Приговор Надежде Савченко вступил в законную силу. Со вторника пошел отсчет десяти дней, в течение которых она должна быть этапирована в колонию. Если, конечно, за это время не будет принято политического решения о ее экстрадиции для отбывания наказания на родине или обмене.
Конечно, теоретически все это будет возможно и впоследствии, но тут важно понимать, что с этапа начнется совсем другая жизнь — и для самой Надежды, как человека из плоти и крови, и для Савченко-символа. В СИЗО для нее были созданы комфортные (насколько позволяет российская пенитенциарная система) условия, на этапе таких опций попросту нет. Прием на зоне, что со стороны администрации, что зэчек едва ли будет теплым, а сама зона, учитывая суровость приговора и сложившуюся практику по политическим делам, скорее всего, будет расположена на солидном удалении от центров цивилизации. Журналисты, правозащитники и даже адвокаты едва ли будут там частыми гостями. Это значит, что поддерживать общественный интерес к истории Савченко будет объективно сложно. А без общественного интереса варианты ее возвращения домой до отбытия срока представляются почти невозможными.
Так что если менять (а экстрадиция тоже будет предполагать какой-либо обмен) — то сейчас.
Россия вроде и не против выслушать предложения украинской стороны — спикер СКР Владимир Маркин, к примеру, во вторник заявил, что вариант обмена рассматривается. Киев публично тоже не отказывался от намерения выменять Савченко на любого россиянина, включая пленных Ерофеева и Александрова.
Но при этом нет ни одного верифицированного свидетельства, что этот вопрос предметно, а не на уровне теории и благих пожеланий, прорабатывался в рамках Минского процесса. Возможно, есть какие-то движения по непубличным дипломатическим каналам, но пока они дают только странные сливы вроде вероятности обмена Савченко на Бута, притом что США, где отбывает срок россиянин, не очень-то понимают, при чем здесь они.
Между тем еще в январе Минская группа собиралась в расширенном составе, одно из заседаний проходило при этом в Киеве, и его посетил президент Украины Петр Порошенко. Так что мешает собраться сейчас? Порошенко, понятно, не до того — он разрывается между затянувшимся правительственным кризисом и свежими обвинениями во владении офшорными компаниями. Но что мешает выдать соответствующий мандат официальному переговорщику Виктору Медведчуку, к которому Москва относится более чем лояльно? Тем более что возвращение Савченко на родину стало бы большой внутриполитической победой?
Ответов на эти вопросы нет, но есть факт: Минский процесс, в том числе и обмен пленными, заглох. Анонсированный в конце марта обмен по формуле «25 на 50» сорвался, новых предложений ни от одной из сторон не поступает. Трудно отделаться от ощущения, что прямо сейчас наступило «новое равновесие», которое негласно устраивает и Киев, и Москву, и самопровозглашенные республики. Ни одна из сторон не видит, а какие именно политические выгоды она получит, если обмены, что по формуле «всех на всех!», что по любому другому сценарию, — пойдут.
В том-то и дело, что пункт № 6 Минских соглашений, в отличие от многих других в этом документе, — совершенно не политический, а в чистом виде гуманитарный. Тут нельзя искать выгоду, и — более того — пугаться политических издержек. Если не рассматривать пленных и заложников как товар для обмена, то и говорить о выгодах и потерях не придется.
И да, Надежды Савченко это тоже касается. Тем более что ее возвращение на родину могло бы вернуть в Минский процесс динамику и жизнь.
Осталось девять дней.
