорили. Впрочем, в президентских посланиях ни разу не анонсировалось то, что затем стало основным сюжетом года: в прошлом году не говорилось о том, что мы собираемся бомбить Сирию, в позапрошлом году — что будем присоединять Крым. Самое важное всегда происходит неожиданно как для общества, так и для самой системы.
