4–6 марта в Москве пройдет конференция под названием «Встреча поколений. Демидов и Шаламов. Житие Георгия на фоне Варлама». Организаторы — историко-литературное общество «Возвращение», выпустившее за последние годы четыре книги Г. Демидова.

4 марта конференция пройдет в Доме русского зарубежья (ул. Нижняя Радищевская, 2), в последующие дни — в музее ГУЛАГа (1-й Самотечный пер., 9, стр. 1).

В связи с этим событием поклонникам Шаламова и Демидова интересно познакомиться с важной деталью, связывающей биографии двух старых колымских друзей с равно изломанными судьбами. Это стихотворение «Ночью (В рентгенкабинете)», недавно обнаруженное в архиве Шаламова. Оно было написано в 1949–1950 гг. на Колыме, на ключе Дусканья, и воплотило впечатления от встреч Шаламова с Демидовым в Центральной лагерной больнице УСВИТЛ в п. Дебин, где Демидов работал рентгенотехником, а Шаламов — фельдшером (оба являлись заключенными).

Стихотворение публикуется впервые (автограф: РГАЛИ. Ф. 2596. Оп. 3. Ед.хр. 3. Л. 43/об-44). Необычная для Шаламова ритмика, восходящая, несомненно, к ритмике поэмы Б. Пастернака «Девятьсот пятый год», показывает, что автор, впервые после 12-летнего перерыва вернувшийся к стихам на Дусканье, в это время занимался поэтическими экспериментами. Тем не менее стихотворение не может не восхищать своей мощной смысловой насыщенностью (чего стоят только строки: «Мастерская для гениев. Вход недоступен талантам»!), а за образом «дирижера-невидимки» легко угадывается Г. Демидов.

Подготовка текста и публикация В.В. Есипова

Варлам ШАЛАМОВ

Ночью (В рентгенкабинете)

Ток включен. Дирижер-невидимка садится за пультом Перед облаком желтым с прокладкой свинца На вертящемся стуле, землей управляя как будто, И разглядывает будущего мертвеца.

Наша ночь — это день на рентгеновской пленке, Облученный сейчас проницательным этим лучом, Час глядеть, что в себе мы носили с пеленок, Что тащили сквозь жизнь из последних силенок, То, чего мы не знали, жалели о чем.

Приглядимся. Вот жизни моей переломы, Те, что ноют ночами и спать не дают, Что тревожат предвестьем то тучи, то грома, Что подчас выгоняют из теплого дома И никак не добраться — лечиться — на юг.

Дальше! Дальше! Тяжелой свинцовой перчаткой Он навстречу весне желтолицый экран поведет, Оголенных деревьев и гор отпечаток Промывал он в проталинах черной текучей водой.

Затемнение. Белые снежные пятна. Это верно каверны. Аорта реки Расширялась к весне… Это тоже понятно. Старый вывих у дерева. Все это — не пустяки.

Это солнце для нас пустяки сочинило. Голубые туманы и желтые слезы грозы. И лиловые тучи для нас извело на чернила, И босыми ногами топталось под вечер в грязи.

Мастерская для гениев. Вход недоступен талантам. В исступлении хлещут плетями, кистями холсты, Светотенью — великою схемой и схимой Рембрандта На столетия строят чертог красоты.

Непокорные краски, как гвозди, вбивают в полотна, Это — дом для потомков, не помнящих вовсе родства, И в потемки могилы уходит измученный до смерти плотник И уносит в котомке секрет своего мастерства.

Когда нет ни лекарств, ни надежд, ни сомнений, Когда все уже знаешь и не можешь помочь, По экрану проходят последние тени. Начинается день И кончается ночь.