«Новая газета» неоднократно писала о власти криминала в московском СИЗО-4 «Медведь»: об избиениях и странных суицидах, о вымогательствах и сращивании уголовных элементов с сотрудниками УФСИН по Москве. В начале февраля начальник изолятора подполковник Алексей Хорев был отправлен на пенсию (при том что ему нет и сорока), начальник оперотдела и оперативники уволены по собственному желанию (материалы по ним переданы в СК), а лидеров сизошного криминалитета развезли по разным изоляторам московской области. В «Медведе» теперь новый начальник — Владимир Машкин. О жизни изолятора при новом начальнике расскажу в другой раз. А пока — письмо заключенного СИЗО-4, которое он просил опубликовать как можно быстрее, всерьез опасаясь за свою жизнь.
Айнур Ватандаров (имя и фамилия изменены):
«С 2009 года я состою в агентурной связи с УФСБ по Москве и Московской области. Моим куратором является сотрудник контрразведки на транспорте (Управление по контрразведывательному обеспечению транспорта УФСБ по Москве и Московской области. — Е. М. ) Сударев Алексей Викторович. Линией моей работы является незаконный оборот наркотиков (НОН) на территории Москвы и Московской области и противодействие коррупции в рядах сотрудников МВД.
С 2011 года на территории СИЗО «Лефортово» под руководством офицеров ФСБ Бондарева Сергея и Егорченкова Сергея осуществлял внутрикамерную разработку боевого командира террористической организации «Имарат Кавказ» Ислама Хамжуева (амира г. Дербент Республики Дагестан), который был задержан при попытке взорвать поезд «Сапсан».
(По данным следствия, в июне 2011 года Хамжуев вступил в вооруженную банду, перед которой одним из руководителей террористической организации «Имарат Кавказ» была поставлена задача совершить террористический акт — подорвать участок железной дороги Москва—Санкт-Петербург во время движения поезда «Сапсан». Преступление не было доведено до конца, так как спрятанное в парке самодельное взрывное устройство было обнаружено сотрудниками ФСБ при помощи осведомителей. В декабре 2012 года Мосгорсудом Хамжуев приговорен к 18 годам колонии строгого режима.— Е. М. )
В апреле 2015 года я был задержан МРСО (межрайонным следственным отделом. — Е. М. ) СУ по СВАО ГСУ СК РФ по г. Москве, а именно следователем Сотниковым Н.А. 25 апреля мне была выбрана мера пресечения в виде заключения под стражу, и меня доставили в СИЗО-77/4. После двух суток в карантине меня вызвали на комиссию по распределению. На комиссии присутствовал подполковник внутренней службы Хорев А.А. (до февраля 2016 года начальник СИЗО-4. — Е. М. ), который после недолгой беседы со мной распределил меня в камеру 1002 (номер камеры изменен.— Е. М. ).
В камеру 1002 меня подняли вечером. Когда я зашел туда, в камере находилось 15—20 человек. Старшим в камере был Хаджикурбанов (Хаджик), сидевший по резонансному преступлению — убийству журналистки Политковской (Сергей Хаджикурбанов — бывший оперуполномоченный УБОП МВД РФ. В июне 2014 года Мосгорсуд признал его соорганизатором убийства Анны Политковской и приговорил к 20 годам колонии строгого режима. Сейчас отбывает наказание в ИК-5 Мордовии.— Е. М. ).
Как принято в таких учреждениях, при поступлении новеньких в камеру с ним разговаривает смотрящий [камеры] и задает вопросы (откуда, где сидел, кого знаешь и т.д.). Я спокойно отвечал на все вопросы, но как только разговор дошел до СИЗО «Лефортово» (я сказал, согласно легенде, выработанной сотрудниками ФСБ, что отбывал наказание в СИЗО «Лефортово» в хозотряде), Хаджик сразу попросил, чтобы я продиктовал свои установочные данные (ФИО и год рождения). Я так и сделал, после чего он сказал: «Пока иди. Позже договорим». А сам достал из кармана мобильный телефон (сенсорный) и стал кому-то набирать. Я попил чай, познакомился с некоторыми из сокамерников и пошел спать.
Утром я проснулся от удара в живот, я вскочил, передо мной стояли двое: Хаджик и, как я позже узнал, некий Гоша, бывший оперативный сотрудник СИЗО «Матросская Тишина», отбывавший наказание за похищение и вымогательство. Оба этих осужденных стали меня избивать. В моменты, когда я мог вырваться, я кричал: «За что бьете?» На что Хаджикурбанов отвечал: «Мы знаем, что ты делал в СИЗО «Лефортово». Меня спасло, что открылась дверь камеры, и один из сотрудников СИЗО-77/4 назвал мою фамилию и сказал: «Пойдем! К тебе пришел следователь». И сразу забрал меня в следственный корпус, где меня ждали следователь и адвокат.
После предъявления мне обвинения (по ст. 163, ч. 3, п. «б» УК РФ — вымогательство в целях получения имущества в особо крупном размере. — Е. М. ) следователь ушел, и я попросил адвоката, чтобы он сам вызвал дежурного оперативника СИЗО-77/4. Адвокат так и сделал. Пришел сотрудник СИЗО и сказал, что он оперативник, зовут его Юра, и приказал идти за ним (скорее всего речь идет о ныне уволенном по собственному желанию оперативнике Юрии Русаковском.— Е. М. ).
Мы пришли к нему в кабинет, и он задал мне вопрос: «Что случилось?» Я сказал Юрию, что у меня возникла конфликтная ситуация в камере 1002 (я не объяснял ему истинные причины) и что меня было бы лучше перевести в другую камеру. На что оперативник Юрий рассмеялся и сказал: «Можешь не сочинять, я знаю, что у вас произошло в камере 1002». И действительно, Юрий рассказал все, что происходило в камере 1002. И то, что Хаджикурбанов с Гошей по каким-то своим каналам узнали, что я действительно делал в СИЗО «Лефортово». И то, что на данный момент в СИЗО «Лефортово» (это апрель 2015 года) внутрикамерной разработкой занимается какой-то бывший сотрудник МВД. Но фамилию и имя он не называл. Юра сказал, что у Хаджикурбанова и Гоши очень серьезные завязки (связи) и что они еще не то могут! Я был поражен!
Получается, что к информации из одной из самых секретных тюрем Российской Федерации «Лефортово» есть доступ у осужденных СИЗО-77/4! Просто при наличии мобильного телефона с выходом в интернет, который предоставила им сама же администрация СИЗО-77/4. Потому что из разговора с Юрой я понял, что он в курсе нашей мобильной связи в камере 1002. И я точно знаю, что даже спустя два месяца после моего перехода в другую камеру (номер известен редакции. — Е. М. ), в камере 1002 не проводилось обыска!
Последнее, что мне сказал оперативник Юра в тот день, меня просто убило и раздавило морально. Он сказал, что если об этой истории (про СИЗО «Лефортово») узнают оперативники СИЗО «Лефортово» или непосредственно мой куратор, то у администрации СИЗО-77/4 будут большие проблемы, а это, соответственно, означает, что мои родные меня просто могут не найти на этом свете. Так что вместо того, чтобы получить помощь от администрации СИЗО-77/4, меня начали тупо запугивать и угрожать!
Далее на протяжении нескольких месяцев эти двое (Хаджикурбанов и Гоша) рассказывали всему СИЗО-77/4 обо мне (на сборках, этапах, в следственном корпусе). Я неоднократно просил Ксенофонтова Александра (опера, ныне уволенного по собственному желанию.— Е. М. ), опера Юру и опера Гришу (ныне уволенного по собственному желанию Григория Сморкалова. — Е. М. ) заткнуть им рты или вывезти их. Но мои просьбы были не услышаны и тупо проигнорированы.
За время общения с боевиками «Имарат Кавказ» я хорошо познал правила этой террористической организации и что они сделают со мной при возможности, когда она у них будет, я догадываюсь! Я искренне переживаю за свою семью, жену, детей. Ведь за 10 месяцев благодаря бездействию администрации СИЗО-77/4 эта информация распространилась уже очень и очень далеко, а Хаджикурбанов очень авторитетный человек в этих кругах. Я не знаю, как и куда обратиться за помощью, ведь вопрос стоит действительно либо о жизни, либо о смерти моей, или, не дай бог, кого-то из моей семьи».
