В минувший четверг, на 11 дней раньше срока, назначенного мне российским МИДом, я покинул Россию. С какими чувствами я в последний раз закрывал за собой двери ликвидированного бюро «Газеты Выборчей» в Москве?
Да, есть ощущение несправедливости «наказания». Да, жаль нереализованных планов. Да, обидно покидать страну, которую очень любишь и которая всегда была так мне интересна. Но сильнее было совсем иное — огромное ощущение благодарности. Сразу после того, как 18 декабря было объявлено, что Россия в ответ на высылку из Польши сотрудника агентства «РИА Новости» Леонида Свиридова лишает меня аккредитации и обязывает в 30-дневный срок покинуть страну, в Москве прозвучали многочисленные голоса протеста. Матвей Ганапольский, комментатор «Эха Москвы», в тот же день, когда было объявлено о моей высылке, резко раскритиковал в эфире родной МИД и наговорил много всего о моих заслугах. Такого, что это могло бы стать текстом на моем надгробии.
И дальше посыпалось. Кто мог — выступал в мою защиту на своем радио, на страницах своей газеты или приглашал на беседу в эфире. Кто не мог — писал слова поддержки в своем блоге, на Facebook или просто звонил. Москва, даже не оппозиционная, а просто независимая, Москва, в существование которой многие не верят, стеной встала в мою поддержку.
Как известно, друзья (в том числе «друзья-москали») познаются в беде. Я в моей беде понял, что их у меня очень много. Никогда на моей памяти — а я проработал в России в общей сложности 18 лет — Москва не вставала так решительно на защиту кого-либо высылаемого из России. Правда, что-то подобное было в случае закрытия в 2007 году границ России для молдаванки Натальи Морарь. Но она была российской журналисткой, а я иностранец.
Российская власть неожиданно для меня среагировала на российские голоса в мою защиту, причем беспрецедентным образом. 30 декабря под вечер я был гостем часового живого эфира на «Эхе». Через несколько минут в студию вбежал Алексей Венедиктов, сообщивший, что у дверей радиостанции стоит Мария Захарова, представитель МИДа, и требует своего участия в прямом эфире, чтобы противопоставить моим аргументам свои.
Ну и мы серьезно поспорили в эфире. Потом «интернавты» не оставили живого места на г-же представителе МИДа за вторжение в мой эфир. И напрасно. Она меня не переубедила, но вызвала к себе уважение. Прибежала на эфир без макияжа, по-домашнему одетая, бросив ребенка и мужа, с которыми вышла на предновогодние закупки. И все это, чтобы вступить в спор с одним из сотен иностранных корреспондентов, работающих в Москве. Понятно, что не во мне лично было дело. Она защищала честь своей фирмы, защищала журналиста Свиридова, по ее мнению, незаслуженно обиженного поляками.
После спора в эфире и его полуторачасового продолжения после него каждый остался при своем мнении. Но один из ее аргументов меня больно задел. Она сказала, что для своих я имею «нулевую ценность», потому что мое государство меня не защищает. Польский МИД ограничился лишь дежурным коммюнике. В общем-то это даже меньше, чем ноль, по сравнению с тем, как россияне защищали своего Свиридова.
Лично мне помощь из Варшавы не особо была нужна. Я выехал из России с тяжелым сердцем, но благодаря «друзьям-москалям» — со щитом, а не на щите. Однако мне обидно за мою страну, которая показала русским, что она вполне способна не встать на защиту своего гражданина, какого бы с ее точки зрения «сорта» он ни был.
Вацлав РАДЗИВИНОВИЧ, многолетний собкор «Газеты Выборчей» в Москве
P.S.Хотел бы добавить, что в то же время я глубоко тронут поведением людей из посольства Польши в Москве и консульств в Москве и Калининграде, которые чисто по-человечески продемонстрировали мне искреннее сочувствие и оказали помощь.
