Что им, собственно, любить в своей работе: «свежий воздух» в дождь и мороз, тяжести, грязь, убогую серую жизнь?

Просто они занимаются тем, что никто не хочет делать, кроме них, да и нет у нас для них другой работы, за которую в полосе отчуждения хоть что-то платят.

С кайлом и лопатой, в ватных штанах и телогрейках, украшенных оживляющими пейзаж оранжевыми жилетами, они возятся со смерзшимся балластом и неподъемными черными шпалами, отходя в сторону, чтобы пропустить фирменные поезда, летящие в предполагаемое будущее по проложенным ими рельсам.

Дети путейских женщин относятся к нам, стоящим у окон купированных вагонов, с мирным любопытством. Эти окна для них как телеэкраны (грязноватые часто), за которыми проистекает недоступная, а значит, не раздражающая их жизнь. И они приветливо машут нам руками (все еще машут…), хотя редко кто сообразит помахать им в ответ.

Ответное приветствие – это кое-какая ответственность и зерно надежды. Оно может дать всходы, которые потревожат утоптанную для своего душевного спокойствия почву. И мы не видим, не слышим, не чувствуем, опасаясь участия в проживании их унылых дней…

Мы не отождествляем себя с ними (до той поры, пока нам не придется сойти при случае на разъезде для длительного там пребывания), как они не отождествляют свою жизнь с нашей до того случая, когда, попав в поезд, они встанут у окна комфортабельного вагона, чтобы, немедленно забыв о недавнем прошлом, вяло смотреть на чужих детей, приветливо машущих им руками…

Между тем мы в одном поезде. И дети эти – наши, и женщины, что таскают рельсы, кладут асфальт, месят бетон, а потом с ведром завезенной в магазин по случаю мойвы идут в жилье, которое за всю их жизнь не вырастет в понятие «дом», тоже наши.

Совестливые пассажиры, глядя на них, размышляют о том, что им нужны другая работа и другая жизнь. Но другой жизни нет, и хотя мы отчужденно едем в тепле, а они, опершись на кайло и лопату, стоят на промерзшей обочине, разница между нами невелика.

Разве это они смотрят с фотографии на нас в предрассветной кузнецкой электричке?

Это мы смотрим на себя.