В ночь с 20 на 21 ноября 2014 года двухмесячная Милена Аракелян была доставлена в больницу города Горячий Ключ Краснодарского края. Ребенок умер в реанимационном отделении через несколько часов после поступления. Следственный комитет отказался возбудить уголовное дело по факту смерти новорожденной. Однако эксперт «Новой газеты» обнаружил в документации деталь, способную привести к новому расследованию трагедии.
Легко и просто
На первенца Таня и ее муж Гор нарадоваться не могли: вес 3 килограмма 150 граммов, рост 52 сантиметра. Стандарт. Через четыре дня после родов мама и дочка уже были дома, в поселке Молькино Горячеключевского района Кубани.
В два месяца у малышки участилось срыгивание после кормления грудью. Таня решила отвезти ее за 60 километров, в Краснодар, в платную клинику. Ультразвуковая диагностика обнаружила у Милены «выраженную аэрокалию, усиленную перистальтику в кишечнике». Проще говоря, у ребенка было повышенное газообразование. В тот же день, вернувшись домой, мама показала девочку сельскому педиатру. Та прописала ребенку мотилиум и аципол.
Лекарства не особенно помогли, потому что к срыгиваниям добавился понос. «К вечеру она стала вялой, лежала без движения, грудь не взяла. Реакции стали угасать», — вспоминает Татьяна. В 23.50 20 ноября 2014 года родители привезли дочку в центральную больницу города Горячий Ключ. Принимал их врач Григорий Лебеденко. Он послушал дыхание девочки фонендоскопом и померил температуру.
На ночь Таню с Миленой положили в бокс инфекционного отделения. «Я спросила про обезвоживание, а врач даже говорить не захотел», — рассказывает Татьяна. Малышке сделали инъекцию — антибиотик цефотаксим. С собой у мамы было несколько упаковок смекты, которую и велел давать врач. Попутно медсестра отругала Татьяну за то, что та не привезла с собой горшок (это двухмесячному-то ребенку!). Потом Татьяне пришлось выпрашивать у медсестры детскую кроватку, потом просить врача Лебеденко сделать дочери капельницу, но, по ее словам, он отказал. Как говорит Татьяна, ни анализов, ни исследований в эту ночь не проводилось.
К семи утра обнаружилось, что у Милены температура 38. И лишь когда Татьяна решила срочно увозить малышку в Краснодар, медработники собрались поставить капельницу. Тут же появилась лаборантка, которая попыталась взять у девочки общий анализ крови. Это, подчеркну, через 9 часов после поступления пациентки. Состояние ребенка уже было критическим, не до анализов.
Капельницу тоже поставить не удалось — медсестра не смогла найти у ребенка вену. Созвонившись с Лебеденко, медсестра велела Татьяне укутать ребенка и нести в соседний корпус, в реанимацию. Там маму встретил врач-реаниматолог Станислав Антоненко, который, по ее словам, распорядился нести ребенка обратно. В этот момент в реанимации появился врач Лебеденко, а затем и заведующий детским отделением Улугбек Муратов.
Татьяну из палаты выставили. К тому времени в больнице появились ее мама и муж. Вскоре их пригласили в ординаторскую. Станислав Антоненко сообщил, что Милена умерла. На часах было 9.50 утра.
Нестандартные
При поступлении Милены доктор Лебеденко поставил диагноз «острый гастроэнтерит неясного генеза» — воспалительное заболевание желудка и кишечника. На этот случай есть Приказ Минздрава №807н «Об утверждении стандарта специализированной медицинской помощи детям при острых кишечных инфекциях». И согласно ему, девочке должны были сделать как минимум: анализы крови, мочи и кала, взять соскоб на энтеробиоз (наличие червей-паразитов), выполнить УЗИ желудочно-кишечного тракта. Судя по медицинской документации, этого сделано не было.
Но и это не всё. Как пояснили мне в Детской инфекционной больнице Краснодара, при поносе врачи обязаны подсчитывать у ребенка объем потерянной жидкости, как и объем потребляемой. Но записей о том, что это было сделано, в медицинской документации Милены нет.
Как следует из документов, за два часа до смерти, в 7.50, кожа у Милены была сухой и бледной, родничок западал, дыхание было ослабленным, сердечные удары учащенными, до 148 в минуту. Но никто в больнице не забил тревогу. Наконец, непонятно, когда ребенок поперхнулся содержимым желудка. Об этом не сказано ни в медицинской карте, ни в последующем постановлении СК, отказавшего в возбуждении уголовного дела.
Версия врачей и следствия
В городской больнице Горячего Ключа Григорий Лебеденко работает 18 лет и считается хорошим специалистом. Числится физиотерапевтом, но подрабатывает и дежурным педиатром. В объяснении следователю Татьяна указывает, что Лебеденко ко времени их поступления работал вторые сутки подряд и выглядел сонным. Сам врач это отрицает. Зато утверждает, что назначил Милене общий анализ крови, но его не сделали из-за отсутствия лаборанта. Но можно было пригласить лаборанта из реаниматологического отделения — он был на месте. Лебеденко не пригласил. По словам врача, «матери ребенка было сказано о необходимости собрать образцы мочи и кала у дочери на анализы, но она, как позже выяснилось, их не собрала» (из объяснений следователю).
Лебеденко также говорит, что утром осмотрел ребенка, обнаружил «резкое ухудшение», но «не допустил никаких серьезных нарушений общепринятой методики лечения детей в таких случаях». Отчего же тогда наступила смерть? Отправляя маму с ребенком в реанимацию, ни медсестра, ни санитарка признаков удушения не видели — так они пояснили следователю. Зато врач-реаниматолог Станислав Антоненко «сразу обнаружил все признаки дыхательной недостаточности». И следствие пришло к выводу: по пути в реанимацию мама несла ребенка, прикрыв одеялом, и в этот момент он срыгнул. Значит, официально никто не виноват.
Разрыв легких
Руководитель Первого объединенного союза юристов Кубани Сурхо Амалиев более 30 лет работал реаниматологом, имеет по этой специальности высшую квалификацию. В его послужном списке — субординатура по детской хирургии. Посмотрев протокол вскрытия, Сурхо Адамович указал на странный момент: причина смерти — «гастроэнтерит, осложнившийся аспирацией» (т.е. ребенок действительно мог поперхнуться), но при этом в легких есть очаги их разрыва. «Человек в принципе не способен вдохнуть так, чтобы порвать себе легкие. Значит, это сделано искусственно», — говорит Сурхо Амалиев.
Реаниматолог Антоненко сообщил следователю, что искусственная вентиляция легких делалась ребенку при помощи аппарата Puritan 840. «Чтобы развернуть такое оборудование, нужно от 15 до 30 минут, — поясняет Сурхо Амалиев. — А в экстренных случаях вентиляция проводится с помощью ручного дыхательного мешка. И если ребенку подать слишком резкий поток воздуха в большом объеме, можно повредить его легкие».
Стена
Татьяна и Гор Аракеляны подали судебный иск о некачественном оказании медицинской помощи. Но они должны знать: система отторгает каждого, кто пытается найти справедливость.
Никто не понес уголовной ответственности за смерть 9-месячного Вани Заброцкого: ему сделали операцию в связи с непроходимостью мочеточника, а когда у мальчика посинели губы, врач посоветовал надеть малышу носки («Новая» от 29.10.2012). Трехлетнему Саше Казанцеву провели несложную и успешную операцию. То, что малыш долго не приходит в себя и хрипит, врачей не насторожило. А потом было поздно. За эту смерть тоже никто не ответил. Как и за смерть трехлетнего Сережи Сазонова: при удалении миндалин началось обильное кровотечение, конкретные причины которого кубанский Минздрав скрыл. Все три смерти произошли в Краснодарской краевой детской больнице.
В Славянске-на-Кубани новорожденному Вите Панасенко сделали прививку толстым шприцем. Когда распухла рука, ее вскрыли, и малыш без присмотра медперсонала истек кровью. Вновь уголовное дело закончилось ничем.
И всякий раз родители погибших детей в поисках справедливости отступали перед тупой носорожьей силой. Татьяна и Гор говорят, что готовы идти до конца.
