СюжетыПолитика

Новые политэмигранты: генерация Болотной

Как складывается жизнь тех, кто переехал из России в Прибалтику по политическим мотивам

Этот материал вышел в номере № 54 от 23 мая 2016
Читать
Как складывается жизнь тех, кто переехал из России в Прибалтику по политическим мотивам

После 2012-го растет число россиян, уехавших за границу по причинам, так или иначе связанным с политикой. Если раньше это были единицы, то после «болотного дела», показавшего, что прийти могут за каждым, многие решили не испытывать судьбу. Те, кто может себе позволить, едут в Германию или Францию. Но основная часть политэмигрантов осела в Прибалтике: и жизнь дешевле, и Родина ближе.

Хотя говорить о «русском Вильнюсе» или «русском Таллине» по аналогии с русскими Парижем и Берлином начала XX столетия, пока рано (даже если хочется самим политэмигрантам), постепенно именно в прибалтийских столицах формируется пока небольшая, но уже заметная русская диаспора.

В годовщину событий 6 мая на Болотной площади мы поговорили с несколькими новыми политическими эмигрантами.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

Даниил Константинов,
один из лидеров националистического движения. Весной 2012 года был обвинен в убийстве, позднее суд вынес приговор по статье «Хулиганство», был признан политическим заключенным. Амнистирован в октябре 2014 года

Переехал в Литву в январе 2015 года.

Получил политическое убежище.

Почему решил уехать: Я решил на время уйти с линии огня, перевести дух, дать отдохнуть и себе, и своим близким, потому что мы очень вымотались за время судебных процессов — за тот период, когда меня преследовали. Даже воюющие армии иногда отступают, заключают перемирие — это был отход на заранее подготовленные позиции. Это не постоянная эмиграция, а временное тактическое решение.

Почему именно Литва: Я выбрал Литву, потому что была возможность сюда переехать, получить политическое убежище и поддержку некоторых друзей. Кроме того, Литва находится близко к России, это удобно для родственников, да и мне будет проще поехать в Москву, если будет такая возможность. Во многом это русскоговорящая страна, что облегчает проживание.

Про жизнь в Литве и стереотипы: В Литве очень хорошо, спокойная страна, я не заметил никакой русофобии. Когда я ехал в Литву, то был в напряжении, поскольку государственные штампы все-таки работают и ты ожидаешь столкнуться с ненавистью, с неприятием, с нежеланием общаться по-русски — но ничего этого не заметно.

Есть, конечно, государственная политика и государственная позиция литовского руководства по отношению к российскому государству. Эта позиция, безусловно, враждебная — и эта враждебность взаимна. На бытовом уровне этого нет, за очень редкими исключениями.

Про литовский язык: Я его учу, потому что это необходимо — знать язык страны, в которой находишься, чтобы нормально ориентироваться, общаться с людьми, читать прессу, смотреть местное телевидение.

Про работу: У меня есть возможность работать удаленно, я занимаюсь юридической практикой нескольких видов, поэтому у меня есть постоянный источник дохода. Мне поступают заказы из России: я помогаю людям, пишу им жалобы, осуществляю юридическое сопровождение и занимаюсь анализом судебной практики, работая на одну довольно крупную юридическую компанию.

Про политическую активность за рубежом: Политической активности здесь мало, хотя в Вильнюсе широкий спектр политических эмигрантов из России, но постоянной координации между ними нет, постоянная деятельность не осуществляется. Большинство людей относятся к разным политическим организациям, лагерям и ведут свои проекты. Единственным хорошим исключением был «Форум свободной России», на который нам удалось привлечь большую часть эмигрантского сообщество не только из Литвы, но и всей Европы.

Про возможность влиять на происходящее в России, находясь за ее пределами: А на что ты можешь влиять, находясь в России? Находясь под постоянным прессингом, под угрозой уголовного преследования по самым нелепым статьям, когда тебя могут привлечь за картинку в интернете, за перепост, осудить за многократное нарушение правил проведения пикетов, когда на тебя могут сфальсифицировать дело, когда твои телефоны прослушиваются, почта читается, за тобой ведется наружное наблюдение. Ты скован.

Здесь вопрос не в том, где ты находишься. Вопрос в том, как гражданин, общество, народ вообще могут влиять на власть в условиях такой замаскированной диктатуры. Возможностей мало — в первую очередь в силу низкой самоорганизации граждан. Доверие низкое, горизонтальные связи налажены плохо — и конечно, нужно учитывать противодействие спецслужб.

Про возможность вернуться в Россию (Примечание: политическому беженцу выдают проездной документ, по которому он может поехать в любую страну мира, кроме той, от которой попросил убежище, в данном случае — кроме России. Если человек решает поехать в Россию, его статус беженца автоматически аннулируется): На самом деле, такая возможность есть и сейчас. Мое отличие от многих эмигрантов в том, что я уехал не до суда, а после, пройдя через все эти испытания, добившись хотя бы частичной справедливости и снятия с себя обвинений. Я могу в любой момент сесть на самолет и через час оказаться в Москве. Но я знаю, что существует серьезный риск: нас предупреждали об опасности продолжения преследования, либо фальсификации нового уголовного дела, либо физического насилия. Поэтому, пока я себе в России большого применения не вижу, возвращаться не буду. Риск должен быть оправдан.

В России должна снова начаться политическая жизнь. Должны проснуться массы. Граждане должны осознать, что от них зависит будущее, и принять участие в этом будущем. Тогда будет понятно, что риски, на которые я иду, оправданны. Что-то наподобие 2011 года: создание новых политических структур и массовые акции протеста.

Фото: facebook.com/vsevolod.chernozub
Фото: facebook.com/vsevolod.chernozub

Всеволод Чернозуб, экс-сопредеседатель московского отделения «Солидарности». Опасался обвинения по «болотному делу»

Переехал в Литву в сентябре 2013 года.

Получил политическое убежище.

Почему решил уехать: Я опасался быть в числе людей, которых арестовали по «болотному делу». С того дня было очень много видео, фотографий, и, когда Болотная прошла, все радостно распространяли это в интернете. Я помню репортаж Газеты.ру, где я стою на Болотной с Пашей Елизаровым, который уехал еще до меня. В какой-то момент я не считал это реальной угрозой: сначала стали брать случайных людей с митинга, которые не были самыми активными участниками оппозиционного движения. Я был сопредседателем московской «Солидарности», входил в разные оргкомитеты: мы думали, что для правоохранительных органов мой арест связан со слишком большими издержками — шумиха в прессе, среди правозащитников и адвокатов.

Потом арестовали Илью Гущина, который был со мной в ОВД, и я в первый раз всерьез подумал, что стоит уехать хотя бы на время. Я уехал в Украину в начале 2013 года и даже не говорил никому, что уехал, думая, что смогу вернуться. В середине 2013 года прошла информация, что летом дело закончится: определят круг обвиняемых, обозначат сроки давности. Но потом арестовали Удальцова, Гаскарова — стало понятно, что «болотное дело» решили использовать для удержания всех на крючке. Летом срок давности продлили до 10 лет — прошло 4 года, а людей продолжают сажать.

Почему именно Литва: У нас здесь были знакомые, которые уже переехали по околополитическим обстоятельствам. Потом у Литвы с Россией старые отношения и связи: Сергей Ковалев, который был одним из самых активных советских диссидентов, здесь жил, здесь активно распространялась «Хроника текущих событий», был развит самиздат, действовала одна из самых известных Хельсинкских групп. К тому же у меня была беременная жена, мы искали русскоязычную среду, русскоязычных врачей.

Про жизнь в Литве и стереотипы:Не хочу расстраивать соотечественников с их стереотипами, но даже ближайшие соседи все меньше думают о России. Она не производит ничего интересного, кроме страшных новостей. А Литва живет своей жизнью.

Про литовский язык: Если у тебя семья, ребенок, куча работы — на серьезную интеграцию остается мало времени. В Литве еще и нет жестких стимулов, потому что с подавляющим большинством можно общаться на русском или английском. Как минимум, в быту. Тем не менее мы с женой ходили на курсы литовского языка, а сын пошел в литовский садик.

Про работу: Когда переезжаешь, сперва решаешь по большей части свои насущные проблемы: ты теряешь работу, привычный круг общения, образ жизни. Любой эмигрант выстраивает свою жизнь заживо на базовом уровне — как перевести дух и не сойти с ума. Я работаю журналистом-фрилансером, пишу колонки, занимаюсь редакторской работой.

Про политическую активность за рубежом: Я думаю, мы до сих пор ищем какие-то формы, это пока в зачаточном состоянии, хотя есть уже большой прогресс. Мы делали фотовыставки, ездили в русскоязычные районы и города, общались с новыми людьми, проводили акции в поддержку политзаключенных, подтягивали свои контакты, приглашали своих знакомых на конференции в Европе, сами что-то проводили, сейчас запускаем проекты встреч.

Мы вместе с Мишей Магловым сделали объединение Rusijosdialogas, чтобы как-то называть все наши хаотические и запланированные акции, чтобы они шли под единым брендом. Под этим брендом мы делали митинги, акцию памяти Бориса Немцова, выставки, кинопоказы, дискуссии. Из дискуссионных проектов — Russia Tomorrow, он распространяется на все города, где есть большая русскоязычная диаспора, чтобы люди могли пообщаться, познакомиться.

Форматы ищутся, диаспора разрастается. Самое большое мероприятие, которое мы делали, — «Форум свободной России». В России давно не было мероприятий, которые собрали бы такое количество активистов, политиков, экспертов, которые живут в России и за рубежом. Мне кажется, это очень интересная идея.

Про возможность влиять на происходящее в России, находясь за ее пределами: Когда ты в отрыве от страны, тебе тяжело участвовать в ее жизни, несмотря на открытость границ, интернет и так далее. С другой стороны, в чем-то участвовать можно. Это антикоррупционные расследования, это помощь тем, кто на местах. Нужно просто грамотно выбирать деятельность, которая может быть наиболее эффективной. Например, работу по разоблачению коррупции часто эффективнее вести из-за рубежа, потому что к человеку в 5 утра не придут следователи в масках и не изымут компьютеры, не арестуют, не отравят свидетелей. Работа за рубежом более безопасна, а это важно.

Про возможность вернуться в Россию: Должны произойти какие-то очевидные изменения. Какой-то очевидный знак. Это всегда понятно. Горбачев отпустил политзаключенных, например, — в каждой стране это по-разному. Где-то объявляют свободные выборы, где-то приходится долго ждать смены власти.

Фото: РИА Новости
Фото: РИА Новости

Евгения Чирикова, эколог, руководитель движения «В защиту Химкинского леса»

Переехала в Эстонию в апреле 2015 года.

Получила вид на жительство.

Почему уехала: События, которые происходили на Украине и в России, заставили нас с мужем принимать решение быстро. Нам не нравилась чудовищная пропаганда, которая лилась отовсюду — не только с экранов, но и захватила улицу: все эти палатки, где просили денег на войну, футболки «Не смешите мои «Искандеры». Мне не нравились метаморфозы, которые происходили с людьми рядом: радость по поводу украденного Крыма, ненависть, которая вдруг начала просыпаться по отношению к Украине.

И потом, я увидела, что круг людей, с которыми я стояла на сцене в 2011—2012 годах, страшно нервирует Кремль, и с каждым из нас делают что-то: Сережу Удальцова посадили, Борю Немцова убили, издеваются на братом Навального — он сидит в пыточных условиях, и я очень сочувствую Леше. Мы помним отвратительное видео, снятое против Рыжкова, — и так далее. Многие вынуждены были уехать.

Я чувствовала, что я не могу развернуться в полную силу, потому что все время жду звонка. Я очень не люблю бояться, а тут ты начинаешь ждать: когда придут за мной?

Почему именно Эстония: Мне была очень важна близость с Россией. Во-вторых, мне было важно, чтобы были понимающие друзья, — я имею в виду прежде всего Артемия Троицкого и его семью. Я рассматривала три страны: Грузию, Украину и Эстонию. Еще, конечно, меня поразил Таллин в самое сердце своей красотой: я была здесь в ноябре, когда в нашем климате сложно быть красивым. Я гуляла по старому городу — это сказочное ощущение для ребенка, выросшего в хрущевке.

Про жизнь в Эстонии и стереотипы:Честно говоря, я физически в Эстонии, а душой в России, но здесь у меня только приятные события. То поедешь на велосипеде — увидишь оленя, пройдешь от дома 20 минут — а там уже море. Эстония мне страшно нравится — я бы хотела, чтобы так выглядела Россия. Я не знаю народа более мягкого, душевного и доброжелательного, чем эстонцы. У нас была масса ситуаций, когда нам протягивали руку помощи. Начиная с бытовых мелочей: мы только приехали, еще не разобрались, как в супермаркете расплатиться. И вот мы втроем — я и дети, — за нами огромная очередь, мы с кучей продуктов, которые, оказывается, надо взвешивать в зале, а не на кассе. И вот кассир берет кучу этих продуктов — вся очередь стоит, улыбается, понимает, что мы в первый раз, и никакого раздражения. Кассир сама все взвесила и нам отдала. И таких моментов было много.

Про эстонский язык: Я считаю совершенно нормальным учить язык страны, в которой живешь, — это и мозг развивает, и вообще, ты лучше понимаешь людей.

Про работу: Мы делаем портал Activatica.org. Во время работы Химкинского лагеря настал момент, когда нас выключили из информационного пространства — борьба продолжалась, а у нас не было своих интернет-ресурсов. Мы поняли, насколько это болезненно, когда нет огласки, информация может тебе жизнь спасти. Сейчас наша задача — помочь другим, потому что мы знаем, как это. Я общаюсь с разными инициативными группами, я их консультирую, это намного эффективнее, чем если бы я приезжала и делилась своим антипиаром. Мы изучаем и наш опыт, и опыт всех grassroots-движений по всей планете.

Мне важно, чтобы тема активизма и защиты экологических прав звучала как можно шире.

Про возможность влиять на происходящее в России, находясь за ее пределами: Большое видится на расстоянии. Когда я уехала, то увидела, какое это мощное движение. Я сейчас все надежды на демократизацию России связываю не с политическими партиями, не с изменением режима, а с активнейшим движением инициативных групп.

Мир изменился. Теперь ты можешь повлиять на ситуацию, не находясь непосредственно в месте конфликта. Наш проект по защите Химкинского леса стал успешен во многом благодаря эмигрантам — живущему во Франции Алексею Прокопьеву, который очень сильно способствовал тому, что есть расследование коррупционных схем при строительстве трассы Москва—Санкт-Петербург во французской прокуратуре: по выводу российских денег через французскую компанию Vinci.

Без поддержки на местах ничего не будет, но, когда это усиливается международной поддержкой, это большой плюс.

Это миф, что если ты уехал, то ничего не можешь делать. Важны желание и система.

Про возможность вернуться в Россию: У меня вид на жительство, я в любой момент могу приехать в Россию, и не хочу эту дверь закрывать. Пока я в России не была с тех пор, как уехала, но у меня и не было необходимости.

Эмиграция — это не смерть, это очень здорово — жить в разных странах. Прежде всего должна уйти эта отвратительная манера сажать и преследовать всех инакомыслящих. Я считаю, что вернуться могу в любой момент. Другое дело, что сейчас я чувствую здесь себя более эффективной. Если я почувствую, что мне надо вернуться в Россию, — я это сделаю.

Фото: facebook.com/bardnird
Фото: facebook.com/bardnird

Юлия Башинова, работала журналистом портала «Грани.ру»

Переехала в Литву в ноябре в 2014 года.

Получила вид на жительство.

Почему решила уехать: Решение зрело долго, факторов было много: очередные ужасы, происходящие в России, складывались в копилку. Изначально мы не думали, что «пора валить», но потом и нас все происходящее стало угнетать. Серьезным моментам были гомофобные поправки в Административный кодекс, когда стало понятно: можно протестовать, но поправки пройдут три чтения. И общество восприняло это как узаконенную ненависть. Потом — «болотное дело», которое развивалось на наших глазах. А последней каплей стала Украина: когда аннексировали Крым, мы решили, что дальше уже некуда. Мы подали документы на регистрацию акционерного общества, в сентябре — на вид на жительство, а в ноябре переехали окончательно.

Мы видели стратегическую опасность в жизни в России, у нас появились дети, они пойдут в школу, а в школе какое-то засилье пропаганды — нам этого не хотелось. Будь мы с мужем вдвоем, наверное, еще какое-то время оставались бы.

Почему именно Литва: Вильнюс нам всегда нравился, мы здесь часто бывали. Когда мы поняли, что это будет бизнес-миграция, то искали город, где русский язык будет достаточно распространен.

Про жизнь в Литве и стереотипы:Было такое ощущение, как в детстве, когда думаешь: вот стану взрослым, и будет все можно. Так было и с Литвой. Мы понимали, что в России есть проблемы политические, экономические, бюрократические, — а в Европе-то все по-другому. Но европейская бюрократия тоже нервы треплет. Правда, в основном департамент миграции — а с нашим детским садом все было гораздо проще. Что приятно: никто не просил никаких взяток.

Еще одна вещь, которая разочаровала, — я не ожидала, что здесь так много махровых сексистов, которые считают, что женщина должна сидеть дома и ее мнение ничего не значит. И многие женщины сами к себе так относятся, хоть тут и президент — женщина.

В целом жизнь складывается тяжелее — у нас есть сотрудники, обязательства перед налоговой, но мы как-то зарабатываем, это бизнес, это везде сложно. Не думаю, что в России вести частный сад проще.

Поэтому я все равно рада, что переехала.

Про литовский язык: Мы учим, я понимаю, но говорить боюсь: есть такая неуверенность.

Про работу: Когда мы готовились к отъезду, мы понимали, что нам нужна не фиктивная фирма для получения вида на жительства, а реальный бизнес, чтобы зарабатывать. Мы начали думать, что умеем делать, — мы работали журналистами и в правозащитных организациях. Но в Литве мы не знали всех этих организаций и русскоязычных СМИ.

В 2012 году у нас появились приемные дети — мальчики, а в 2014 году родилась девочка. Мальчиками мы очень много занимались, у них была задержка в развитии из-за того, что они росли не дома. В Москве мы обошли всех специалистов и поняли: мы настолько глубоко въехали в эту тему, что готовы заниматься детьми. Правда, мы планировали только администрировать, а мой муж в результате стал самым настоящим воспитателем.

Мы поняли, что хотим делать детский сад, который принимал бы самых разных детей, который помогал бы им развиваться и готовиться к школе. Приехав, мы стали узнавать, есть ли здесь интеграционные сады, которые принимают детей с особенностями и интегрируют их в коллектив детей без особенностей, и выяснилось, что здесь это не очень развито. Есть коррекционные — только для детей с особенностями, а есть обычные, откуда нашего старшего сына вышли, потому что он гиперактивный.

Это ситуация ненормальная. Как особым детям, так и детям без особенностей нужен опыт взаимодействия между собой: это позволяет ребенку видеть, что все бывает по-разному. С этой идеей мы открыли наш русскоязычный сад, но в новом году открываем и литовскую группу.

Про возможность вернуться в Россию: Я могу спокойно ездить — с тех пор, как переехали, была один раз. Когда мы уезжали, я говорила себе: в любой момент мы можем вернуться. Это позволило мне принять это решение. Пока Путин у власти — точно, не вернемся. Когда он уйдет — будем очень серьезно думать о возвращении. Но многое зависит от того, как будет выстроена жизнь здесь. Через год у нас старший ребенок пойдет в школу, еще через год — средний. Будет ли возвращение стоить того, чтобы дергать детей из устоявшейся жизни? Как будет развиваться бизнес? Будем думать.

Вильнюс

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow