Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», верит в возвращение дипломатии и дает оптимистичный прогноз относительно разрешения сирийского конфликта и нормализации отношений России с Западом.

Сирийский конфликт, в который Россия как внешняя сила максимально вовлечена, скоро не завершится. Официально провозглашены уже три коалиции: во главе с США, во главе с Россией и под руководством Саудовской Аравии. При этом, если для России, США и Франции главный обозначенный враг — ИГ, то Турция, Саудовская Аравия или Иран преследуют разные задачи, не вполне совпадающие с задачами внешних для региона сил. Все очень запуталось, и сейчас возможность выйти из конфликта для России мне не кажется реальной: когда мы уже настолько серьезно ввязались, то на каком основании выходить и с чем? Нужен результат: или военная победа, что маловероятно, или достижение большого политического соглашения о том, как будет устроена Сирия, будет ли это единое государство и на каких основаниях, будет ли федерализация, конфедерализация, и так далее.

Не похоже, чтобы конфликт с Турцией сошел на нет: уже сказано много необратимых слов, президент Турции фактически объявлен преступником, пособником террористов, вряд ли после этого можно будет вернуть ситуацию в мирное русло. Пока в Турции не сменится власть, контактов с ней не будет.

Европа меняется: она в серьезном кризисе, который требует переоценки внешней политики, и, по моим сведениям, сейчас идет работа над новой концепцией внешней деятельности ЕС. Европа начинает заниматься не экспансией, не трансформацией сопредельных территорий, что было целью до сих пор, а их стабилизацией, чтобы они не приносили проблем. Сейчас у европейцев растет страх перед изменениями общества в сторону неоднородности, диверсификации — хотя этот процесс идет давно, люди по-прежнему к нему не готовы, а из-за массовой миграции с Ближнего Востока он ускорился, плюс ощущается опасность терроризма. Электорат правеет, и даже те европейские партии, которые традиционно были умеренными, будут смещаться вправо. В результате Европа будет все больше и больше замыкаться на своих внутренних проблемах.

В этой связи запрос на стабилизацию отношений с Россией может стать более актуальным, и вопрос санкций будет поставлен в более конструктивном ключе. Отношения с Европой уже не вернутся к тому, что было, но острый конфликт и часть экономических ограничений, возможно, будут сняты во второй половине 2016 года, если, конечно, Украина опять не превратится в хаос. Что касается Украины, то такого рода конфликты очень чувствительны к внешним влияниям, а сейчас ни нам, ни Европе, ни Америке не нужно его раздувать. По сравнению с Ближним Востоком, Украина — это периферия мировой политики. Но и Ближний Восток уже не главное.

А главное будет происходить в Азии: выяснение, как будут строиться отношения Китая и США. Какая из моделей возьмет верх: взаимозависимость и сглаживание противоречий любой ценой или соперничество, когда Китай по мере своего усиления будет встречать растущее сопротивление Америки. Многое будет зависеть от того, какого президента Америка выберет в 2016 году.

Чисто по-человечески Путину было бы приятно, если бы президентом стал Дональд Трамп — это показало бы, в каком тяжелом кризисе находится американская политическая система. Но никакой иной президент не будет проводить лучшую политику в отношении России, чем Обама, который на самом деле очень осторожен и старается компенсировать это показной жесткостью. И дело не в том, что Обама слабый, просто он лучше других понимает, что мир изменился, и достигать своего лихими наскоками больше не получится. Любой другой, более традиционный американский президент может попытаться вернуться к привычным методам жесткого давления, демонстрации силы.

Американцы устали от того, что их страна все время куда-то вмешивается. Это порождает внутренний запрос на изменения, но это не значит, что все изменится в одночасье: американская политическая культура построена на идее мирового лидерства априори, вопрос только в том, как это лидерство осуществлять.

В похолодании между Россией и США дело не в личности Обамы, а в том, что идет процесс деконструкции старых мировых институтов, таких, как, например, международное право. Каждый конфликт становился все более опасным, и вот случился Крым. Обама хотел бы строить что-то новое, но ему досталось бремя управлять США то время, когда еще разваливается старое. А сейчас, к концу его президентства, начинают появляться контуры нового: возвращается институт дипломатии как торга. Примеры этого — ядерная сделка с Ираном, Минский процесс, переговоры по Сирии. На месте постоянной розни и деградации международных отношений начинается поиск общих точек опоры.

После Холодной войны в дипломатию добавили элемент «хорошо-плохо»: надо, чтобы хорошие выиграли, а плохие проиграли, и можно действовать силой, иначе не получится. Сейчас мы видим, что навязывать силой не получается, и приходится учитывать интересы даже тех, кто считается плохим.