Так начинал величайший певец Америки, мягкий голос которого обволакивает весь ее XX век. Этот голос слышен повсюду, он звучит из хрипящего репродуктора в хижине лесника и струится в мраморных покоях миллионера Хьюза. Он звучит в миллионах американских домов и наполняет счастьем миллионы американских душ, для которых «Фрэнки» и «голос» — слова-синонимы.
С самого низа поднялся он, из бедности городка Хобокена, построенного на земле, которую когда-то белый капитан купил у индейцев, поклонявшихся черепахе. Мама его делала нелегальные аборты, папа был иногда докером, иногда рабочим, иногда боксером в побоищах, которые устраивались на ринге, поставленном на заднем дворе. Поднялся до собственного особняка с бассейном в форме рояля, до золотой сцены в Лас-Вегасе, до черной шелковой бабочки, до галстука с женскими головками, до смокинга с атласными лацканами, до акций компании, производящей ракеты, до обеда с президентом Кеннеди (и фотосессий с главарями мафии).
Папа его дрался на ринге, и Фрэнки тоже дрался. Он был в папу, низкорослый и с нравом боевого петуха. Однажды он подрался в фешенебельном отеле с постояльцем, потом получил в лоб от полицейского. Вершиной его драчливости и супербоем стала драка с директором отеля «Sands»: 64 кг и 1 м 67 см Фрэнка Синатры против 108 кг и 1 м 94 см директора. Директор выбил ему зубы, и знаменитый певец отправился лечиться от депрессии.
Синатра не скрывал, что всю жизнь страдал от депрессий. Его все ввергало в депрессии: погода, люди, деньги, женщины, дети, политика, пресса, свадьбы, разводы, собственная жизнь. Он пил, чтобы хоть как-то смягчить этот мрак, пил сурово, так, что виски пропитывал все его маленькое тело. Удивительно, что в этом психованном человеке, носившем черную фетровую шляпу на затылке, не менее 18 раз за жизнь помышлявшем бросить сцену и один раз даже думавшем отравиться газом, были такая удивительная гармония голоса и такое отличное чувство юмора.
Голос его, плавный и мягкий, проникающий и обволакивающий, завораживает. В этом голосе великое достоинство благородного человека. В этом голосе нет и тени той шпанистой манеры, в которой он иногда общался с людьми, нет никакого подобострастия, которое чудилось в его обычае вечно липнуть к сильным мира сего, к политикам, к денежным мешкам, к воротилам, к боссам мафии. Это голос достоинства и любви, голос грусти и любви, голос счастья и любви, голос гордости и любви, и ничего нельзя с этим поделать.
Сам он говорил, что у него как певца есть всего одно свойство: он честный. И он верит в то, что поет.
Он верил в Америку, это безусловно. Все его песни, и знаменитая New York, New York, и прекрасная песня о снеге Let It Snow, и романтическая Strangers in the Night, — все они об Америке, лежащей между двух океанов, о ее красоте и силе, о ее мужчинах с небритыми скулами и бесконечной верой в себя, о ее женщинах с волосами цвета ржи и нежным запахом яблока, который источают их плечи. Этот прожженный, знающий все ходы и выходы в шоу-бизнесе, неоднократно замеченный в циничных выходках, трезвый в делах, хотя и пьяный в жизни человек в своем голосе, в своих песнях был романтиком высшей пробы и лирическим героем без страха и упрека. И он таким и был.
У него было чувство юмора, которое смягчало все его беды, скандалы и помпезные успехи. Он носил спортивную куртку, на спине которой было написано «Тренер сборной США по алкоголизму». Он цитировал Библию, утверждавшую, что следует любить врагов, и спрашивал, что же делать, если враг его — виски Jack Daniels. В его заповедях жизни была ирония с самоиронией пополам. «Никогда не зевайте перед леди». «Костюм, шляпа, хорошая работа и одинокое пьянство по выходным — вот что украшает мужчину». «Идеальный возраст для вступления в брак для мужчины это девяносто лет, за две минуты до смерти». Такими высказываниями усыпан его длинный, занявший 82 года жизненный путь, пролегший от холодной зимы Нью-Джерси до жаркого лета Лос-Анджелеса. По дороге он посетил многие места, например, Рио-де-Жанейро, где дал концерт на «Маракане» перед 175 тысячами человек.
Нот Фрэнк Синатра не знал, но это не мешало ему глубоко понимать и остро чувствовать музыку. Он слушал Яшу Хейфица и восхищался Паваротти. Рок, захвативший мир в начале 60-х, он не любил, и это понятно: обкурившиеся молодые люди с длинными волосами, в расхристанных одеждах, сходившие с ума под рев своих гитар, казались ему неряшливыми, дергаными, поганящими сцену и мир своими воплями и криками. Они отвечали ему тем же: в мире рока герой эстрады Синатра не существовал. Но, когда прошло много лет и его уже не было на земле, Боб Дилан вдруг выпустил диск с его песнями и сказал,что любил их всю жизнь, с той поры, когда мальчиком в отчем доме слушал их.
