Заявленный жанр спектаклей — пересказ классики для детей. Не верьте: «Онегина» там комментируют, пародируют, разносят в щепу. Развинчивают и ломают, как дети будильник. И вдруг — из спичек и щепочек, карманных фонариков и деревянных шестеренок, леденцов и ангелов с крыльями из папиросной бумаги, париков и румян, хлопушек и красного сиропа, вытекающего из-под виска упавшего навзничь клоуна-Пушкина, — воссоздают роман заново.

Спектакль идет в маленьком, мест на 50, «Тау-зале» «Школы драматического искусства» на Сретенке. Четверо актеров (Анна Синякина, Наталья Горчакова, Сергей Мелконян, Максим Маминов) приводят с собой из-за кулис ростовых кукол-тинейджеров, заботливо сажают их в первый ряд. Трое тряпичных подростков — в бейсболках, толстовках и наушниках, святых выноси. Четвертый — как есть Пушкин во фраке. Классическая крымовская команда клоунов (на сей раз они — европейские пушкинисты, с ломаным русским языком и пылким до слез пиететом к А.С.П.) начинает объяснять залу: что такое театр, его амуры, черти, змеи, балерины и ангелы. И далее — по главам «Онегина». Здесь подручными средствами быстро изобразят и русскую зиму, и дядю на столе, как дань готовую земле, и именины, и дуэль… А смыслы будут вспыхивать неожиданно.

Что такое театр — в объяснениях и показах этой балаганной команды? Криво склеенная картонная коробка, куда на нитке спускают елочного ангела, подсветив его фонариком и потряхивая коробку в такт балетной музыке. И это волшебно: если фонарь включен вовремя!

«Она по-русски плохо знала?» Из-за кулис на мгновение выгоняют толпу в ватниках, цветных платках с розанами, ушанках, серых чиновничьих костюмах, с серпами-молотами и трехлинейками в руках. «Bonjour, mesdames et messieurs!» — беспомощно говорит им Татьяна.

Народ безмолвствует. Она опять лепечет. А он молчит. И, потоптавшись, уходит за кулисы…

Кстати о Татьяне. В этом цирке грозней всех клоунов выглядит худющая, идеально накрашенная и подстриженная, увешанная гламурным серебром профессорша Хильда гренадерского роста. Потом она вдруг сдирает седой парик, сбрасывает башмаки на платформах-котурнах, прикрытых до поры шелковыми штанами цвета увядшей розы. Рыжие волосы растрепаны, жесткое лицо стало девчоночьим, вечерняя блуза — рубашкой 1820-х (одну кнопку расстегнули!). Анна Синякина отчаянно пишет письмо Татьяны, качаясь на стуле, держа гусиное перо меж пальцев босой ноги.

Ближе к финалу актриса мгновенно вернет себе стильный ледяной облик, достойный Vogue-2015. И выдохнет в зал, еле удерживаясь от слез, строфы VIII главы — про полку книг и дикий сад…

Так же мгновенно, страшно и подлинно Онегин вытащит из пакета с именинными подарками деревянный маузер. Взорвется хлопушка — оземь упадет Ленский — в динамиках зазвучит панихида — картонный силуэт прекрасной всадницы поедет вдоль рампы мимо могилы…

А перед финалом Няня (Сергей Мелконян), так же мгновенно преобразившись, сыграет арапа. Вспышка — выстрел — падает тело во фраке — красный клюквенный сок течет по сцене. Из-за кулис уже велят с металлической интонацией дикторов метро: «Выход из зала — мимо Пушкина».

Вот что такое театр на самом деле: преображения Профессорши в Татьяну, Няни в А.С.П., балагана в Черную речку не менее убедительны, чем взлет бумажного ангела из кривой коробки, подсвеченной карманным фонариком. Небрежный плод забав, фирменный балаган «Лаборатории Дмитрия Крымова», домашняя, кухонная, легкая болтовня, импровизация на спичках и комках ваты оборачивается отточенным профессионализмом. Словно девицу Ларину, русскую зиму и русский бунт на наших глазах вытащили на миг из цилиндра фокусника.

…Вот не надо нездоровых аналогий: я этого фокусника и имею в виду, мы все его проходили в школе. Эта легкость и домашность обхождения с «Онегиным», почти кухонная семейственность пересказа — к лицу человеку, который в письме А.А. Дельвигу (середина ноября 1828 года, из Малинников в Петербург) так живописал реакцию соседских детей (обманутых дядюшкой-шутником) на свой приезд в гости: «Там будет Пушкин — он весь сахарный, а зад его яблочный, его разрежут и всем вам будет по кусочку… они сбежались ко мне, облизываясь…»

Чуть не день в день с этим письмом в том же имении Малинники написан «Анчар».

Так что Крымов и Ко с полуторачасовой мистерией-буфф, где раскаты смеха перемежаются вспышками смысла, — верные и последовательные пушкиньянцы.