В церкви Иверской Божией матери пахнет не ладаном, а лекарствами. Врачи «скорой» то и дело капают в пластиковые стаканчики корвалол и дают пить женщинам во вдовьих кружевных платках. Платки повязаны поверх шапок — в Воркуте лютый мороз.

Храм на площади маленький, шесть гробов сюда не внести. Так что только свечи и слезы. Панихиду служат по всем 36 погибшим на шахте «Северная» — и по шахтерам, и по спасателям. Четверых предали земле еще в понедельник. С шестерыми прощаются сегодня, в пятницу. Больше хоронить некого — 26 горнякам братской могилой стала шахта.

Друг друга в Воркуте знают все, так что поминают сегодня в городе если не родных, то знакомых или друзей.

— Надо же, всех знал, всех, смотрю вот на фото — все лица знакомые, — качает головой мужчина, принесший цветы на гражданскую панихиду. Проходила она, как и в понедельник, в здании местного спорткомплекса — самом вместительном в Воркуте. В шести гробах — пятеро спасателей — Павел Шакиров, Александр Белокобыльский, Владимир Петров, Сергей Смыченко, Евгений Цурков — и шахтер Александр Адамов, погибшие 28 февраля при третьем взрыве. Вдоль стены — фото 26 не вернувшихся горняков.

В открытых гробах лишь шахтер Адамов и горноспасатель Петров. Над его обожженным почти дочерна лицом склоняется женщина. На фото рядом он улыбчивый и молодой — Петрову было 44 года.

Короткую панихиду служит епископ Сыктывкарский и Воркутинский Питирим. Между делом — сверху, с галереи видно — прокручивает ленту новостей на смартфоне. Произносит короткую речь о том, что страна никогда не забудет имена погибших. Дьякон украдкой подает ему список имен — а ну как владыка захочет зачитать… Но обходится без перечислений — владыка читает очередное стихотворение собственного сочинения, которые он так любит выкладывать «Вконтакте». К микрофону идет глава МЧС Владимир Пучков. Говорит о героизме и о том, что горноспасатели «в сложных условиях: при нулевой видимости и угрозе повторных взрывов» пожертвовали собой и выполнили долг.

И только врио губернатора Коми Сергей Гапликов догадывается сказать, обращаясь к родственникам погибших: «Прошу у вас прощения за то, что мы не смогли их уберечь».

На улице очередь — зал не вмещает всех желающих. Лепестки цветов на снегу, охапки роз в руках.

— Не надо мне денег, верните мне мужа, — вдруг заходится в крике женщина, которую увещевают родственники. Ее уводят куда-то в машину.

На шахте «Северная», перед входом, установлен огромный крест. По обе стороны от него — 26 фотографий. Плач и крик стоят над черной толпой: этим вдовам некого похоронить.

— Вернись ко мне, пожалуйста, — лепечет женщина, гладя фотографию мужа.

— А они 23 февраля с мужиками не отметили, на смене был. Сказал, 26-го отметят, — объясняет другая. А я 25 числа только в час дня из Москвы приехала, а без пятнадцати три от него пропущенный звонок был. Это ведь уже тогда…

Михаил Момот стоит у фотографии брата Константина. У того осталось четверо детей — две девочки, два мальчика. Старший на Донбассе, младший инвалид детства.

Чуть дальше у фото Вячеслава Трясухо, обнявшись, три женщины — вдова и две дочери. Те самые женщины, которые первыми рассказали в сетях о превышении метана и о том, что взрыв был прогнозируемым. Они упрямо борются за наказание виновных. Но сейчас они просто плачут. До последнего не верили, что надежды нет.

Все покрывает крик матери. На фото мальчишка 1989 года рождения. Не разобрать, что кричит мать, ее силой подводят к бригаде «скорой», женщина-врач обнимает ее, они обе плачут. В Воркуте траур.

Воркута