Выбор у человека есть всегда… — на этой простой, неотменимо жгучей идее Виктор Шамиров строит спектакль «Не все коту масленица» на сцене «Под крышей» Театра Моссовета. Аскетичный (ни сложной сценографии, ни вещного мира), он состоит, по сути, из режиссуры и игры; этого оказывается достаточно, чтобы на сцене возникло живое, азартное зрелище. Сюжет, в котором богатый старец хочет взять за себя юную бесприданницу, купить жену, красивую и послушную, ценой неправедно нажитого, типичен не только для Островского, но и для нынешних времен. Шамиров привычную канву расшивает яркими шелками нюансов, в его руках пьеса становится психологическим приключением.

Смогут ли бедная вдова с дочерью отринуть соблазн богатой жизни? Сможет ли почтительный племянник отстоять достоинство, честный заработок и перспективу женитьбы на любимой? Сможет ли пожилой господин с гнилыми глазами смириться с поражением? И как все управится в этих болотистых обстоятельствах?

Актеры отвечают стремительно и подробно: Юлия Хлынина (прелестная Агния), Станислав Бондаренко (решительный Ипполит), Елена Валюшкина (мамаша Круглова) и Евгений Стеблов (Ермил Зотыч Ахов). Этот его Ахов так откровенно отрицателен — неспешно расчетлив, самовлюблен, хитер, так пленительно негативен, что его появления на сцене становятся праздничными акцентами спектакля.

На коду персонажи выходят цугом: их Островский легкий, игровой. И к тому же есть тут некая бодрая, победительная нота — триумф оптимистического начала. Шамиров строит спектакль, как искусный огранщик потускневшего старинного «камешка»; радостное служение автору делает спектакль наливным плодом почти недостижимого императива «наставляя, развлекай»…

Запомните это имя — Уланбек Баялиев.

Молодой режиссер, поставивший «Грозу» на Новой сцене Вахтанговского театра с поистине грозовой свежестью. А отчистить эту пьесу от накипи трактовок, различить заново характеры под каменной печатью «луча света в темном царстве» трудно. Ученик Сергея Женовача смог.

В этой «Грозе» почти все молоды. Даже странница Феклуша (Евгений Косырев), обильная телом любопытная обжора в монашеском плате. Молод и новый, придуманный режиссером для героини друг — Старая собака (Анатолий Меньщиков). Сцену пересекает упавшая мачта, на Волге и кораблю затонуть не штука, и лодке, стоящей поодаль, — так в спектакль входит и река, и знак крушения. Хребет действия держится на двух парах: Катерина и Борис, Кабаниха и Дикой.

…Кабаниха выходит неспешно, словно позируя: лицо, будто на замок заперто, из глаз голодных, цепких, беспощадных рвется наружу жажда жить, властвовать. На голове у нее темный куколь. Катерина садится на стул, свекровь начинает бинтовать ей голову длинным куском полотна, устраивать такой же, как у себя, женский убор; Варвара, босоногая, с кудрявой гривой, помогает. И эта материальная метафора сразу дает образ «царства».

А Кабаниха подходит к невестке, вплотную, принюхивается, словно чует ее тоску, потребность побега. Ольга Тумайкина сыграла одну из лучших своих ролей: ее Кабаниха ядреная баба, с крутыми обводами груди и бедер, замотанная в кокон традиции, правил, уклада; прилюдно — слитая со средой, втайне нарушающая правила. Инстинктом, как подневольная — вольных, чующая не таких, как сама, из уклада рвущихся. В сцене с Диким она размотает свой куколь, откроет шею — и приляжет щекой к этой крепкой шее Дикой (Александр Горбатов), молодой, мощный мужик: Кабанова, как никто, «умеет его успокоить». Тут возрастной внятный ребрендинг темного царства. И потянет она его, опасно-нравного, и взглядом, и всей женской сутью; темное электричество потечет между ними: эти люди живут, как воры в законе, и нарушить свой порядок никому не позволят. Договор, игра по правилам, а беззаконная любовь Катерины и Бориса — им вызов. Истина отменяет подделку. Недаром Кабаниха в миг Катерининого признания будет рваться как зверь, кидаться на невестку, словно порвать захочет — за свободу, что та себе позволила, ее, Марфы, жизнь обесценив.

Катерина (Евгения Крегжде) тут, пожалуй, что и небывалая. Страстная, безоглядная, вибрирующая: не Островского пресноватая героиня — скорее Достоевского фантастическая женщина, напряженной, пристальной душевной жизни. Не роман с соседом заводит — в бездну заглядывает, в небо запрокидывается. Неистово хочет опыта чувств — и берет его.

…Легко взбежит она по упавшей мачте. Окунет искусительница Варвара (Екатерина Нестерова) ей голову в бочку, отмачивая от коросты супружества, словно пророча финал. И полетит она на одеяле, как на ковре-самолете, заскользит по сцене, и не увидит в Борисе ни трусости, ни малости, покатятся по полу яркие запретные яблоки.

И никто б ничего не узнал — только луч горит — жжет ее изнутри: такие, со встроенным чипом подлинности, лгать не могут, спасаться, приспосабливаться. И поврежденными не живут.

— Опять жить?! — молвит, оставшись одна. С грехом, без любви, без воздуха.

И — решится. Старый пес, подвывающий от тревоги, поднимет ее высоко, и она вдруг оборвется у него в руках, как неживая.

Безмолвно выдвинется из левой кулисы темная череда ее жизни — муж, сноха, свекровь — оставшиеся жить.

Все мы знаем про финал этой пьесы, но здесь наотмашь ударяет гибель красоты. Баялиев читает «Грозу» как историю безнадежной потребности любви. И как конфликт людей, принявших правила жизни, с единственной, оказавшейся не в силах. Евгения Крегжде этой ролью входит в число серьезных трагических актрис.

Нынешний Островский, драматург XXI века, целиком зачищен от своей, казалось, неотъемлемой черты: основательной, густой бытовой жизни. Театр сегодня берет в союзники не бытописателя — ловца человеков, знатока характеров и отношений. В том числе отношений с самим собой. Не так мы вроде живем, как жили его современники, а он и новым временам остается причастен. Островский LIGHT и Островский HARD открывается тому, кто верит в слова «живая классика».

P.S.Очень московское событие случилось днями в арбатских переулках: вахтанговцы открыли музей-квартиру Вахтангова. Расселили коммуналку, сделали капитальный ремонт-реконструкцию, насытили подлинниками — личными вещами, документами, портретами, фотографиями, афишами. В этом событии есть что-то наперерез потоку дня: устроить, восстановить, а не сломать, расточить. Художник театра Максим Обрезков и директор театра Кирилл Крок, сотрудники музея, ютившегося в полутора комнатах, вкус, средства, знания — потратили во славу основателя, сделав все, чтобы в десяти минутах пешего хода от театра снова был — дом Вахтангова.