СюжетыКультура

«Машина Мюллер»: Серебренников на вираже

В «Гоголь-центре» — игра о смерти пола и конце света

Этот материал вышел в номере № 25 от 11 марта 2016
Читать
В «Гоголь-центре» — игра о смерти пола и конце света

«Сотри смерть с твоего лица, мой принц, и сострой новой Дании красивые глазки…» Не-ет! Это безумное существо на сцене «Гоголь-центра», под сводами бывшего ремонтного депо Курского вокзала, этот Гамлет, которого Офелия за сценой нарядила проституткой (так оно в ремарке у Мюллера), Гамлет, сам же играющий Офелию — полуголую, в белье, заляпанном кровью от груди до бедер, — никому не будет делать красиво!

Будет шипеть как змея и Пифия, проклинать, издеваться «над хохотом бесплодных животов: «Хайль Coca Cola!», каркать в партер из-за «четвертой стены», как из-за колючей проволоки: «Истина откроется вам тогда, когда она ворвется в ваши спальни с ножами мясника».

За спиной у Гамлета (Александр Горчилин) — немая видеохроника: руины Второй мировой, город N размолот бомбежкой в пыль, лондонская толпа, которую жестко сдерживает цепь полицейских, речи в Рейхе, физкультпарад в Пекине, гимнастки на Красной площади, «зима в огне» Киева-2014… Иногда на экране встает преисподний алый огонь и затопляет картинку.

Между Гамлетом и экраном корчится немой хор при герое. 19 молодых актеров «Гоголь-центра». Девушки и юноши. Обнаженные. Безо всяких фиговых листков, смазанных мейкапом.

Они теснятся за серой полицейской загородкой: это Гамлет в ярости расталкивает толпу. Они изгибаются, встают на четвереньки, надевают балаклавы и полицейские шлемы, окутываются единым плащом из пластика, лежат вповалку. Похоже не на свальный грех, а на газовую камеру.

Красивые подтянутые тела абсолютно асексуальны. По залу не проходит ни тени шока — но и ни тени чего-либо еще… То ли слишком много табу снято прежде, чем нас удивишь? То ли к мартирологу ценностей спектакль добавляет еще строку: Великий Пан умер, Бог умер, пол умер…

Пьесы «Гамлетмашина» и «Квартет» (на них построен спектакль) с их бесконечными перверсиями, раздвоениями личности, обменом ролей М и Ж — и об этом тоже.

И о том, что мир давно кончился. И взрывом, и всхлипом. А мы как-то не заметили.

Хайнера Мюллера (1929–1995), крупнейшего немецкого драматурга эпохи «после Освенцима», в России ставили мало. Хотя был в 1993-м спектакль Теодора Терзопулуса «Квартет» с Аллой Демидовой и Дмитрием Певцовым, была постановка Анатолия Васильева «Медеяматериал» (2001). Андрей Могучий в 1990-х ставил «Гамлетмашина» (спектакль начинался в гуще зрителей весьма натуральным мордобоем). Вышли два сборника переводов. В Москве на гастролях дважды был режиссерский шедевр писателя и интенданта «Берлинер ансамбль» — четко отстроенная в каждом жесте «Карьера Артуро Уи» Брехта с Мартином Вуттке.

Серебренников показал первый вариант «Гамлетмашины» в МХТ им. А.П. Чехова в 2009 году. А семь лет спустя поставил двухчасовой спектакль, где тексты прослоены музыкой Рихарда Штрауса и Генри Перселла, «Миллионом алых роз» и романсом для контртенора на стихи Агнии Барто — в медитативных, тоже словно принадлежащих миру теней, аранжировках Алексея Сысоева.

Программку открывает статья театроведа Ольги Федяниной: «Вторая мировая превратила в мусор предшествующие представления о человеке, об истории, о прогрессе, о культуре. Большая часть людей искусства посвятила следующие годы попыткам раскопать в этой груде обломки посохраннее… Хайнер Мюллер был среди тех очень немногих, кто знал: руины — это и есть новое целое…»«Гоголь-центр» эту безутешную гипотезу принимает. Как и мысль Мюллера: «Театр всегда основывается на символической смерти». Беспечальное, бессловесное, беспортошное, но и бестелесное кружение перформеров воплощает племя, выросшее в руинах.

И рухнуло что-то огромное — не меньшее, чем разбомбленный в 1914-м Реймсский собор.

В «Квартете» Мюллер обозначил место действия: «Салон времен Французской революции/Бункер после Третьей мировой войны». Персонажей «Опасных связей» Ш. де Лакло, деятельных мелких бесов образца 1782 года, виконта де Вальмона и маркизу де Мертей, в «Гоголь-центре» играют режиссер Константин Богомолов и Сати Спивакова. Играют бурно, бравурно, на грани черной комедии. И здесь в тексте Хайнера Мюллера сняты чуть не все табу (кроме, конечно, мата — мат в России и в спектакле является запрещенной организацией). Маркиза восседает в кресле из шести сплетенных перформеров (крайние, изящно скорчившись, играют подлокотники). Виконт рассекает в парчовом платье, на лабутенах, у которых вместо танкеток — бутафорские черепа. …А кстати: девочек в метро со стразовыми черепами на свитерках вы не встречали? Приглядитесь, их не так мало: стразовые черепа в тренде. Цивилизация играет в смерть?

Виконт цокает бедными Йориками: упоенный собой салонный порок в спектакле скорее смешон, чем страшен. (Меж тем до гильотины всему кругу Вальмона и Мертей осталось семь-десять лет: эта ремарка, первая строка «Квартета», фокусирует всю пьесу, она тут очень важна!)

В спектакле многое слегка смешно. И старомодный ксерокс в углу сцены как еще одно воплощение «Машины Мюллера». И перформер, который ложится в машину так, что отксеренные листы с его анатомией летят веером — а юноши-девушки хватают их, как листовки. И мрачная безутешность действа. И легкая тень «Бобка» Достоевского: кажется, что все происходит на кладбище, да и заголились тени. И мысль зрителя о том, что беспощадная и блестящая деконструкция Хайнера Мюллера была мощным потрясением, а то и философским ужастиком для зрителя Европы весьма благополучных времен, 1970–1980-х (когда обе пьесы и написаны).

Во времена же, подходящие ближе к пропасти, перестаешь наслаждаться распадом мира. Напротив: ищешь тексты, мысли, тепло, свидетельствующие, что мир всегда воскресает из руин.

Смешно и легкое сходство спектакля со всеми артефактами «прошедшей без нас» эпохи — от видео венских акционистов до доморощенных перформансов 1980-х. Смешон и зритель сам себе: видит это сходство ясно, как ксерокс в углу. Мычит. А определить по малограмотности не может.

В финале безликие люди выносят перформерам пакеты с одеждой. Одна девушка тихо плачет. Другая (Юлия Ауг) бьется в гневе, пляшет в последней попытке закрутить в этом холодном пространстве вакхический хоровод. Ее насильно втискивают в платье бесстрастные мальчики.

Одевшись (кто в смокинг, кто в худи — но все в черное), бесплотные перформеры, дети конца света, принимают точный вид современной улицы, текучей городской толпы любого мегаполиса.

…И вот тут, пожалуй, впервые зрителю становится слегка страшно.

Спектакль идет два часа, без перерыва. Вторым действием «Машины Мюллер», возможно, станет реакция на спектакль охранителей общественной морали. Но в этом отношении пока — антракт. Мхатовская пауза. Все билеты проданы. Публика до 18 лет в театр не допускается.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow