Заканчивался пятничный вечер 5 февраля, время к одиннадцати. Суточное дежурство участкового Максима Якименко истекало, капитан полиции патрулировал улицу Шахтерскую — это центр поселка Дубинино. Молодежь еще каталась по поселку, подростки кружились во дворах — со смартфонами они что светляки.
Шестиклассник Саша Кочергин оставался дома один. Мама уехала в Томск. Спать наказывала не ложиться, дожидаться ее. Саня уже знал, что такое пожар, поэтому, когда почуял дым, не растерялся. Приоткрыл свою дверь, забарабанил к соседке тете Гале. Она не отвечала, а дышать уже было нечем. Забежал назад, распахнул окно, закричал: «Помогите!», позвонил 112 и в пожарную часть, взял одеяло и начал затыкать дверь, из-за которой полз дым. Оделся, встал у окна — дышать. Пятый этаж, окошко с развевающимся тюлем, ребенок — Якименко так Саню и запомнил.
Получив из дежурной части сообщение о пожаре в доме 19 на улице Пионеров КАТЭКа, капитан прибыл сюда первым. Он хорошо знал этот адрес — его участок. Бывшее общежитие, разделенное, общий вход закрыли, а запасные выходы сделали подъездами. В одном теперь частные квартиры, в другом — муниципальное жилье для нуждающихся, контингент соответствующий. Офицер еще успел удивиться, что горело совсем не там, а в благополучном подъезде. Из окон выглядывали люди, голосили, слышался детский плач. Открытого пламени видно не было. Густой дым валил из коридора третьего этажа пятиэтажки. Якименко принялся долбить во все двери, будить спящих. Успокаивать и выводить тех, кто уже готов был выйти. Командовать теми, кто выходить не хотел или боялся. Ну да, не во всех нас 80% воды, в ком-то тормозная жидкость.
С мокрыми тряпками, полотенцами кто-то мог пройти только до лестничного пролета, падал, капитан подхватывал, в какой-то момент рядом оказались и пожарные, и коллеги-полицейские, и огонь, и дым, и крики пошли крещендо. Потом мне рассказывали, как капитан вытащил под мышкой дядю Васю: тот плохо видит, с тросточкой, и ни в какую не хотел покидать квартиру, да и не смог бы быстро пробраться сквозь дым. Сам Якименко этого не помнил, и скольких так перетаскал, тоже не помнил. Не считал, говорит. Не до счета было. Удивительно, но никто не бросался спасать имущество.
Саня разговаривал с соседями через окно. Дождался, когда в дверь постучали пожарные. Ему надели маску на лицо и вывели. Он все переживал за тетю Галю — ее не забыли? И за собаку маленькой породы. Ее потом тоже пожарные нашли и эвакуировали. Мама Сани Юлия Кочергина позже скажет мне: «Жили в «деревяшке», боялись сгореть, так сгорели. Купили здесь квартиру, теперь боимся, что когда-нибудь задохнемся. Дома все закоптило, холодильник — так, будто с него пожар начался».
А начался пожар с вещей в общем коридоре третьего этажа, вынесенных из квартиры, где шел ремонт. Загорелся под ними пол, электрощитки со второго по четвертый этаж. Задымление, судя по толстому слою копоти на стенах и потолке, было мощнейшим. Сейчас молодая женщина в одиночку пытается его отскрести, отскоблить. Ее мать, Галина Николаевна Гребешкова, говорит:
— Хуже всего то, что приходится жить с мыслью, что кто-то тебя ненавидит до такой степени, что готов был убить не только меня, но и моих пятерых внуков. Им от 4 до 13 лет. Да, я виновата. Мусор был: две двери вынесли, стол, с которого ремонт делали, одно кресло и кое-какие доски. Но остальной хлам был не мой. Подбросили старый палас и положили именно с нашей стороны. Соседка уехала, квартиру продала. Они здесь выставили… И меня теперь гложет подозрение… Такое впечатление, что ждали момента. Все это ничего, но жить с ощущением, что тебе в любой момент еще что-то могут сделать, невыносимо. Вы знаете, пожарные сразу среагировали, как позвонила. Нас вытащили в окно. Внука маленького сначала. Участковый бегал, стучал в двери. Людей вытаскивал. Девочки со скорой хорошо помогли сразу. И сердечко, и давление, и приютили ребятишек в тепло, потому что раздетые. Не знаю водителя автобуса — он нас к себе в автобус потом забрал и увез к подруге в коттедж. Огромное всем спасибо. Спасибо дочери — не дала загореться вещам в квартире, дверь поливала водой. Людям всем благодарна.
Еще одно эмпирическое подтверждение известной «теории разбитых окон». Если в доме пара окон разбита, и так и стоит, значит, всё, «пропал дом» — будут разбиты и другие, а потом произойдет пожар. Где уже есть мусор, люди навалят еще. Чем больше нарушен порядок, больше мусора, тем вероятней новые нарушения. Ну и пожар — как финал хаоса.
Якименко с коллегами и пожарными эвакуировал 49 человек, включая 15 детей. Вывели всех. Часть — по трехколенной лестнице и автолестнице. Рассадили по автобусам, остановившимся машинам — многие ведь были, в чем спали. Одного с тяжелым отравлением продуктами горения увезли в реанимацию: спасатели нашли его в коридоре 4-го этажа. Якименко, обходившему квартиру за квартирой, чтобы убедиться, что больше в доме никого, тоже на 4-м этаже стало плохо. Не мог уже дышать. Горячая точка, еще горячая точка, тире… О чем эта морзянка? Вышел на улицу, и тьма объяла.
Увезли в реанимацию Шарыповской больницы. На следующий день перевели долечиваться в терапию. Там и узнал, что представлен к ведомственной награде МЧС «За отвагу на пожаре» и к поощрению по линии МВД. Главный спасатель края приехал в Шарыпово поблагодарить капитана, его отца (за воспитание героя) и жену (за терпение). А 12-летнему сыну героя генерал Вершинин вручил форму сотрудника МЧС и призвал выбрать профессию спасателя.
Как видим, порой достаточно делать свою работу, и окружающие скажут: подвиг, герой. Или что-то еще здесь, кроме добросовестности?
Идем с капитаном по поселку в его первый рабочий день после больницы. Звонят без пауз и пробелов два его телефона, три симки. У пожарища подходит испитой беззубый мужичок с лицом, изумленным, видимо, всеми теми приключениями, что выпали в последнее время: пожать руку, поблагодарить. А Максим помнит, что у мужичка не все справки оформлены в соцзащите, подсказывает. Другой подходит… С радостным гыканьем облепляют кривляющиеся тинейджеры — яркие представители уже наступившего по восточному календарю нового года, с теми же ужимками. И у младого племени с участковым полно общих тем и конкретных вопросов.
Участковые в России для огромного числа сограждан и за школу, и за родителей, и за церковь, за справку, за СЭС и за многофункциональную няньку. Они хлопочут о выделении матпомощи старикам, сиротам, инвалидам, путевок детям, воспитывают, устраивают на работу, следят за миграционными потоками и за топкой печей. И еще они разговаривают с людьми.
Дубининская юность хочет сфотаться рядом с «нашим героем», но это проблематично: Якименко — мужчина убедительного роста (2,03 м) и комплекции, самый высокий в Красноярском крае полицейский (дядя Степа, напомню, был лишь «районным великаном», да и его сапоги 45-го размера проигрывают сапогам дяди Макса 47-го). И с кем бы участковый уполномоченный ни позировал, исключая «ребят второго класса», выходит, будто он их сгреб, свинтил или, если офицер в гражданке, взял в заложники.
Мне советуют снять капитана на фоне трубы Березовской ГРЭС, она будет чуть его повыше. И сразу охвачу две местные «достопримечательности»: самого высокого в крае полицейского и самую высокую (не только в крае — в России) трубу.
Не знаю, что об этом думает наука, но личные наблюдения говорят, что общий тренд — на уменьшение всего. Посмотришь в музее на рыцарские латы древности, вспомнишь о динозаврах. Вот и поэт сказал: «Сама природа уменьшается в размерах./Сперва до аиста и далее до воробья» (Леонид Шваб). Из-за повышения температуры океанов рыба уменьшается в размерах, в Байкале омуль совсем обмельчал. Буддийские ламы вообще говорят, что когда придет время Майтрейи, тело человека будет с локоть, и жизнь на земле будет длиться не более десяти лет. Все животные (кроме барана) потеряют в росте.
Тем радостней встретить такого представителя государства, как капитан Якименко. Он большой так, как это любит народ. И народ к нему с почтением и интересом. Конечно, есть и что-то еще.
Нужно понимать фон самоотверженности участкового. Поселок Дубинино — в 14 км от Шарыпова и административно ему подчинен. Шарыпово (ненадолго в 80-х переименованное в Черненко) — центр Всесоюзной комсомольской ударной стройки КАТЭК. Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса. Молодежная столица соцлагеря, что до сих пор запечатлено в шарыповской топонимике: вдруг видишь указатель на Берлин. Так назвали микрорайон, построенный немцами; прижилось. Вокруг — украинские, кавказские, татарские, прибалтийские, молдаванские, белорусские фамилии, и красивые лица, что являются на свет при смешении народов не войной, а молодостью и влюбленностями.
Интернационал успел воздвигнуть Шарыпово и Дубинино, между ними первую из восьми запланированных КПСС тепловых электростанций — Березовскую ГРЭС. У нее не только 370-метровая труба, посылающая выхлопы в Канаду, на ней же фантастические, на 14 километров, открытые конвейеры, поставляющие уголь на станцию прямо с разреза. Дубинино и Шарыпово в 80-е ломились от дефицита. Мебель, одежда, первые китайские пуховики. А потом кончился и соцлагерь, и комсомол, и СССР, и КАТЭК, и мир, и труд, и май. Уголь стал выборочно полезным ископаемым, строители КАТЭКа в ту выборку не попали; на нем строили карьеры политики, за него бились Чубайс, Лебедь, Быков, Лев Черной, «Альфа», Березовский, Генералов…
Угольщики — народ резкий. Представьте, чтобы сейчас для исполнения майских 2012 года указов Путина какой-либо муниципалитет начал бюджетную войну с Кремлем, прекратив перечислять федеральные налоги… А тогда именно так и было. Летом 93-го шарыповские депутаты постановили изымать в пользу местного бюджета федеральные налоги — на ту сумму, что необходима для выполнения федеральных же правовых актов о повышении зарплат. До этого Березовская ГРЭС начала печатать свои деньги — «чешинки» (по фамилии главбуха станции). Всего этого бунтарства, запала хватило, правда, ненадолго. Горняки задрали цены на уголь на порядок, но у потребителей денег не было точно так, как и у них. Высокие железнодорожные тарифы (от 70 до 98% стоимости угля) окончательно задавили весь задор и планы на долгую счастливую жизнь.
Далекая неправдоподобная Москва прямо говорила пионерам КАТЭКа все эти годы: вы мне не нужны. Государство закупало для Урала и Западной Сибири уголь Экибастуза, направляя шахтерам Казахстана льготные кредиты. На возмущение Шарыпова отвечали: там горняки — тоже наши, русские, мы должны их поддерживать. Потом поддерживали более агрессивных и сплоченных шахтеров Воркуты и Кузбасса…
Минули годы. Березовская ГРЭС отошла немцам, 84%-ная доля — у концерна Е.on. И когда в 2011-м начали достраивать замороженный в 90-е третий энергоблок, с чем местный народ связывал надежды на возрождение и прогресс, он, местный народ, снова оказался ненужным. Строить приехали турки, индийцы, вьетнамцы. Понастроили. Ввели в строй третий энергоблок минувшей осенью, батюшка освятил, в декабре — первый пожар, 1 февраля — завершающий, за минуты похоронивший четыре года труда трех с половиной тысяч человек, десятки миллиардов вложений. Котел высотой 106 метров и весом 25 тонн просел. Благо без жертв, пожарные отстояли первый и второй блоки, построенные в СССР и исправно коптящие небо по сей день.
Это всё к тому, что здесь живут забытые люди. От государства они давно не видят ничего хорошего, да и не ждут. Они интересны только Энергонадзору и приставам. Дубинино и Шарыпово стали пристанью вахтовиков: для пионеров КАТЭКа и их потомков работы на разрезе и станции просто нет. Меж тем по сей день полно людей, нуждающихся в государстве, испытывающих неистребимое чувство родства с ним, полагающих, что оно им чем-то обязано и существует для них. Эти люди гробят свою жизнь, «опрокидываются» и надеются, что государство их вытащит. Вот как раз участковый и есть государство для этих наших соотечественников. «Смотрящий», «держатель». Для всех, кому государство нужно, но кто не нужен ему. Для последовательных лузеров, людей с разбитыми сердцами и расшатанными нервами, пьющих, драчливых, больных, безработных. Для слабых. А еще для тех, кто не зарекается от сумы да тюрьмы. От пожара…
Максим тоже не совсем местный, родился в 1981-м в городке Каратау в Казахстане. В 84-м родители привезли его сюда, отец поныне работает на ГРЭС автокрановщиком, мамы уже 10 лет как не стало. Закончил 11 классов, дальше учился в томском промышленно-гуманитарном колледже. С 2003 года — в МВД. Начинал участковым в Томске, потом из-за болезни матери перевелся в Дубинино. С женой Инной познакомился на последнем курсе колледжа, сын Владимир.
Дубинино получило от советского государства бараки, шахтеры их называли «деревяшками», — двухэтажные, на 16 квартир, деревянно-щитовые конструкции, вся прелесть которых состояла в том, что в 80-х их возводили очень быстро. А весь ужас — в том, что в нулевых они начали друг за другом гореть и сгорали от искры как порох. За час — дотла. Подозревали поджоги: власть говорила, что жители сами себя поджигают, чтобы скорее попасть в программу сноса ветхого жилья и переехать в новые дома. Угли еще дотлевали, а чиновники и их пресса объявляли пожар «странным» и вспоминали «Воронью слободку». Бесстыжая такая конспирология на пепелище: дескать, народ — выпрыгивавший в четыре ночи из окон второго этажа, голый, с грудничками на руках — хочет решить проблемы за счет государства.
По-моему, все проще: если тысяча-другая народа подумает, что этот балкон упадет, он упадет точно. Если что из серии обветшало, пришло в запустение и начало гореть, то сгорит вся серия.
Как бы то ни было, «деревяшки» горели каждую неделю, иногда за ночь по две. Вся шарыповская тогда еще милиция дежурила там, попеременно по 50% численного состава, пожарные машины патрулировали улицы. Выносили людей в инвалидных колясках, поднимали с пепелищ трупы, стояли оцеплением, не давая погорельцам прорываться за имуществом… Этот затянувшийся для всех стресс закончился, лишь когда из всех не успевших сгореть «деревяшек» всех жильцов расселили. Якименко сам жил в такой.
Так вот. Государство тогда наглядно показало участковому, что его ресурс сострадания, человеколюбия быстро исчерпаем. Это не по его части помогать, тем более подозрительным каким-то или многопьющим. Органам говорили: ищите жильцов, поджигавших свои дома.
Это в СССР милицию называли народной. Полицию так даже госпропаганда не называет. А капитан, несмотря ни на что, помчался спасать подозрительных.
И вот я говорю Максиму: вы же с самым антисоциальным элементом работаете, в человечестве давно уже должны бы разочароваться, и поначалу подумали, что горит-то очередной бичевник, но бросились спасать. Собой, говорю, рисковали — ладно. Сынишка осиротел бы, жена овдовела — я ж слышу, с какой любовью о них говорите… И вот я спрашиваю: вам же госчиновники, ваш работодатель, несколько лет рассказывали, как дубининцы сами себе поджигают дома, вы же сами ночей не спали, сторожили «деревяшки», вы же всех этих «социальных животных» должны ненавидеть тихой ненавистью, а вы ломитесь их спасать. И капитан смеется над таким непониманием жизни: «Из-за одного какого-нибудь нехорошего человека все человечество ненавидеть?»
О жестокости маленького и слабого человека к другим маленьким и слабым написаны тома. А уж если ему дать хоть какую-то власть, да еще и пистолет… Наверное, дело в том, что Максим — не маленький. Дело в убедительности — такой, как ценит наш народ — его фигуры. Я так сразу и подумал — потом проверил — охоту капитан не любит, у него нет даже разрешения на охотничье ружье, что среди силовиков да в нашей местности редкость. В общем, титан и генофонд нации.
Или что-то еще? Откуда это искусство принадлежать народу?
«Когда я думаю о современном человеке, то я представляю его себе, как хориста в хоре, который открывает и закрывает рот в такт песне, но сам не издает ни звука. Поют все остальные! А он только изображает пение, так как убежден, что достаточно того, что другие поют. Таким образом, он уже сам не верит в значение своих поступков» (Андрей Тарковский).
В бывшем шахтерском поселке есть тот, кто поет.
Дубинино — Шарыпово — Красноярск Фото автора
P.S.Назову всех, кто вместе с Якименко не допустил жертв. Шарыповский наряд ППС, старшие сержанты Роман Дружков и Сергей Ковшов — они патрулировали дубининские улицы и подъехали на пожар помогать; начальник местного пункта полиции майор Владимир Маслаков; еще два прибывших на подмогу майора, двое других дубининских участковых — Сергей Дьяконов и Валерий Фоменко; инспектора ДПС Андрей Ермухамедов и Вячеслав Карайван, перекрывшие проезд и помогавшие погорельцам.
Одышка у Максима осталась, поедет обследоваться в госпиталь в Красноярск.
