В какой-то момент жизни у здорового, одаренного и дееспособного человека появляется ощущение ненужности своей, невостребованности.

Ломается и без того хрупкий мир художника, и все силы, которые в ситуации простой и надежной пошли бы на создание того, чего еще не было в мире, идут на восстановление себя и удержание тонкого и ненадежного равновесия между мучающей тебя душой и средой обитания, теряющей очертания мира, где ты уместен.

Одни споро поддерживают себя в готовности для действия на протяжении долгих лет, хотя действие в них нужды вовсе и не имеет, другие, в которых как раз заинтересовано время, бросают действовать и начинают тяготиться мыслями, что, мол, прожито лучшее, достойное осмысления, а потому стараются сохранить покой внутри себя. Будто это возможно для творческого человека.

Это почти оптический (поскольку речь идет о кинооператоре и режиссере) обман.

Слава Виноградов, выдающийся мастер документального кино, высокий артист жанра, вместо того чтобы снимать, своими руками стал строить баню. И построил. Хорошую баню. Быстро нагревается. Долго держит тепло. Не так, впрочем, долго, как фильмы, которые он снял о теряющихся в дебрях новой культуры поколениях, но погреться можно.

Беда Виноградова, моего любезного друга, в том, что осадка у него глубока, а воды, в которых мы нынче плаваем, мелки и бурливы. Нужны скорость и маневренность.

Разовое использование прочно завоевывает мир: шприцы, сигареты, песни… Люди стали чрезвычайно функциональны и засоряют природу оставшимися после употребления обертками. То, что называется сегодня культурой, стирает грань между добром и злом, между вкусом и вкусами, между тем, что не нужно, и тем, что не вредно. Кривляющийся ластик работает днем и ночью на наших экранах.

Ты, Славик, тут нам очень бы пригодился. Вспомни, в какие времена ты выходил со своим кино. Портил бороздами наши гладкие, полированные открывшимися возможностями жить «как люди» мозги…

Сейчас-то времена чем лучше? И зрелое и молодое отечественное документальное кино сопротивляется национальной идее безвременья.

Виноградов со своим вкусом и пониманием предмета был бы куда как кстати. Он перешел на «тренерскую» работу. Учит. Славно. Но роль играющего тренера была бы по нему.

Мне повезло дружить с ним и даже участвовать в его фильмах, иногда в кадре, а порой просто болельщиком.

На фоне Пушкина снимается «семейство». Дети, взрослые. Он делает фильм об Александре Сергеевиче, а я снимаю Виноградова. И вижу — по питерской площади Искусств мимо памятника идет Астафьев.

— Присоединяйтесь, Виктор Петрович.

— А что там?

— Виноградов снимает документальный фильм «Наш Пушкин».

— К Виноградову пойду.

К нему все шли, потому что отбор компании всегда точен, а сам Слава безупречен в своих творческих привязанностях, доброжелателен и талантлив. В его фильмах можно прочесть и пережить потерянную любовь. Не только к шестидесятникам, к которым принадлежит сам, но и к другим персонажам русской культуры от Станиславского и Толстого до Дягилева и Буллы.

Вы послушайте, как звучат названия его фильмов, где Виноградов не только режиссер, но и сценарист, а часто и оператор: «Я помню чудное мгновенье», «Арбатский романс», «Жил-был великий писатель», «Я возвращаю ваш портрет», «Кино, которое было (Марлен Хуциев. Прощание с шестидесятыми)», «Мои современники»… Один эпизод в последнем из названных фильмов Виноградов придумал в зале Политехнического музея, где двадцать лет до того Марлен Хуциев снял большую сцену с поэтами, которые в ту пору владели умами: Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Окуджава.

Помните картину «Застава Ильича»? Так вот, в зале была, пожалуй, та самая публика, из прошлого. Белла была и Евтушенко. А Булат пел свои стихи. Теперь, рассматривая фотографии зала, я узнаю многих: Олег Ефремов, Олег Даль, Ярослав Голованов, Михаил Жванецкий, кинооператор Александр Княжинский, Лида Графова… Во время съемки подтянулась Таганка, которая боролась с властью за возвращение Юрия Любимова. Они пришли прямо с собрания — Боровский, Губенко, Золотухин, Болотова, Веня Смехов… Окуджава остановил концерт. Все стали обсуждать ситуацию с театром. А Виноградов снимал. Он не фиксировал событие, а создавал его. Впрочем, так было с каждым его фильмом. И, я надеюсь, еще будет.

Так что ты не расслабляйся, Славик, топи, конечно, баню, а накопленные силы расходуй. Твое время не ушло, только оно еще не знает этого. Воздух разрежен, это правда, многие пользуются кислородом. Немногие его производят. Ты из этих немногих.

Мотор!