В России есть два политических табу, сформулированных главой государства еще в начале его первого президентского срока: пересмотр Конституции и пересмотр итогов приватизации. Конечно, в действительности Основной закон уже немного отредактирован по тексту, а его дух можно ощутить разве что в мемориальном центре Ельцина. Да и пересмотр итогов приватизации, начавшийся «делом ЮКОСа», идет до сих пор и не думает останавливаться. Но на уровне публичных заявлений Конституция и приватизация остаются опорной конструкцией существующего режима.

Тем интереснее было прочитать колонку Михаила Ходорковского на сайте «Открытой России», посвященную будущему переустройству России. Даже и не всю колонку, а вот этот фрагмент:

Идея не нова, она высказывалась в разных вариантах широким спектром политиков, от Явлинского до Глазьева. Но она очевидно противоречит как догматам либерализма, так и риторике всех, кто применял их на практике в России. Она, прямо скажем, противоречит и бэкграунду самого Ходорковского, имевшего к приватизации непосредственное отношение. Но, предположим, он-то мог все переосмыслить. А вот готовы ли принять такую идею люди, которые тоже хотели бы обустроить Россию иначе и для которых Ходорковский был (а для иных — остается) харизматичной фигурой, способной этот процесс направить, а то и возглавить?

Наверное, вопрос не в последнюю очередь упирается в то, что считать «неправовыми сделками по распределению государственных ресурсов». Наверное, эту формулу можно приложить к подавляющему большинству залоговых аукционов. Интереснее задуматься, можно ли распространять ее на первый, ваучерный этап приватизации?

По этому поводу нельзя не процитировать фрагмент из книги Уильяма Браудера «Красный циркуляр». Она, главным образом, посвящена убийству Сергея Магнитского, но в целом носит автобиографический характер. Браудер же был одним из пионеров западного капитала в России и в 1993 году как раз занимался скупкой ваучеров и обменом их на российские акции. Вот что он пишет:

«Общая рыночная стоимость ста пятидесяти миллионов ваучеров по цене в двадцать долларов за штуку составляла три миллиарда долларов. Поскольку все эти чеки можно было обменять на тридцать процентов российской экономики, получалось, что всю экономику оценивали всего в десять миллиардов долларов. Это было в шесть раз меньше, чем стоимость одной американской торговой сети «Волмарт».! <…> Я вернулся в Лондон одержимым идеей инвестиций в Россию. Я хотел рассказать всем, что в России практически бесплатно раздают деньги направо и налево».

Надо сказать, что Браудер нашел единомышленников, и вложенные ими в ваучерную приватизацию 25 миллионов долларов через год превратились в 125 миллионов. При этом приобретались наиболее ликвидные, а значит, дорогие акции «Лукойла», «РАО ЕЭС» и «Ростелекома». Браудер вспоминает, например, как контрольный пакет Мурманского тралового флота, стоимость активов которого, по его оценке, была близка к миллиарду долларов, продавался за два с половиной миллиона.

Для Браудера и аналогичных ему удачливых бизнесменов, что из западных стран, что из России, это, конечно, была колоссальная история успеха. И предъявлять какие-либо претензии им не стоит: они действовали по российским законам. Но в какой степени буквы этих законов были правом? Тогда такой вопрос никому не приходил в голову, а сейчас эта дискуссия активно ведется в отношении репрессивных законов, в изобилии принятых шестой Думой. Можно ли экстраполировать этот принцип на решения, принятые давно и сгоряча?

И совсем уж «проклятый» вопрос: может ли в рамках либеральной концепции быть использован принцип «взять все и поделить», даже если речь идет не о грабеже в логике революционной необходимости, а о восстановлении нарушенного права (нарушенного как в ходе приватизации, так и с помощью коррупционных преступлений)?

Дилемма любопытна и тем, что условные 14% еще подумают над тем, стоит ли десакрализовать «итоги приватизации», в то время как большинство лозунг «вернуть народу награбленное» поддержит без оговорок. Тем более в условиях расширяющегося социально-экономического кризиса.

Словом, дискуссия — назрела. Приглашаем принять в ней участие.